Я крутил в руках чашку горячего кофе и молчал, она тоже молчала, пристально глядя мне в глаза. Легальный вариант беззастенчиво смотреть друг в друга и не скрывать своего интереса. Сейчас начнётся разговор, вдруг он невыносимо тяжёлый и болезненный? Но для негатива нет никакой почвы. Нет в прошлом, нет в настоящем. Тогда что? Обнажённый нерв вибрировал в моем сознании предчувствуя боль.
Девушка несколько раз собиралась заговорить, набирала воздух в лёгкие и нерешительно заходила на новый виток вступительных жестов. Оглядывалась, поправляла волосы, делала маленький глоток кофе, набирала снова воздух ... Лариса не выносила табачного дыма, меня же распирало желание закурить и я уже мысленно потянулся к пачке в своём кармане. Вдруг она тихо произнесла.
- Витенька, неужели ты меня не узнаешь?
- Узнаю, Лорочка, узнаю... только нет тебя!
- А что же я тогда? Фантом из ниоткуда?
- Почему из ниоткуда, из моего подсознания. Или ты считаешь, что я поверю в то, что ты вдруг, много лет спустя, решишь меня найти... найти, посмотреть на меня и возрадоваться. Меня для тебя не существует. Я давно умер и растворился в лицах чужих людей...а то, что ты ещё существуешь для меня, так это особенности моего внутреннего мира. И дважды туда войти невозможно...
- Витя, я не играю ... может поймёшь, что это не только твоя жизнь, но и моя.
- Ой-ли... я буквально садился в самолёт, а тут ты. Наваждение из прошлого. А ещё говоришь, что не играешь... давай рассказывай всё.
- Когда мне было очень мало лет, я нашла у матери чемоданчик со старыми письмами и фотографиями. Она ругала меня за любопытство и, тем не менее , обещала, что когда у меня появятся мозги она даст мне это почитать... Я росла, иногда вспоминая об этом чемоданчике. Но мне всякий раз говорили, что ещё рано и я терпеливо ждала. Мать никогда его не трогала, никогда не вспоминала про него, но и не выбрасывала...
- А как же папа?
- Письма хранились в доме моей бабушки...
- Ещё лучше.
- Они надёжно хранились, их никто не читал. Кроме меня.
- А ты знаешь, что мы с Ларисой были вместе всего несколько дней, а всё остальное это почтово-конвертная любовь?
- Я знаю... ты ушел в армию, писал Ларисе оттуда письма, она тебе. Ты отправлял ей её конверты обратно, мечтал что так надёжно сохранится переписка, что когда вы вновь окажетесь вместе у вас будет ваш правдивый архив...
- Да, примерно так и было. В уголке каждого листа мы ставили номер каждого письма. Я написал двести писем.
- Двести писем для Ларисы. Стихи и море нежности.
- Это у всех так. Молодые люди влюбляются, если, дай Бог каждому, чувства взаимны - люди летают, парят в облаках, радуются и мечтают. А в разлуке тоскуют и скучают друг о друге. Первая любовь вообще сносит голову и уничтожает рассудок... но потом всё проходит. Рано или поздно проходит. Первый, в ком любви становится меньше, начинает обживаться рассудком. Появляются эгоистичные желания и чувство ущемлённого достоинства. Обретая себя самого, ты теряешь любимого. Сначала незаметно и незначительно. Потом всё больше и больше... Банально! И мне взрослому мужику не пристало внушать юнной девушке цинизм по отношению к самому сладкому...
- Витя, ты изменился.
- В какую сторону?
- В сторону своего эгоизма и мнительности...
- Лариса, а ты кто? И ещё вопрос, ты какая Лариса настоящая или придуманная мной? В итоге у меня почти не оказалось твоих писем, ты всё оставила себе. Всё. Мне только осталось то, что я во всем виноват, размашистое прощай, да презрительный постскриптум. А я тоже хотел переосмыслить прошлое, да только память штука ненадёжная. Я закурю, ты не против?

[360x434]