Она пахла, безусловно, дождём, дождём сумрачных улиц. Без сомнения, она пахла травами, сухой, прошлого года зеленью, шуршащей в руках, рассыпающейся по ладоням. Просыпаясь, когда за окном начиналось утро, она слушала, как по фарфоровому небу, застывшему над городом, медленно ветвятся сколы, издавая едва уловимый звон, звон зеркальной поверхности камня. И так было уже много лет. Она сжимала пальцы, сминая полотно постельной ткани, затем расслабляла их. Оставляя неровности на одеяле. Откидывала его прочь, касалась босыми ногами некрашеных досок пола, подходила к окну, отводя в сторону пыльное кружево тюли. Белый свет струился в комнату, и серебристое потрескивание купола слышалось лучше. Небо неудержимо старело и никто в городе не мог с этим ничего поделать. Ей снились сны об одном и том же - истории, похожие на жёлтый пергамент и пыль, на тусклое золото древнего языка. Ей снились сны, о которых она не говорила никому. По скрипучим ступеням она спускалась в холл, приоткрывала двери в смежные комнаты - так, чтобы разогнать скопившиееся за ночь тени. На кухне варила себе кофе и пока он закипал, выкуривала первую сигарету. Не так уж много для привычки. Вполне достаточно для образа жизни. Она стояла без движения, лишь изредка сбивая нарастающий пепел. Затем сигарета отправлялась в медную пепельницу формы драконьей пасти, где, догорая, создавала иллюзию вырывавшегося из горла дыхания. Обычно в то время, пока она пила свой кофе, начинался дождь. Она всегда угадывала его присутствие за несколько мгновений до того, как по толстым прозрачно-зелёным квадратам стёкол кухонного витража начинали сбегать первые капли. Очертания города становились размытыми, и вскоре часы на башне ратуши били полдень.