Я встаю в пять утра на пробежку. Пока Стас еще спит. Всё вокруг в розовом свете – кирпичные дома, дорога, озеро, деревья, лодки на пирсе, дачные домики на противоположном берегу. Мы сняли целый коттедж прямо у озера на целый месяц. Прямо с шоссе начинался выстроенный из красного кирпича посёлок домиков, домов и домищ. Домища выходили балконами и верандами на озеро, поэтому мы и сняли такой. Денег Стасу было не жалко.
Этот придурок считает себя богом.
Он пытается кормить меня высококалорийной пищей, которую я вываливаю изо рта в карманы, а потом выбрасываю на хер. Витамины, которые были подменены на таблетки для похудения, начинают действовать – голова кружится, под глазами появились синяки, а из туалета я почти не вылажу. Штаны болтаются на бёдрах, кости выпирают, щёки опали. Кости начинают ныть, я с трудом просыпаюсь и с трудом выхожу на пробежку. Первые дни чувствовала голод, а теперь только лёгкость, головокружения и слабость. Вчера утром случилась еще одна неприятность: Стас положил мне сахар в кофе. Обычно я не люблю с сахаром, но в отличие от чая, терпеть эту бурду можно. Но вчера после полчашки этого напитка меня начало тошнить. Я успела добежать до ванны, но ничего так и не вышло – ни кофе, ни даже желчи, которая всегда выходит, если желудок пуст. Спазм был так силен, что сдавило грудь и рёбра треснули. От боли потемнело в глазах. Я сдержалась – крика не было.
Этот мальчик, возомнивший себя богом не должен знать. Я не должна подкидывать ему поводы для жалости.

После утренней пробежки – опять в постель. Подъём здесь в восемь – так Стас решил. Деревянная веранда окаймляет второй этаж. На нее можно выйти из каждой комнаты на этом этаже. После душа я опять переодеваюсь в импровизированную пижаму – футболку Стаса с надписью Рита.
Только теперь я замечаю доносящиеся откуда-то поблизости стоны. Выбегаю на веранду и ломлюсь в дверь, откуда они доносятся. Стас в поту метается по кровати и издает эти звуки. Он такой беззащитный, что хочется прижать его к своей груди, хочется намочить полотенце и обтереть его тело, - я уже заметила, что спит он совсем без одежды. Я тяну к нему руки, чтобы помочь, - руки дрожат. Я хочу сделать хоть что-то, но боюсь, что он заметит.
Тогда я ухожу. В своей комнате я молюсь, чтобы с ним всё было в порядке. Я даже в БОГА ПОВЕРИЛА! А потом засыпаю.
Как я могла молиться за человека, которого не очень-то и знала? За человека, убившего моего гламурного кошелька?


В восемь Стас приходит меня будить, как ни в чем не бывало. Может, мне всё приснилось? Он стоит в желтой майке и джинсах – понятно, значит уже умылся, - а из кухни доносится божественный запах телячьей отбивной.
Я делаю вид, что ем, но незаметно складываю пожеванные кусочки изо рта в карман.
Сразу после «плотного» завтрака мы выбегаем кататься на скейтах.
Кроме обещанной большой дороги тут заасфальтировали еще и переулки между домиками и коттеджами с раскинувшимися повсюду березами, осинами, рябинами и даже кое-где соснами. От шоссе этот поселок-в-аренду отделяла стена двухэтажных апартаментов с небольшим аппендиксом-магазином. Там, конечно, было всё для отдыхающих – незатейливые продукты, канцтовары, галлоны чистой воды, купальные костюмы, очки, ласты, полотенца – оно и понятно, внизу у озера организовано подобие пляжа и прокат катамаранов.
Мы катаемся по улочкам между домов, я незаметно выбрасываю содержимое кармана огромному псу кавказской овчарки. Он посажен на цепь возле крыльца дальнего коттеджа. Он постоянно лает на нас, проезжающих мимо, и производит впечатление, что цепь ему совершенно не преграда. Однако, когда я вываливаю ему куски телятины, он радостно виляет хвостом и глотает мою подачку – безотходное производство.
Вот мы проезжаем мимо нашего коттеджа и видим группу людей со спортивными сумками.
«Это к нам» - подтверждает Стас.


Проклятая
Это как история со свечкой у зеркала. Не знаете? Тогда расскажу.
Если свечку поставить у зеркала, то в зеркале обязательно появится отражение этой свечки. Но если вдруг в зеркале появится отражение свечки, то и сама свеча просто обязана материализоваться.
Оля не знала, что это может быть правдой. Она понятия не имела, что синергетические процессы, происходящие в хаосе, могут создавать практически любые конструкции. Она не знала, что есть целая наука, подтверждающая такую фантастику. Правда эта наука никогда не подтверждала наличия черной или белой магии. Оля сама не верила в подобные глупости.
Но проблема в том, что слишком многие верят в заговоры, приметы и проклятия. А если сильно верить, то это станет правдой.
Она не верила, что Данил умер из-за нее. Он умер, потому что шарик от бильярда попал ему прямо в темечко. Перелом кости, кровоизлияние в мозг. Он умер почти сразу.
Оля не знала, что сердечный приступ у Стёпы, который раньше не страдал сердечными заболеваниями, случился потому, что влюбился в Олю без памяти.
Она только смутно стала что-то подозревать, когда на похоронах её парня Руслана старая бабка, увидев Олю, три раза перекрестилась и начала истошно орать «проклятая!».

Слух пронесся по школе мгновенно. Её стали обходить стороной. Девчонки о чем-то перешептывались, глядя на неё, парни просто убегали. Даже на уроках от нее пытались отсесть как можно дальше. Если она шла в столовую на обед, то очередь, куда она вставала, расходилась. Стол, за который она садилась, освобождался, хотя был рассчитан на восемь человек. Её ровесники или дети из младших классов, или из старших – не важно. Все боялись её.
Как только люди уходили из-за стола, за который села Оля, все, кто мог оказаться в столовой, уходили оттуда.
Даже учителя-мужчины начали её бояться. И только один – молоденький учитель истории, только что пришедший из института, не верил, что Оля проклята.
Она была очень хороша собой и так беззащитна, что влюбиться было делом нехитрым.
В саду, расположенном недалеко от школы, Оля рассказывала учителю-атеисту свои подростковые проблемы. Именно там под сенью цветущих яблонь он накинул на Олю свой свитер. Именно там он смотрел на неё, как смотрят безнадёжно влюблённые.
Именно там его и нашли после неожиданно налетевшего урагана, придавленного чугунной беседкой. Он долго мучался, пока ручка беседки протыкала ему селезенку и желчный пузырь, а кровь, сварившаяся в желчи, выходила на землю сгустками.

В девятый класс Оля уже не пошла. На похоронах учителя она встретила господина Н, узнавшего о проклятии Оли, и предложившего ей работу.

И вот уже четвертый год безобидная девочка Оля влюбляет в себя определенных людей за определенные деньги. Половину тут же отдает господину Н.


Шрамы на лице свежие, есть и старый, давно зарубцевавшийся шрам от левого уголка губ дугой к уху. Кожа была порвана насквозь и зашита в больнице. Она сама себя резала. Она не могла выносить смертей.
Господин Н говорил ей, что нельзя подпускать их близко к сердцу. Влюбиться, - говорил он, - можно в любого человека, если подпустить его слишком близко. Главное – это вопрос времени. Если тебе с ним скучно, но он влюбился, значит готов меняться и подстраиваться под свой объект воздыхания.
Всё вопрос времени. Смерть – тоже вопрос времени. Мы все умрем! Мы все поможем кому-то умереть. И никто из нас не будет испытывать настоящего раскаяния. Страдать за чужие смерти – придуманная модель поведения. Если бы никто не считал тебя виновным, ты тоже никогда бы раскаивался.
Всё вопрос времени. Все придуманные каноны морали уйдут вместе со временем.
Всё вопрос времени. Даже красота не вечна. Особенно, если её убить специально.
Я говорю Оле: а еще можно лишаем заразиться.
Я её понимаю в чем-то.

Это групповая терапия. Стас собрал нас в круг в гостиной – кто-то развалился на диване, кто-то на табурете, кто-то притащил из кухни барный стул, кто-то просто уселся по-турецки на ковре. Он говорит, чтобы сели поудобнее. Ох, не нравится мне его затея!
Лично моё мнение.
Где-то в желудке немного поднимается к горлу глупая ревность.
Сейчас свою историю рассказывает девочка Оля.
- А еще можно ветрянкой заразиться – от нее такие шрамы остаются! – советую я ей.
- Может быть ты расскажешь свою историю? – обращается ко мне Стас. Он показывает в центр круга, приглашая начать.
- Ладно, я молчу уже.
- Да нет, я думаю, теперь действительно твоя очередь.
Вот совсем не хочется рассказывать о своих проблемах каким-то чмошникам. Но мы договорились, что будем рассказывать свои истории. И я выхожу в центр:
- Меня зовут Тамара, я люблю фисташковое мороженое, шоколадные конфеты, маму с папой, президента Путина и жареную картошку.
- Хватит кривляться! – морщится Стас.
- Ну ладно – я не люблю Путина!
- Расскажи о своей проблеме! – говорит мальчик, похожий на китайца.
- Моя проблема? Ну хорошо. Эти дурацкие трусы мне всю жопу натёрли! Вот моя проблема.
Стаса мои слова доводят до полного презрения, он отворачивается, грустно вздыхая. Китаец хмыкнул и подмигнул – типа понимает. Да нужно мне больно его понимание! Вообще не понимаю, что я делаю среди всех этих рож! Наедине со Стасом было куда лучше – он мне радовался, он ради меня человека убил, а сейчас отворачивается, вот моя проблема!
- Правда, почему ты здесь находишься? – спрашивает старая тётка с вороньим гнездом на затылке. Из её сумки выглядывает детская библия. Кому она тут собралась читать?
- Нахожусь, потому что он – я показываю на Стаса, - убил моего парня.
Стас недовольно прыскает и встает: «На сегодня закончим, можете расходиться по своим делам, осмотреться тут…»
Все встают за ним. Бабка с библией кряхтит и просит Китайца помочь ей.
Я беру свой скейтборд и выхожу на улицу.
Прельщенный доской, за мной спешит Китаец.
– Меня, вообще, Андрей зовут. – говорит.
- Ага. – говорю, - и «чё»?
- Твоя доска? – спрашивает, показывая на скейт.
- Да, моя, а что?
- Можно попробовать?
- Сама второй день катаюсь.
- Я катался когда-то в детстве. Так можно попробовать?
И он берет доску. Катается он явно лучше меня, даже не упал ни разу. Конечно, я прошу его научить меня.
Андрей объясняет, как держать равновесие, как согнуть ноги, как балансировать и как правильно поворачивать. Учитель из него намного лучше Стаса. Он ставит меня на доску, держа за руку. Он дышит в моё ухо: «Отталкивайся».
И я отталкиваюсь.
У Андрея карие китайские глаза. Он выше меня на голову, и мне постоянно видно его кадык. Над верхней губой пробивается черный пух, отчего он похож на Мамая, на иллюстрациях к старым книжкам.
Что-то меня несет на тёмные глаза и восточные скулы… Мой внутренний Китай, как же мне добраться до твоей стены?