В сиянии церковных витражей,
Она сидела у молитвы на коленях.
В плену оков, сонливых миражей,
Гонима в храм укутавшись в сомненьях.

Церковной тризной чёрных звонарей,
Стонал в престольне голос покаянья.
В обители уснувших королей,
Она молилась о священном подаянье.

Она молилась о ночном покое,
Чтоб не ворвался в спальню белый свет.
О мире грёз. О колдовском прибое.
Чтоб утонуть в нём, и позабыть рассвет.

Но он пришел неистовым сияньем,
Чтоб пал её нетленный трон.
Чтобы укрыть её горящим одеяньем,
И пламенем разрушать её сон.

И на костре всевышнего прощенья,
На старой площади унылого двора.
Она сгорела в пламени стращенья,
В огне того, кому была верна.

И пепел мук, с душисто-пряным ветром,
Затмил собою грешный небосвод.
И падал дождь, таким же ясным светом,
В каком она ушла в объятья чёрных вод.