Что может родиться в твоём сердце, кроме вопросов? Что ещё может родиться в твоём сердце, пока мы здесь? Но ответов всё же пока не было. Ночью ты начинаешь чувствовать немного иначе и вот тогда – да, именно в это время – приходит ощущение, которому ты нелепо пытаешься придать определённую форму. Ощущение того, что у тебя нет граней. Реальность теряет кости, начинает оседать и плавиться. И что же тогда остаётся делать? Что же всё-таки остаётся? Шорохи и плеск воды. Ты слышишь звук своих собственных шагов, видишь блеск или свет – что-то из игры отражений на поверхности влажной дороги, затянутой в асфальтовую кожу, ты смотришь на часы, плотно скрученные вокруг запястья, видишь время и вспоминаешь… Ты, очевидно, возвращаешься домой. Ночь становится воздухом, расширяется и опрокидывается в безоблачное небо, на котором нет звёзд, ты шаркаешь ботинками, блестящими чёрными каплями, десятками точек, отражающих зыбкий свет фонарей и, кажется, начинаешь догадываться, что млечный путь вдруг сошёл на твои ступни и сейчас ты стряхиваешь рукава галактики в мелкую осеннюю зябь, грязные земляные пятна, павшие листья, сор и вообще во всё прошлое, накопившееся за последние несколько дней. Ставшее чуть большим, чем обычно. Чуть отклонившимся от нормы. Загородившим твои мысли, твою спутанную, стандартную, повседневную норму размышлений, которые ты преподносишь себе в качестве витаминных уколов, чтобы всё же ещё не останавливаться и не замирать насовсем. Время объявило о своём существовании. Время бывает разным, ты об этом подозревал, не давая, впрочем, подозрению выплеснуться на уровень паранойи. Чаще, чем хотелось бы, ты начинаешь встречать самого себя. Например, ты-вчерашний. Не полностью спавшая чешуя. Тот телефонный звонок и привкус напряжения, мучительной паузы, выщербленных в вопросе лакун, ставшими острыми теперь, не до конца заглушаемыми нараставшей горечью выкусываемых из пачек сигарет. Твоя такая классическая тактика выжженной земли, где над миллионом клеток, не чувствующих боли, проносится никотиновый ветер. Но очевидность не растворяется ничем, теперь ты это знаешь. Ночью ты возвращаешься домой, в область привычных тебе движений и чувств, определённой среды, с неизменными температурой и химическим составом, с населением комнат, с вязью слов, переплетённой в пространстве устойчивыми оборотами, в которой правила не нарушались уже десятилетиями. Ты пробираешься в темноте, чувствуя на плечах отпечатки чужих пальцев, сжимавших, удерживавших, обещавших, делавших тебя плоскостью танца посторонних, робких и бесплодных попыток достучаться, вызвать тебя и, может быть, остаться рядом, может быть, остаться надолго.