Они были совсем детьми. Девятый класс. Четырнадцатилетние птенцы, у которых гормоны били в головы. Они…
Они жили на разных концах города и катались друг к другу в гости на автобусах и такси.
У Насти и её друга была забава кататься в переполненном троллейбусе или метро. Они не были влюблены, они просто дурачились. И, к тому же, им было по четырнадцать, помните это.
Особый кайф им доставляло, прижавшись в толкучке друг к другу, практически на глазах у переполненного вагона, залезать рукой друг другу в штаны и дрочить. В складках одежды не каждый заметит, чем занимаются подростки. А те, кто замечал, отворачивались смущенно. Старые бабульки иногда пытались протиснуться между ними, не видя, а скорее не понимая шалостей Насти и её друга.
Правда, однажды одна дамочка лет сорока, ревностная поборница общественной морали, а скорее всего недолюбленная фригидная мужененавистница, подняла такой крик! Их отвели в комнату милиции на ближайшей станции метро. Там измученные дежурством менты усадили подростков на старые сломанные стулья и уныло принялись записывать показания.
Красные от смущения и испуганные вызовом родителей дети припечатались к ветхим стульям советской фабрики «Клён».
Дамочка с волосатыми ногами в неопрятной одежде, забывшая накрасить одну ресницу очень громко и визгливо описывала случившееся. Дежурный записывал всё в журнал, изредка поглядывая на детей, ехидно улыбаясь.
«Вы свободны» - наконец заключил он дамочке. И только после явных заверений, что нарушители порядка будут наказаны и сданы в руки родителям тётя с ненакрашенной ресницей удалилась.
Потом, оставшись наедине с Настей и её другом, дежурный подпёр лицо руками и вздохнул. Потом вызвал своего коллегу, дал ему прочитать показания. Тот посмеялся. Дети только сильнее смотрели в пол. Как же им тогда хотелось провалиться под землю, стать невидимыми, исчезнуть просто!
«Ну, что делать с вами будем?» - начал беседу дежурный.
Вот тут вступил в диалог друг Насти. Он, ясное дело, хотел откупиться. Он предлагал им какие-то деньги – менты лишь качали головами и ржали, перечитывая показания.
«Придется звонить родителям» - угрожали менты.
Настя расплакалась. Менты всё же сжалились и отпустили их в обмен на принесенный ужин. Два сэндвича с ветчиной и две кока-колы в обмен на свободу – вполне достойно товарищей милиционеров.
«И больше не попадайтесь!» - посоветовали на прощание блюстители порядка.
И они не попадались. Всё потому, что больше подобных фокусов в метро они не вытворяли.
Но жить без адреналина они не могли, и нашли себе новую забаву. Теперь они нашли самый дешевый вид транспорта – такси. Потому что платить надо в конечной точке пути, а там может и обнаружиться, что у тебя нет денег.
Сначала Настя разыгрывала целые комедии «у меня украли кошелек». Она настолько сильно входила в свою роль, что таксисты прощали ей оплату и иногда даже давали денег.
Со временем ей надоело играть несчастную девочку, и она честно признавалась, что денег у нее нет. Таксисты реагировали по-разному. Одни спокойно обдумывали, что делать, другие просто выкидывали ее на улицу, третьи были в бешенстве. Вот тут всегда на выручку приходил друг. Он подходил к автомобилю со стороны водителя, стучался в окно, а когда таксист его открывал, наставлял дуло пистолета на лоб водителя.
Настю это спасало долгое время. Никто даже не догадывался, что пистолет игрушечный.
Только однажды Настя остановила такси, села на переднее сиденье и поехала на улицу Ломоносова. Но вместо назначенного маршрута, таксист отвез её в какую-то дыру. Она кричала, била кулаками водителя, пыталась открыть дверь – но всё без толку. А когда машина остановилась, к ней подбежала толпа мужиков в спортивных штанах и белых кроссовках abibas.
Они пустили её по кругу – хватали за волосы, пинали, били в челюсть, а потом спустили штаны и…

Она очень долго лечилась. Однажды она ушла в себя, перестала есть и разговаривать. Тогда родители определили её в клинику неврозов. Целый год Настя провела в клинике, пока однажды не пришел её друг и не сказал «Я всем за тебя отомстил».
Тогда в первый раз за год Настя улыбнулась…

Я встаю в пять утра на пробежку. Пока Стас еще спит. Всё вокруг в розовом свете – кирпичные дома, дорога, озеро, деревья, лодки на берегу, дачные домики на противоположном берегу. Мы сняли целый коттедж на берегу на целый месяц. Прямо с шоссе начинался выстроенный из красного кирпича посёлок домиков, домов и домищ. Домища выходили балконами и верандами на озеро, поэтому мы и сняли такой. Денег Стасу было не жалко.
Этот придурок считает себя богом. Он пытается кормить меня высококалорийной пищей, которую я вываливаю изо рта в карманы, а потом выбрасываю на хер. Витамины, которые были подменены на таблетки для похудения, начинают действовать – голова кружится, под глазами появились синяки, а из туалета я почти не вылажу. Штаны болтаются на бёдрах, кости выпирают, щёки опали. Кости начинают болеть, я с трудом просыпаюсь и с трудом выхожу на пробежку. Первые дни чувствовала голод, а теперь только лёгкость, головокружения и слабость. Вчера утром случилась еще одна неприятность: Стас положил мне сахар в кофе. Обычно я не люблю с сахаром, но в отличие от чая, терпеть эту бурду можно. Но вчера после полчашки кофе меня начало тошнить. Я успела добежать до ванны, но ничего так и не вышло – ни кофе, ни даже желчи, которая всегда выходит, если желудок пуст. Спазм был так силен, что сдавило грудь и рёбра треснули. От боли потемнело в глазах. Я сдержалась – крика не было.
Этот мальчик, возомнивший себя богом не должен знать. Я не должна подкидывать ему поводы для жалости.

После утренней пробежки – опять в постель. Подъём здесь в восемь – так Стас решил. Деревянная веранда окаймляет второй этаж. На нее можно выйти из каждой комнаты на этом этаже. После душа я опять переодеваюсь в импровизированную пижаму – футболку Стаса с надписью Рита.
Только теперь я замечаю доносящиеся откуда-то поблизости стоны. Выбегаю на веранду и ломлюсь в дверь, откуда они доносятся. Стас в поту метается по кровати и воет во сне. Он такой беззащитный, что хочется прижать его к своей груди, хочется намочить полотенце и обтереть его тело, - я уже заметила, что спит он совсем без одежды. Я тяну к нему руки, чтобы помочь, - руки дрожат. Я хочу сделать хоть что-то, но боюсь, что он заметит.
Тогда я ухожу. В своей комнате я молюсь, чтобы с ним всё было в порядке. Я даже в БОГА НАЧИНАЮ ВЕРИТЬ! А потом засыпаю.
Как я могла молиться за человека, которого не очень-то и знала? За человека, убившего моего гламурного кошелька?


В восемь Стас приходит меня будить, как ни в чем не бывало. Может, мне всё приснилось? Он стоит в желтой майке и джинсах – понятно, значит уже умылся, - а из кухни доносится божественный запах телячьей отбивной.
Я делаю вид, что ем, но незаметно складываю пожеванные кусочки изо рта в карман.
Сразу после «плотного» завтрака мы выбегаем кататься на скейтах.
Кроме обещанной большой дороги тут заасфальтировали еще и переулки между домиками и коттеджами с раскинувшимися повсюду березами, осинами, рябинами и даже кое-где соснами. От шоссе этот поселок-в-аренду отделяла стена двухэтажных апартаментов с небольшим аппендиксом-магазином. Там, конечно, было всё для отдыхающих – незатейливые продукты, канцтовары, галлоны чистой воды, купальные костюмы, очки, ласты, полотенца – оно и понятно, внизу у озера организовано подобие пляжа и прокат катамаранов.
Мы катаемся по улочкам между домов, я незаметно выбрасываю содержимое кармана огромному псу кавказской овчарки. Он посажен на цепь возле крыльца дальнего коттеджа. Он постоянно лает на нас, проезжающих мимо, и производит впечатление, что цепь ему совершенно не преграда. Однако, когда я вываливаю ему куски телятины, он радостно виляет хвостом и глотает мою подачку – безотходное производство.
Вот мы проезжаем мимо нашего коттеджа и видим группу людей со спортивными сумками.
«Это к нам» - подтверждает Стас.