Братья-белорусы за столиком в плацкартном вагоне. Уже в первые полчаса пути на свет божий из сумок появляются закусь и выпивон - грудинка, сочащаяся сальцем, укропчик, который так и кинуть поверх, хлебушек – белый, свежий. Все это режется острым ножичком, который любовно достает из походных запасов старший, старый белорус с суровыми усами щеточкой.
Двое его спутников – помоложе и попроще, лет под сорок, лица гладкие и немного плоские – без изысков, но и без претензий. От них ждешь тихого хряп-хряп, а вскоре и буль-буль: за умягчавшей трапезу колой появилась и водочка – с вежливым уважением налитая в пластиковые стаканчики.
И полилась застольная беседа.
Есть такой тип людей – философствующие сантехники. В жизни им не довелось близко коснуться образования, но душа тянется к чему-то нездешнему. Пусть в руках всегдашний лобзик, вантуз или домкрат – ум хочет ввысь. Такие люди всегда рассуждают об эзотерических тайнах третьего рейха. Авторитетно говорят, что Гитлер-то уж был голова, хотя и гад. Высшим проявлением этого типажа является железнодорожник Якунин – он выпустил вантуз из рук, но интересы остались те же: чудо, которое ухватить рукой и поставить себе на службу, чтобы благодатный огонь (был бы католиком – вспомнил какое-нибудь копье Лонгина) покарал татя в шубохранилище.
Так и тут – троим белорусам не удалось съехать с обязательных рельс: и вот уже в их неспешных речах красные и фашисты ищут Шамбалу, потому что у них руководство – голова.
Киваю, погружаясь в рукопись – все так, все правильно, типажи.
Как вдруг ухо режет диссонансом. Белорус помоложе ломает плавное течение разговора, обращаясь к старику с усами-щеточкой: «Раньше-то я никак не мог запомнить, чем отличается Инь от Яна, но теперь, спасибо, ты меня просветил. Вот и на семинаре тут, в Москве, нынешнем. Ведь ничего нового уже не сказали…»
И речь уходит в невнятное бубубу.
Это уже не философия сантехника, это что-то выходящее за границы и пределы. Доморощенным философам не положено ездить на эзотерические семинары в другие страны. Это не их профиль. Им не пристало обращаться к своему наставнику в плацкарте под водочку, они постигают книжную премудрость из дешевеньких газет и изданий мягкого переплета и слепой печати. Что ты, вселенная, шутишь?
А может, и не типаж это вовсе? Может, опять вечер, и магия сумеречного поезда берет свое? Проехать еще немного, до ночи и первой стоянки – и опять, как раньше... Пойдет по вагону граф Петр Андреич Клейнмихель, душечка, кланяться снятой с плеч головой, спрашивать, хорошо ли строил дорогу? А за окнами вновь блеснет красным огнями разрушенный завод?
Тогда и белорусы обернутся теми, кто они есть на самом деле – настоящими колдунами – клецками или кудесниками, тут уж как повезет?
Но сегодня выходить раньше – еще до темноты.