Там, на высях сознанья, безумье и снег.
«До конца асфальта и налево», – так ответила жительница Кош-Агача на вопрос, как дальше ехать до Укока.
Асфальт, на самом деле, кончился неожиданно – оборвался прямо в пустыню – не классическую, с желтым пляжным песочком, а плоскую, бездорожную землю с редкими кустиками травы.
В Кош-Агаче вообще все кончается неожиданно: дороги, деревья, солнце… Не зря он и переводится то ли как «конец дерева», то ли как «завеса из деревьев».
Все части путешествия по Алтаю >>
Чуйская долина
Еще совсем недавно вы ехали по красным от спрятанной в них ртути скалам (это здесь неподалеку знаменитые Красные ворота, узкий проход-пролом по дороге к Улаганскому перевалу), вокруг был горный пейзаж с романтическими видами – обрывистые утесы, зеленеющие рощи – как вдруг это все взяло и кончилось. Практически сразу, в один момент – поднялась «завеса», а то и настоящий занавес из деревьев – и больше уже не опускалась, открыв взгляду на многие километры вперед плоскую равнину с разбросанными, будто размазанными по ней, как икра по серому зерновому хлебу, приземистыми домиками: это Чуйская степь.
Впереди – Кош-Агач
Где-то на горизонте еще громоздятся горы, но при удачном ракурсе взгляду открывается один лишь «лунный» пейзаж, а поверни голову – и он сразу станет марсианским – из-за все тех же красных скал. По равнине можно убежать далеко-далеко, на последнюю здесь, наверное, возвышенность, природный амфитеатр, и с него смотреть вперед, пытаясь разглядеть за горизонтом пока еще неведомый Кош-Агач.
И вот такой ковер – на километры вокруг
Таня на горизонте
Однако долго разглядывать нам не пришлось: для усиления эффекта конца мира кончилась и хорошая погода. Все небо затянуло черными тучами (говорят, здесь такое бывает раз в год по обещанию), полил пронизывающий дождь, а машина стала метаться по всему поселку в поисках каких-то фсбшных учреждений – чтобы попасть на Укок, нужно было въехать в погранзону.
Кош-Агач
Метаться по Кош-Агачу, кстати, проще простого. Куда бы ни поехал – все равно тебя будут окружать одноэтажные (впрочем, вполне добротные) домики, а советы местных – «за аркой» – ведут куда угодно, благо арок (так здесь величают заправки, выглядящие по-восточному пышно) хватает. Поселок то и дело обманывает ожидания. Казалось бы, вот уже его край, за которым пустыня и тот самый «конец асфальта», но вот за окном вновь показываются приземистые домики – это была просто пауза: не площадь, не улица, а именно пауза между домами, строители которых не стесняют себя привычными городскими понятиями, благо места здесь хватает и расти селение может в любую сторону. Так, оказалось, что найденное заведение ФСБ – «старое», а «новое» лежит за несколькими такими пустошами-пустырями и – внимание – выглядит самым солидным зданием райцентра: в нем целых три этажа, так что смотрится оно, обшитое простеньким сайдингом, чуть ли не дворцом, заброшенным сюда каким-то из восточных духов. Благо им перелетать из Монголии или Казахстана тут пара пустяков.
Я, честно сказать, так и не разобрался, с кем толком граничит Кош-Агачский район: где-то поблизости были и Монголия, и тот же Казахстан, и Китай. В самом поселке живет много казахов, по дороге встретилось даже мусульманское кладбище, а когда начнется «конец асфальта», то станет уже откровенно все равно: вместе с асфальтом сходят на нет и люди.
Как неоднократно говорили наши гиды, пространство за райцентром очень похоже на Монголию, где «вместо дорог – направления». «Колеи», ведущие приблизительно в нужную вам сторону (компас и горы на далеком горизонте – вот и все ориентиры), множатся и ветвятся, выбирай любую, а то и вовсе прокладывай свою, разницы нет никакой. Однажды стоит остановиться и оглянуться: дома скрылись за горизонтом (нигде, как здесь, это понятие не становится столь актуальным), горы еще не появились, низкое сумрачное небо проливается дождем – и плоская земля мирового диска начисто отрицает какую-то глупую шарообразность.
Направления
Но машина все же едет – оказывается, мы приближаемся-таки к погранзоне с ее одиноким шлагбаумом. Однако дорога еще успеет удивить. Перед небольшим повышением рельефа перед нами вырастает Стоунхедж.
Стоунхедж, вид издалека
В сети о нем пишут разное, порой совсем уж ни в дугу волшебное, но ничего по-настоящему научного я рассказать не смогу. Просто вдруг, ниоткуда, вдалеке от любого жилья широким каменным кругом расположены каменные глыбы. Какие-то совсем ушли в землю., самая большая – примерно три человеческих роста, в центре как будто тоже есть камень.
Самый крупный монолит Стоунхеджа
Что это, откуда, зачем? Очевидно – мегалиты, очевидно, стоящие здесь не сами по себе, но как? Похожих гор рядом нет, языки ледника этих камней, слишком неровных, и не думали касаться. Кто-то в интернете видел на камнях пазырыкские петроглифы, кто-то мерил «электромагнитные заряды» и даже ощущал их воздействие на себе, кто-то высчитывал возраст каменного кольца – три тысячи лет. Единственное точное – мегалиты называют «Тархатинским комплексом», но ясности это, само собой, не прибавляет.
Самый крупный монолит Стоунхеджа
Не знаю, все это кажется мне крайне сомнительным. Если здесь и была когда-то некая сила, некий разумный замысел, то он или давным-давно ушел, или спит крепким сном, и добудиться вряд ли возможно. Загадка Чуйской степи, еще одна из многих. Что удивляться, если здесь легко проехать мимо нераскопанных курганов, которые лежат, не скрываясь, каменными россыпями прямо по обочинам дорог и «направлений». Что там, под ними? Кто пытался узнать об их древних владельцах? Захоронение принцессы Укока – лишь малая толика того, что так и остается нетронутым в здешних местах.
По кругу
За Стоунхеджем довольно скоро появляется дозорная вышка – погранпункт, бравый Карацупа, подбоченившись, зорко смотрит с высоты на многие километры вокруг. Правда, пока мы оформляем документы, Карацупа на вышке так и не шевелится: делаем ставки, манекен он или живой человек. Оказывается, манекен: когда поедем обратно, увидим тот же контур, ту же позу. Да и кого тут высматривать?
Мы въезжаем туда, где за день может встретиться не больше десяти человек – это если захотеть их встретить. Эта отчужденность от мира проявляется во всем – даже в туалете, который стенкой обращен к пограндомику, а с другой стороны открыт всем ветрам: оттуда просто некому смотреть за проезжающими, справляющими свои дела. Шлагбаум поднимается, за спиной остается декоративный коридорчик из низенькой, по голень, колючей проволоки – здесь вам не тут! – и вот уже волнительное ожидание Укока.
2 километра над уровнем моря
Да, мы уже знаем, что туда не попасть: перевал в этот на год так и не оттаял, через пятиметровый слой снега не пробиться ни уазику, ни более серьезным машинам. Но близость знаменитого места все равно завораживает. Добавьте сюда подъем: теперь дорога, из «направления» превратившаяся в продолбленную колею, по которой легко проехать сможет разве что всадник, ведет все вверх и вверх. Подъем хотя и плавный, но в этом его коварство: не замечаешь, как начинает не просто холодать, а откровенно студить, так что не спасает уже и уазиковая печка. Первый раз за всю дорогу на свет из рюкзаков появляются пуховики, до этого аккуратно сложенные в «компрессионные мешки».
2 километра над уровнем моря
2 километра над уровнем моря
В куртках становится чуть теплее, и, отвлекшись от холода, наконец замечаешь, как резко изменился пейзаж. Это уже не пустыня, оставшаяся внизу – мы поднялись на 2 километра над уровнем моря – и теперь вокруг расстилается тундра. Да, взгляд снова не упирается ни в одну преграду – кроме разве что заборов, стоящих тут на случай снежных заносов, чтобы защитить дорогу.
Противоснежный забор
Но прежняя сухая земля преобразилась: теперь она не выглядит столь безжизненной. Пусть где-то совсем неглубоко и вечная мерзлота, но почти все вокруг покрыто ковром из разных низких растений. Найти голое место невозможно – даже палатку на ночь приходится ставить на цветочной поляне.
сю тундру прорезают речки – холодные, медленные, при этом порой сапог (внутри – два носка) топнет в вязкой почве. А вокруг – та самая жизнь, которую не ожидаешь увидеть здесь. Ладно бы привычные для Алтая стада, почти дикие лошади, но вот на пригорок (на самом деле, не «вот», а утром, но какая разница) выбрались сурки – еще совсем маленькие, мутузят друг друга почем зря, играют. Взрослый сурок размером с очень упитанного кота отчаянно драпает по склону, завидев машину.
Молодые сурки почти не боятся людей с длинным объективом
Далеко, так, что почти не берет телеобъектив, на берегу озера выгибают шеи журавли-красавки.
А это, кажется, журавли
И – тишина, какой не бывает не то что в городе – даже и в глухом лесу, где нет-нет да скрипнет какая-нибудь ветка. Здесь же скрипеть нечему – тундра.
Собираем палатку, пора еще выше
С этим оказывается связана и проблема: холод пробирает до костей, а до поворотной точки маршрута – теплых радоновых Джумалинских источников сегодня уже точно не доехать. Приходится вставать лагерем, второй раз в жизни ставить палатку и растерянно оглядываться в поисках дров для костра. Вот чего в тундре нет – так это дров. Не завезли. Но все оказывается продумано: из уазика достается примус – тот самый, который еще в «Мастере и Маргарите» починял кот Бегемот, разводится (из недр памяти всплывает именно этот глагол), и на раструбе от него, подведенном к металлической треноге, начинает греться сковородка.
Примус
Холод и голод
По наивности, к концу вечера я ожидал увидеть под примусом лужу – растопленную мерзлоту, но не случилось. То ли не хватало его тепла, то это происходит это все как-то не так, но факт остается фактом, лужи не было. Погреться у примуса тоже толком не получалось: сдавшись, мы попросили завести печку в уазике и малодушно скрылись в машине, пережидая там время, когда вскипятится вода.
Конечно, про холод (и даже снег) в горах до этого приходилось читать, те же пуховики были предусмотрительно запасены, но, согласитесь – одно дело читать и понимать, а другое дело чувствовать мороз (что-то в районе нуля было точно) в середине лета, когда до этого еще днем ходил в легкомысленных шортах и маечке.
Лето выдалось коротким, зато малоснежным
Теперь так уже не оденешься: майка-кофта-пуховик-ветровка, джинсы, две пары носков, теплая стелька, высокие резиновые сапоги – и все равно холодно.
Летняя оттепель. До зимы не успеет растаять
К счастью, наконец поспевает чай. После него – сразу в палатку, стучать зубами от холода и надеяться, что спальник «Алтай», обещавший «температуру комфорта» в ноль градусов позволит пережить эту ночь.
Спальник «Алтай»
Спальник позволил: утром в палатке, чудесным образом нагревшейся под лучами солнца, было откровенно жарко, вся она оказалась при этом пронизана лимонным сиянием, погода на высоте 2300 метров выдалась отличной.
Купленный в Кош-Агаче фонарик. Батареек для него, правда, в хозяйственном не оказалось, зато они нашлись в продуктовом.
Снова двойной носок, сапоги, две куртки, но утром жить куда как лучше: с облегчением понимаешь, что раз дорога на Укок закрыта, то еще одного холодного вечера можно не ждать, а значит, сегодня же согреемся. Пусть тепло будет не сразу, не скоро, но оптимизма это прибавляет. Можно устроить фотоохоту на тех самых маленьких сурков, неосмотрительно вылезших из норки на низкий пригорок, пойти осматривать бесконечную плоскость тундры, заодно придумывая, как бы половчее тут найти место для туалета, если видно все насквозь и на прострел.
Цветы тундры
Стада на вольном выпасе
Уазик уже под парами – можно отправляться дальше – еще выше, к 2500 над уровнем моря. Людей вокруг по-прежнему нет, последние были еще вчера – пара колоритных конников-алтайцев, судя по всему, возвращавшихся с осмотра своих стад, да, по словам наших спутников, проехавшие где-то вдалеке пограничники, которые «о нас знают». Даже обидно – и тут не удается почувствовать себя настоящим робинзоном: все равно остаешься на виду у государева ока.
Потом, несколько дней спустя, с такой же затаенной обидой об этом будут рассуждать присоединившиеся к нам с другого маршрута три женщины-спутницы: мол, вооон за той горой, в соседней Хакасии, живет Агафья Лыкова. Так ведь и про нее тоже все знают. И даже до книжки Пескова наверняка знали, где-то же доставало ее семейство продукты. Просто втихушку знали, не шумели. Есть ли еще где сейчас места, в которых можно остаться одному – да так, чтобы совсем?
А машина между тем доехала: вот вдалеке показались какие-то странные металлические остовы: бывший вольфрамовый рудник, теперь заброшенный и постепенно разбираемый на составные части, так что остаются лишь каркасы зданий да уродливый карьер. Андрей говорит, что где-то за близкой границей есть и другие такие же рудники – но они уже не наши, и в голосе чувствуется скорбь за когда-то такой свой вольфрам.
Вольфрамовый рудник
Сразу за рудником машина останавливается: приехали. Информационные стенды – «Зона покоя Укок», пара юрт – совсем таких же, как в Уч-Энмеке (так и не узнал, кто в них здесь живет – судя по всему, те, кто приезжает не на час, как мы, а лечиться всерьез), и три домика с удивительно плотным и густым изумрудным мхом вокруг: в них оборудованы радоновые купальни, а рядом еще одна, на более чем свежем воздухе.
Живительная сила радоновых источников
Как сказал здешний смотритель, в этом году вода успела прогреться только до 17 градусов – за обещанными двадцатью двумя нужно было приезжать в сентябре. Оно, конечно, вода была ощутимо теплее окружающего воздуха, но вот решиться нырнуть в нее все равно казалось подвигом. До пояса его осилил я, а Аня и Татьяна погрузились целиком, к моему сугубому стыду.
Вода – плюс 17. Воздух – плюс 5
Кстати, оказалось, что «радоновость» источников не позволяет находиться в них дольше пяти минут – то есть, по словам смотрителя, «если вы здоровые, то можете и все пятнадцать», но о том, что в итоге должно было случиться со здоровьем, мы так и не узнали.
В домике не теплее
В итоге мне показалось более интересным (слабая натура!) не купаться, а осматривать местность.
Так, в каждом из домиков, пол и подоконники были усеяны бусинами, заколками и простенькими украшениями: считается, что духом-хранителем источников является молодая девочка, которую и благодарят за купание таким образом. Смотрится это в итоге очень симпатично – таинственное поблескивание в полумраке, слегка отражающееся в прозрачной воде.
Подношения хранительнице источников
Кстати, в водоемы в домиках из уличного бассейна заплывают маленькие рыбки – получается самый настоящий пилинг. Точнее, мог бы получиться, нами рыбки почему-то не заинтересовались, хотя, говорят, обычно они рады общению с человеком.
Рыбки заплывают и в купели в домиках
Когда все наплескались и оделись, заново вспомнив о стоящих на улице далеко не летних погодах, уазик отправился в обратный путь: переезд в этот день оказался, наверное, самым длинным из всех, что были у нас на Алтае. Нужно было той же дорогой вернуться к «пограничному» шлагбауму, затем выехать из Кош-Агачского района и, свернув у поселка Акташ, отправиться к Улаганскому перевалу на турбазу Балыкту-Кёль, расположенную у верхнего в цепочке высокогорного озера. Там мы наконец могли устроить себе день лени, «выигранный» из-за заметенной снегом дороги на Укок.
Горы над Кош-Агачем
Пока же на обратном пути оставалось только изредка выходить поразмяться – сфотографировать днем ранее оставленные без внимания курганы, устроить фотосессию для тающего по берегам рек плотного снега на фоне зеленой травы, оценить неподвижность муляжа пограничника на «дозорной башне».
Заодно на обратной дороге мы еще раз посмотрели на «памятник дураков», расположенный среди ртутных красных скал. Вернее, наверное, было бы назвать его «памятником дуракам»: именно здесь, на Чуе, безвестные землеустроители решили было соорудить крупную ГЭС и даже вбили в землю какие-то бетонные столбы, пока до них не дошло две вещи: во-первых, сколько земли будет затоплено (что, по советским меркам, конечно, никого бы не остановило), а во-вторых, сколько ртути с этой земли «уплывет» в неведомые дали, надолго отравив самые разные отдаленные территории – говорят, проекта испугались даже в Новосибирске. Так что планы строительства ГЭС свернули в последний момент, а бетонные конструкции так до сих пор и стоят в память о незадачливых строителях.
Ртутные скалы
Ртутные скалы
Набрав за день приличную скорость, Акташ, тем не менее, мы проехали уже почти что вечером. Он, к слову сказать, как и все, близкое к Кош-Агачу, произвел неизгладимое впечатление. Этот очень небольшой поселок, с одной стороны, расположен на важном для республики перепутье – прямо поедешь – в Кош-Агач попадешь, налево – в Улаган, а с другой, когда мы проезжали его первый раз, поразил какой-то отстраненностью от всего прочего мира. Лучше всего ее передает сделанная тогда случайная фотография.
Акташ
За Акташем дорога вновь пошла вверх – через Красные ворота к Улаганскому перевалу. Довольно узкий «проруб» в нависающих скалах, сразу за которым бежит шумная горная речка, «украшен» множеством граффити, этим вечным спутником туриста на Алтае. Среди банальных Омска и Барнаула встретилась, однако, и одна необычная надпись, датированная 1946 годом. Видимо, в уважение к военной памяти ее (на довольно, кстати, большой высоте) не стирают, так что она, отлично читаемая, продолжает удивлять: как не побоялся в те годы человек не только написать «С Богом возвращаюсь домой», но еще и оставить свое имя? В любом случае, память вышла далеко не самая плохая.
Красные ворота
Красные ворота
Вскоре после Ворот по левую сторону от дороги потянулись те самые горные озера, мы ехали к самому верхнему из их каскада. Практически каждый из поворотов к ним обещал уютный ночлег и хорошую рыбалку – рекламные щиты бросались в глаза. Как нам рассказали, еще недавно никакой рыбы в озерах не было – какие-то свойства воды делали их «мертвыми», но потом сюда специально, под развод, запустили форель, она прижилась, дело завертелось, и теперь на большинстве водоемов можно ловить себе свежую еду, заплатив, правда, два раза: сначала за сам факт рыбалки, а потом и за выловленную рыбу по весу.
Царская трапеза: свежепосоленная пелядь в Балыкту-Кёль
Царская трапеза: свежепосоленная пелядь в Балыкту-Кёль
Но все эти развлечения ожидали нас завтра (рыбалку мы в итоге с удовольствием променяли на лодку), а пока уазик наконец доехал до Балыкту-Кёль. База встретила его атмосферой немного сумбурной стройки – как и по всему Алтаю, здесь было заметно расширение бизнеса, окрестный лес готовился уступить место новым коттеджам. Кроме стройки (все из дерева и поэтому не вызвало никаких неприятных эмоций), в глаза сразу бросился «дракон» из бревна, устроенный на чурбачках, и собака, похожая на лайку, очень дружелюбно настроенная ко всем туристам, при этом, однако, тщательно обнюхивающая любого приезжающего.
Горыныч мой, мой верный змей
На дворе был уже совсем вечер, тщательный осмотр местности решено было оставить на утро (утром оказалось, что осматривать, впрочем, особенно нечего), пока же уставшие тела отправились в баньку, на ужин – и, наконец, завалились спать. Перед сном мы, правда, столкнулись с небольшой проблемой: русские печки, которыми отапливались комнаты в коттедже, оказались чем-то вроде мраморного телефона, которым порадовал Вольку старик Хоттабыч. То есть по форме они дотошно воспроизводили печь, но вот с содержанием у алтайцев-владельцев базы вышла явная промашка.
Балыкту-Кёль
В печках не было ни одной заслонки, так что по факту они были гораздо ближе к традиционному костру в аиле, только что не обложенному камнями по кругу, а запертому в кирпичную коробку. Конечно, эффективность такой печки оказалась не велика: толком не было ни тяги, ни сохранения тепла. Промучившись какое-то время с забавной русско-алтайской конструкцией и все-таки разбудив в ней быстро прогоревший огонь, мы отправились на боковую, по уже выработавшейся привычке завернувшись в спальники на кроватях: идти за бельем, которое, как оказалось на следующий день, нам просто забыли дать, было уже слишком лениво.