Девятого декабря – в годовщину РИА – в ленте вышел своеобразный флешмоб. Кого и где встретил товарищ Кондратий. Расскажу, наверно, и я: сто лет уже ничего не писал, а тут такой повод для меамуров.
Итак, мутсера, в ночь на 9 декабря мы покупали билеты в Испанию, почти что на полгода вперед: от Севильи до Гренады, хотя, на самом деле, больше и дальше – от Мадрида до Малаги.
Нашли билеты, забронировали на Букинге сразу пять отелей: чтобы было дешевле, отказались от возможности вернуть деньги. Все, апрельский отпуск распланирован, можно утром и на работу.
Утром на работе оно, собственно, и узналось. Сначала негромкие шепотки, потом уже прочитал своими глазами. Но никакой трагедии не ощущалось. Казалось – подумаешь, смена названия и руководства. Д.Киселев – что Д.Киселев, короля играет свита. Это первые часа три – поработал успокоительным для коллег, посмеялись. А потом начало нарастать волнение. Нарастало-нарастало, пока постепенно не перешло в крещендо-отчаяние. Потому что информации никакой, а «приказ о некоторых мерах» прочитывается все вдумчивее и вдумчивее.
Ну а дальше было знаменитое почти-прощание с главным редактором, когда все, кто был в агентстве, собрались в конференц-зале. Не могу сказать, что тогда было чувство единения – его не было. Все привычно держались на особицу, мы с Кристиной сидели в середине по самому центру, прочие коллеги рассыпались по залу и, кажется, в тот момент всерьез переживало лишь руководство. До него-то, само собой, все дошло куда быстрее. Впереди уже виделись месяцы суеты, попыток приспособиться, но и нарастало понимание, что сколько ни вейся, а конец-то вот он.
Ну да то «почти-прощание» видели все: это уже потом будут поиски «предателя», записавшего его, причем, само собой, никого не найдут. Зато появится новая традиция отечественных СМИ: все судьбоносные встречи с медиа-менеджерами записывать и выкладывать: привет поочередно гг. Киселеву, Гореславскому, Лесину и недавнему безвестному «русскому космисту», как бишь его там.
В общем, в следующие месяцы, все было примерно так же. Внешне – ничего не происходит, разве что исчезает вода из кулеров («Россия сегодня – щедрая душа»), иссякают, значит, источники жизни. Постепенно из работы вымывается смысл, все больше становится долгих разговоров с коллегами – если сейчас не наговориться, потом можно и не успеть. Олимпиада, неприязнь к которой и раньше была на уровне, становится совсем уж отвратительна: на счастье, Сочи можно аккуратно, день в день, переждать в Гоа.
Ну а «вручение бумажки» становится окончательным праздником. Это уже – свобода. Решение уходить принято окончательно, лебезить не нужно, трусить, сторониться. Дождаться бы только, когда у ликвидаторов дойдут руки и до тебя (а доходили они медленно, поди попробуй ликвидируй 2 тысячи человек). Но они молодцы, смазливый юноша в спинжаке успел: вручил неожиданно показавшийся оскорбительным листок «В соответствии с указом» и масляно улыбнулся.
Все наши в регионах еще ждали – когда же и их. Мне было неловко. Однако дальше дело пошло быстрее: и к тому моменту, когда я поплыл по Гвадалквивиру, для всех наступила свобода.