Название: Апогей Участник Феста 12-ти фендомов 2007 на Fantasy Fanart
Фендом: RPS movie star’s
Автор: Nataliny
Бета: Diana
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Джон Малкович/Сэмюэль Л. Джексон
Жанр: drama, art, bdsm.
Предупреждения: экстремальный BDSM.
Содержание: За гранью возможностей.
От автора: Временные рамки, в которых происходит действие - восьмидесятые годы двадцатого века.
Примечание: Фик написан в рамках Феста 12-ти фендомов на Fantasy Fanart для Сехмет.
http://fantasy-fan.info/fanfics5/fic_526.html



Острие ножа плавно скользит по покрытой мурашками коже. Осторожно, не прикладывая ни малейших усилий, доставляет изощренную ласку.

Я не могу позволить себе прийти на завтрашнюю премию с порезами на теле. Но соблазн так велик…

Начать с ямочки на подбородке, медленно обвести кадык, чуть ниже, по гладкой груди, к твердым комочкам сосков.

Так сложно сдержаться.

Так сложно…

Так…

Физиология - это не преграда. Преграда - возможности тела. Хочется дотянуться языком до алой капли, слизать ее с кожи, обвести по кругу едва заметный порез.

Слизываю кровь с острия ножа, сосредотачиваясь на безупречном вкусе. До боли знакомом. Идеально изученном. Собственном.

Этого мало. Безумно. Мало до нехватки воздуха в легких. Но я знаю, что это все, что я сейчас могу себе позволить. Знаю.

Лезвие движется вниз, ниже и ниже, мимолетно касаясь впадинки пупка и обводя выступающие тазобедренные косточки. Плавно, нежно. Ни одной царапины. Ни единой. Я ведь помню, что нельзя.

Снова вниз. По чувствительной коже, к самому основанию. Неторопливо, растягивая наслаждение, поднимаюсь вверх, очерчивая контур выпуклой вены. Головку по кругу. Осторожно отодвигаю крайнюю кожицу, прижимая холодную сталь к маленькой дырочке на кончике. Еще, еще…

Плавно спускаюсь к основанию, снова по кругу, прижимая плоскую сторону лезвия к разгоряченной коже. Дышу отрывисто, мелкими частыми выдохами заполняя звуковое пространство.

Если немного ослабить контроль, лезвие в руках дернется, повернется, упираясь острием во влажную кожу. Едва ощутимое давление, и верхний слой расступится, выпуская на воздух яркие алые капли, такие прекрасные на вид и изумительные на вкус. Хочется позволить себе… Но я все еще помню, что нельзя.

Шире раздвигаю ноги. Острый кончик ножа вырисовывает на гладкой коже бедра замысловатые узоры. Впадинка под коленом, родимое пятно на голени, округлая форма икр. Я ласкаю свое тело так, как никогда не ласкал никого другого. Утонченно. Завораживающе. На грани. Но слишком легко…

Мне приходится прикладывать максимум усилий, чтобы сдерживать собственные желания.

На языке уже не осталось ни капли той божественной жидкости, что течет в моих венах. Ее вкус неповторимо прекрасен, я мог бы наслаждаться им постоянно. Но нельзя.

Я кусаю губы, представляя, как они краснеют под моими зубами. Кровь приливает к самой поверхности кожи. Сжать чуть сильнее - и она получит свободу. Я так этого хочу… Я так…

Прикосновения металла к моей обнаженной коже становятся все настойчивее. Плоской гранью по внутренней стороне бедра. Медленно по кругу. Острием вверх, практически не прикасаясь. Головка дрожит от невесомой ласки. Так мало... И, вместе с тем, так много…

Кончиком лезвия собираю скользкую влагу, стараясь сосредоточиться на действии, а не на ощущениях. Это трудно. Так трудно, что я почти забываю, как дышать, чувствуя движение холодного металла. Обвожу круглые поджатые яички, почти болезненно щекоча тонкую кожу за ними.

Еще шире. Прогнуться в пояснице. Колени почти ложатся на шелковые простыни, голова запрокинута и упирается в твердую спинку постели. Лезвие продолжает неторопливое скольжение, заставляя мое тело дрожать и сочиться от неутолимой жажды.

Кожа между ягодицами покрывается мелкими мурашками, когда острие ножа обводит их по кругу и проскальзывает в тонкую расселину. Почти не касаясь. Почти…

Рука дрожит, пальцы с трудом удерживают кожаную рукоять. Противостоять соблазну чересчур сложно. Но иногда это является необходимостью.

Такая желанная ласка…

Лезвие очерчивает округлый контур, обводит, едва дотрагиваясь. Размазывает по нему скользкую жидкость, собранную на кончике. Прокладывает дорожку до подтянутых яичек, и снова возвращается обратно.

Я стискиваю зубы, пытаясь сдерживаться как можно дольше. Еще хотя бы мгновение… Всего лишь мгновение... Всего лишь…

Длинные пальцы сжимают головку, большой палец быстро и умело трет маленькую дырочку, постепенно ускоряясь. Ногти царапают чувствительную кожицу. Еще быстрее, еще…

Тело извивается, неосознанно пытаясь увеличить яркость ощущений. Нож продолжает скользить по смазанной поверхности, вперед - назад - по кругу, вперед - назад - по кругу.

Капельки пота скатываются со лба, теряясь в длинных волосах, глаза закатываются, ноги раздвигаются на предельную ширину, упираясь коленями в поверхность постели. Так близко, осталось совсем чуть-чуть.

Концентрация трещит по швам, тело полностью отдается наслаждению, более не контролируемое разумом.

Рукоять ножа выскальзывает из влажных пальцев, и в порыве поймать я сильнее надавливаю на нее ладонью, вжимая в собственное тело.

Оргазм пронзает меня, достигая кончиков пальцев ног, тело конвульсивно содрогается и сперма ритмично выплескивается на живот. Я не могу вспомнить, когда в последний раз испытывал настолько яркое наслаждение.

И мне достаточно нескольких мгновений, чтобы понять, почему.

На кончике ножа кровь. Она же покрывает пальцы, когда я провожу ими между ягодиц, непроизвольно морщась от саднящей боли при прикосновении с глубоким порезом. Лезвие вошло лишь на пару сантиметров, распоров кожу и края мышц, но мне отлично известно, как плохо заживают такие раны.

Опять. Снова. Не сдержался.

Но это так хорошо… Нет ни малейшего желания думать о том, как я смогу скрыть это завтра. Для моего тела завтра не существует, ощущения поглощают меня здесь и сейчас.

Мысль о том, что я смогу заменить зажатую походку непринужденной и спрятать красноречивые следы, ублажает сознание. Разум вмешается завтра.

Я выгибаюсь, шире раздвигая ноги, не давая боли утихнуть. Моя… Так сладко…

Провести пальцами по губам, втянуть внутрь каждый, слизать языком соленые капли, насладиться совершенным вкусом… Меня накрывает новая волна желания, не дожидаясь, пока уйдет предыдущая.

Пальцы снова возвращаются вниз, оттягивают чувствительную кожицу позади яичек и проскальзывают к влажной и горячей расселине, собирая на кончиках алые капли, не успевающие впитываться в белье.

Как только боль начинает утихать, я впиваюсь ногтями в поврежденную кожу, заставляя рану снова кровоточить. Еще, еще, еще… Пока тело в состоянии отвечать мне, а рецепторы не перестали реагировать на внешние возбудители, растворяясь в переизбытке болезненного удовольствия.

***

Светло-голубые джинсы обтягивают бедра и ягодицы, а грубые швы врезаются в промежность. Мое вчерашнее удовольствие отдается саднящей болью при каждом шаге.

Так хочется застонать… Но я не могу и не имею права возбуждаться.

До начала церемонии остается двадцать пять минут. Вокруг кружат репортеры, щелкая фотокамерами и ослепляя вспышками. Приветственные речи, выверенные улыбки, напускной лоск… Все вертится вокруг, повторяясь с потрясающей регулярностью, будто я смотрю на карусель в парке аттракционов.

Мне хватает концентрации на то, чтобы отвечать на каждую обращенную ко мне реплику со свойственным изяществом.

И я улыбаюсь, улыбаюсь, улыбаюсь…

Пока он не появляется за спинами у репортеров, небрежно оглядываясь по сторонам. Ищет, цепляется взглядом. Но количество людей и яркость вспышек отнюдь не облегчают ему задачу, и я успеваю дойти до места и устроиться в кресле, прежде чем он замечает меня.

Моя походка и движения не наводят на подозрения никого из присутствующих, но только потому, что они не догадываются, на что нужно обращать внимания. А он… он знает.

Самоуверен. Первое слово, которое приходит мне в голову, когда я на него смотрю. До чего же он самоуверен… Его движения, когда он небрежно усаживается в соседнее кресло, не отрывая от меня сосредоточенного взгляда, наполнены осознанием собственной власти. А его голос... Он отдается вибрацией у меня внутри, вызывая нестерпимое желание подчиняться. И ему это прекрасно известно.

Его голос всегда одинаков. Когда он приказывает мне встать на четвереньки и опустить голову на руки, когда требует заглушать собственные всхлипы, когда заказывает у официанта ристретто с коньяком, когда звонит менеджеру - интонации не меняются ни на йоту. Низкая, холодная, хищная - его речь всегда оказывала на меня влияние, которому я не мог сопротивляться.

Вот и сейчас, произнося предельно вежливые слова приветствия, он пожирает меня холодными глазами хищника, следящего за своей добычей. А я… Что остается делать мне - я улыбаюсь, улыбаюсь, и снова улыбаюсь, повторяя заученные еще несколько лет назад реплики. И ничего больше. Все, что я могу себе позволить. Мы можем.

Церемония мелькает в глазах вспышками видеокамер. На каждое движение приходиться больше сотни ослепляющих бликов, репортеры не могут остановиться, им все мало, мало, недостаточно… Среди этого мелькания я перестаю удерживать нить происходящего, лишь его редкие движения рядом и ощущение непозволительной близости все еще притягивают мое внимание.

Он подносит руку к лицу, закуривая. Небрежно стряхивает пепел. Изредка соединяет ладони, визуально поддерживая раздающиеся аплодисменты. Листает рекламную брошюру, чуть слышно шелестя страницами. Поправляет и без того идеально завязанный галстук.

Невозможно. Рядом с ним невозможно находиться так близко и не хотеть. Не чувствовать, не вспоминать, не желать яростно и страстно, до боли впиваясь ногтями в гладкие ладони, не кусать уже и без того покрасневшие и распухшие губы, не сражаться с собственным телом, подавляя желание повернуться и встретиться взглядом. И тогда - все. Отдаться - и ползать у его ног, извиваться и умолять, расстилаться, унижаться, только чтобы взял. И дал то, чего так нестерпимо хочется.

Окончание церемонии проскальзывает мимо меня, не оставляя в памяти ни одного образа. Лишь разламывающее тело желание и жалкая попытка его побороть. Жалок. Сейчас я жалок, если взглянуть изнутри.

И снова - водоворот претенциозных слов, застывших улыбок, призрачных обещаний. Погружение в это болото остужает, отвращает, замедляет, и я снова могу себя контролировать. Пока на выходе не сталкиваюсь с ним. Пока не ловлю на себе взгляд его прищуренных глаз. Пока не понимаю, что все.

Он стоит у открытой двери черного Кадиллака. Не зовет, не приглашает, а лишь указывает на него взглядом. Но мне и этого достаточно. Контроль рассыпался, а иных преград у меня никогда не было.

***

Спинка дивана слишком острая и давит на ребра, когда я дергаюсь, пытаясь повернуть голову и увидеть, что происходит за моей спиной. Точнее, за моими разведенными ногами и сжавшимися от страха ягодицами. Только краем глаза мне удается заметить какое-то движение, но не более. Он все предусмотрел, естественно. Как всегда.

Кожаные ремешки бережно обхватывают мои запястья и лодыжки, не перетягивая, но и не давая свободы действий. С внутренней стороны ремешков нашит тройной слой мягкой ткани, чтобы даже при попытке вырваться на моей коже не осталось следов. Такие отметины не приносят ему удовлетворения, потому что оставлены не его рукой. Не изящны. Не аккуратны. Не красивы.

Совершенство - вот к чему он всегда стремится.

Сначала мимолетное прикосновение кончиков пальцев к нежной коже на бедре, секундное скольжение под коленной чашечкой, медленное поглаживание поясницы, а потом сразу, без предупреждения, без подготовки, без смазки - резкое вторжение сквозь сжатые мышцы.

Я кричу и дергаюсь, сжимаясь сильнее, и каждым миллиметром плоти ощущаю шипованую рукоятку кожаной плетки. Боль мелькает перед глазами миллионами разноцветных огней, оглушает и возвращает к жизни, унижает и превозносит.

Она яркая, интенсивная, ритмичными импульсами расходящаяся по всему телу. Боль обволакивает и пронзает, и я всхлипываю, дрожу и задыхаюсь от наслаждения и предвкушения.

Он приказывает мне молчать - и я молчу, глотая слезы и вцепляясь зубами в кожаную обивку дивана, когда твердая рука проталкивает рукоятку дальше, безжалостно терзая мое нежное тело.

Все глубже, сильнее, жестче, пока я не начинаю сходить с ума от боли, забывая все запреты, и захлебываюсь криком - стой, пожалуйста, хватит, дальше некуда, не надо, некуда, все, пожалуйста, пожалуйста, некуда, пожалуйста, не могу, больно, пожалуйста…

Но он не останавливается, не ослабляет давление, и мне кажется, будто рукоятка пронзает меня насквозь, протыкает тело, разрывает упругую плоть, пока горячие губы шепчут мне - тихо, я сказал, тихо… сам виноват… думал, я не замечу… виноват… виноват… теперь наказан… тихо…

Боль - огненный шар, я уже не чувствую тела, не вижу света, не слышу голоса. Не надо, стой, хватит, пожалуйста, стой, ненавижу, не могу, пожалуйста, слишком…

Все.

Статично, неподвижно, безмолвно. Отпустил.

Теперь только кожа в коже, ни давления, ни напора, ни трения. Отпустил, отпустил, отпустил.

И шепот, от которого меня колотит, бросает в пот и замирает сердце. Он говорит, что это не все. Говорит, что только начало. Что я ведь не думал от него что-то скрывать. А мне так страшно, что перехватывает дыхание, а на спине и копчике проступают холодные соленые капли.

Тонкие кожаные полоски липнут к ногам. Непроизвольно сжимаюсь, чувствуя новые прикосновения, и все внутри снова горит, вжимаясь в жесткие шипы на рукояти плетки.

Он касается меня нежно, едва дотрагиваясь, словно примеряется, присматривает что-то. Хотя им изучен каждый миллиметр моего тела, каждый изгиб, каждая впадинка.

Чувствую, как впиваются шипы в гладкую кожу, но не могу расслабиться, отпустить зажатые мышцы. Это томление, предвкушение, страх. Так ласково сейчас - значит жестоко и яростно после, через секунду, через мгновение, уже…

Хлыст со свистом опускается на спину, прямо под лопатками. Боль обжигает, и я снова зажимаюсь. Еще. Еще. Еще. Взмах. Свист. Огонь. Взмах. Свист. Огонь.

Я вскрикиваю и плачу, сжимаю зубы и вцепляюсь пальцами в кожаные ремешки, пытаюсь расслабиться, но только сильнее напрягаюсь.

Тело полыхает обжигающим пламенем - от твердого члена и подрагивающей красной головки, до кончиков пальцев рук и ног. Никакого контроля. Никакого контроля у меня.

Этого так много, что я захлебываюсь, задыхаюсь, теряюсь и просто не могу...

Он приказывает молчать - а я вскрикиваю и плачу, он приказывает не шевелиться - а я дергаюсь и зажимаюсь, он приказывает подчиняться - а я не понимаю ни единого слова, захваченный в водоворот уничтожающего урагана боли.

И я прошу его остановиться, прекратить, умоляю, требую, унижаюсь и пресмыкаюсь, угрожаю и снова прошу, ну все, пожалуйста, больше никак, слишком, чересчур, пожалуйста.

И все прекращается. Снова. Но только для того, чтобы начаться вновь.

Резко - так резко, что у меня темнее в глазах - он выдергивает плеть и отбрасывает ее в сторону, погружая на ее место пальцы. Водит по кругу, скользит, собирает драгоценную алую влагу, царапает и надавливает, перемещаясь вниз.

Рисует на ногах и бедрах, пишет, чертит, обводит, щедро используя бесценные чернила. Снова зачерпывает - и снова рисует, касаясь вспухших отметин на спине и ягодицах, обводит выпирающие косточки лопаток и таза, сосредоточенно, четко, ритмично.

Совершенно.

Для него.

А я дышу, дышу - и не могу надышаться, хватая ртом воздух, вдыхаю часто-часто, подавляя сотрясающую тело дрожь.

И не сразу прихожу в себя.

Упускаю момент, когда теплые пальцы заменяются ледяным лезвием, рассекающим кожу как масло, обводящим по контуру алые линии.

Кричу - и не могу поверить.

Вырываюсь - и не могу поверить.

Задыхаюсь от переизбытка.

А он лишь прижимает меня крепче, не давая дергаться, и продолжает. Как скальпелем. Четко. Ровно. Идеальные линии.

Меня мутит и крутит, выворачивает и сжимает.

Запредельно. Слишком. Так больно, что я не могу даже кричать, только хриплю и пытаюсь не задохнуться.

Нет, нет, нет, нет…

Он завершает свою картину, когда мой разум уже ни на что не способен. Красный туман, словно пелена, стоит перед глазами, во рту все пересохло, и нечем дышать.

И он проскальзывает в полностью расслабленное тело, двигается быстро, сильно, размашисто, пальцами сжимая мой член и потирая красную головку, но я не чувствую, не чувствую, не чувствую…

И падаю, когда белая жидкость перемешивается с алой, покрывая длинные пальцы.

Темно.

***

- Хирурга касается не происхождение шрамов, а способ, которым от них можно избавиться.

***

- Как вы сказали? Мистер Джексон? Нет, сожалею, мы никогда не встречались.
Конец.