Иногда мне кажется, что я тебя понимаю. И в такие моменты мне становится как-то особенно тошно. Ни одного просвета на горизонте и свинцовое небо над головой, которое падает на голову и прижимает к земле.


Твои глаза покрылись какой-то серой тенью, потускнели и смотришь ты куда-то не в глубь и не на поверхность. Куда бы ты не смотрел, видишь лишь пустоту, пожелтевшие от времени обои, облупившуюся штукатурку, пепел, раздуваемый ветром по столику, полупустую пачку сигарет и до боли знакомые, но такие чужие черты лица напротив. Когда я смотрю на тебя, смотрю на то, каким ты стал и в кого превратился, мне становится пронзительно тоскливо, а еще мной овладевает самое отвратительное из всех чувств, что можно испытывать к человеку, который был когда-то очень дорог, - жалость.

Я ненавижу это ощущение, стараюсь отогнать от себя всеми правдами и неправдами, но мне тебя действительно жаль. Твой обреченный взгляд и стершиеся черты лица с блеклыми отголосками эмоций в голосе - мне всего этого жаль. Мне хочется вставать, переворачивать столы, кричать на тебя, звать того, другого, из глубин твоей памяти\сознания откуда-нибудь, в конце концов. Того, с неугасающими огоньками жизни в глазах, с тоннами идей, желаний, того, с мечтой, с целью, с возможностью улыбаться. Но это уже бессмысленно, и передо мной абсолютно чужой человек. Я слушаю его одинаковые как с конвейера истории про то, как все плохо, молча куришь, а я смотрю в окно.

Там белое солнце сквозь серое небо, и ветер кружит безвольный целлофановый пакет в воздухе, швыряя его из стороны в сторону, то подбрасывая, то отпуская. Отчего-то он напоминает мне тебя. Я еще раз внимательно посмотрю в это чужое лицо. Прерву тебя на полуслове, видимо, сказав, что мне пора. Коротко попрощаюсь и выйду на улицу. Будет грустно и останется лишь надеяться, что таких как ты все же спасёт. Кто-то другой.