Есть в нейрохирургии такой термин 'баллонная травма'. Она довольно часть встречается и имеет характерные особенности. Её получают баллоном от аппарата КИ-3М те клиенты, которые много буянят в машине скорой помощи.
Исторический факт - когда синтезировали аминазин, психиатрам снизили зарплату.
Однажды я присутствовал на вскрытии больного, умершего от инсульта. Я сказал доктору, которая производила вскрытие: 'Да, это точно инсульт. Вот как он хорошо виден, не то, что на КТ'. На что она мне с гордостью за свою работу ответила: 'Конечно, это же всё натуральное!'
Старый диспетчерский прикол: когда звонит больной и говорит, что у него боли в боку, ему отвечают, что Баку не обслуживаем. А одна моя знакомая диспетчер, которая ещё в советские времена работала диспетчером скорой помощи в городе Баку, рассказывала, что они наоборот, отвечали, что "у всех в Баку".
Один мой знакомый врач как-то приехал на констатацию смерти. Констатировал, как обычно и уехал, не обратив на это большого внимания. Недели через две получает он вызов в тот же дом. Фамилия, вроде, знакомая. Та же парадная. Та же квартира. Та же кровать: Та же бабушка, но живая и жалуется на боли в сердце. Оказалось, у той, первой, была сестра-близнец. Она приехала из другого города на похороны.
Однажды дали нам вызов 'диабетику плохо'. Мы приехали и увидели ужасную картину - огромный амбал весом килограммов 130 бегает по квартире, бьёт родственников, ломает всё, что попадает под руку. Но самое интересное было то, что он говорил! Единственное цензурное слово, которое мы от него услышали, был глагол 'порву'. Ни до, ни после этого я никогда в жизни не слышал такой изобретательной ругани. Каким-то чудом нам удалось его повалить на пол и ввести глюкозу, благо вены были хорошие. Он моментально пришёл в себя, оглядел учинённый им разгром и робко спросил у жены 'опять я плохо себя вёл, да?' Оказался он профессором филологии, обходительным и вежливым, если не передозировал инсулин.
И ещё одна история про гипогликемическое состояние. Я однажды приехал на транспортировку больной, которой участковый невропатолог поставил диагноз инсульт. Больная была без сознания и с левосторонним гемипарезом. Я спросил дочь больной, где её паспорт и страховой полис. Дочь никак их не могла найти. А я тем временем читал карточку больной и увидел, что у неё инсулинозависимый сахарный диабет. Решил на всякий случай ввести глюкозу. Ввёл 40 миллилитров и больная вдруг говорит: 'Они в ящике кухонного стола'. Моментально прошёл и гемипарез. Оказывается, она утром не поела и ввела себе слишком много инсулина, после чего впала в 'гипо'. Но самое интересное, что она слышала всё, что мы говорили, но сама ничего не могла сказать.
Как-то ехали мы на вызов, вдруг нас останавливают и кричат: 'Человека машина сбила!' Мы, конечно, подъехали к месту происшествия и начали оказывать помощь. Больной был без сознания, левая нога была сломана так, что отломки голени находились почти под прямым углом. Дело было зимой, раздевать мы его, конечно, не стали, просто недолго думая, зашинировали шиной Крамера ногу и повезли его в больницу с ЧМТ и переломом костей левой голени. Диагноз приёмного покоя звучал так: ЧМТ, ушиб головного мозга, состояние после протезирования левой нижней конечности. У него, оказывается, вместо левой ноги был протез, а мы его зачем-то зашинировали. Вот такое расхождение диагнозов.
Обычно я очень тщательно собираю аллергологический анамнез, вплоть до занудства. Это все фельдшера замечают, кто со мной работает. Не спросил про аллергию я только один раз за 10 лет работы. Вернее, сначала ввёл анальгин, а потом спросил, переносит ли. Оказалось, что не переносит именно анальгин. Дочка больной, которая при этом присутствовала, работала в комитете мэрии по здравоохранению и занималась разбором жалоб граждан на действия медицинских работников: К счастью, больная осталась жива.
Нередко в квартирах у больных возле телефона висит бумажка с нужными номерами телефонов - участковый врач, неотложная помощь, милиция. А у одной довольно склочной больной туда был вписан ещё и телефон доверия налоговой полиции.
Как-то ставил я подключичный катетер. Новокаина, как всегда, не пожалел, больше 50 кубиков ввёл. Больная, вроде бы, в здравом уме была, но во время этой процедуры между нами происходил такой диалог:
- Изверги! Люди! Убивают!
- Задержите, пожалуйста, дыхание.
- (деловитым тоном) Ага.
- Можно дышать.
- Сатрапы! Палачи! Менгеле!
- Кто такой Менгеле?
- (спокойным тоном) Как? Вы не знаете? Это же фашистский врач он тоже опыты над больными производил.
- Буду знать, спасибо. Ну потерпите ещё немного, уже подшиваю.
- А-а-а! По живому шьют! Да что же это творится! Сил моих нет!
- Всё.
- Спасибо, доктор.
Вызывают меня однажды в хирургическую реанимацию больного посмотреть и исключить ушиб сердца. Больного привезли с переломом пяточных костей и ещё с какой-то ерундой. Спрашиваю - как же это случилось. Да вот, - отвечает, жена на работу не пускала. Закрыла меня в квартире снаружи, ключи отобрала и ушла. А я на девятом этаже живу. Ну, я связал простыни, которые дома были, и по ним на улицу хотел выбраться. А они не выдержали. На каком этаже, - спрашиваю, - не выдержали? На восьмом, - говорит. Но упал на дерево, а потом на кусты.
Я после этого разговора долго думал о своём отношении к работе. Пожалуй, я её тоже люблю. Но всё-таки не настолько.
Когда я проходил интернатуру, я несколько суток отработал в составе токсикологической бригады. Однажды мы с токсикологами купили банку водки 'Аврора', в то время она была очень популярна. Тогда очень много было суррогатов, водку не подделывал только ленивый. Поставили мы её охлаждаться в холодильник и поехали на очередной вызов. Думаем - вернёмся и выпьем слегка - чего там - 0,33 на четверых. А вызов был в какую-то общагу, там два алкаша отравились суррогатами алкоголя. Приехали, застали их обоих в коме. А на столе стояли две пустых банки из-под 'Авроры'. Промыли, госпитализировали, вернулись на станцию. Баночка к тому времени охладилась: Страшновато, конечно, было, но не выливать же! Всё нормально обошлось.
Только я на 4 курсе сдал урологию, как попал в больницу с почечной коликой. Она у меня длилась около недели, и к концу этой недели мне было совсем плохо. Но зато я посмотрел на больницу глазами пациента и на себе ощутил 'солидарность' больных. Один из моих соседей по палате спросил меня, кто я такой. Студент, - отвечаю. Да, - говорит он, - до тебя на этой же кровати один профессор лежал. Тоже сильно мучился перед смертью.
Приехали мы однажды на вызов в какие-то трущобы недалеко от Московских Ворот. Поднялись по скрипучей деревянной лестнице, нашли квартиру, долго стучали в неё, потому что звонка не было. Потом из-за двери послышались звуки отодвигаемого шкафа и нам наконец-то открыли. На нас посмотрели, как на выживших после авиакатастрофы и недоверчиво спросили: 'Вы что, поднимались по этой лестнице?' Оказалось, мы поднялись по лестнице чёрного хода, которой не пользовались последние лет 40 по причине её крайней ветхости.
[363x271]