Первый раз были в посольстве: Литва не обзавелась визовым центром, поэтому в 7 утра бредем арбатскими переулками, напуганные грозным интернетом. Там люди пишут, как в ноябре и декабре были в это время уже шестьдесят-какими-то, а позже и не мечтай: сто двадцать-что-то-там.
Все оказывается гораздо проще: сквозь утреннюю тьму видна только одна женщина, да и та не в очереди, на работе: продает страховки выезжающим. Позже, в районе 9, удивленные люди спросят ее, как же не замерзла два часа на морозе? – «Ничего, привычная, 17 лет уж как… Раньше вот на Израиле была, теперь на Литве». Всюду жизнь.
Не выдерживаем и уходим искать едальню, чтобы погреться. Перед нами остается только «девушка с помпоном», которая прячется в теплых недрах припаркованной неподалеку машины.
«Кофе Хауз» почти пуст, за столиком греется бомжеватого вида старушка (что привело ее сюда в такую рань?), да юноша-хипстер тупит в ноутбук.
Полтора часа непривычных утренних часа (а ведь здорово) – и обратно, народу все равно не больше двадцати человек.
Начинаются встречи с прекрасным. Откормленный мент вслух зачитывает паспорта собравшихся. Наши – Москва – проговаривает бодро, а вот на «Набережных Челнах» спотыкается, морщит лоб, но потом, видимо, вспоминает, что это Татарстан, а не Средняя Азия или, не дай боже, Кавказ.
Наконец, минута в минуту, открывается заветная дверка. Сумки проезжают через рентген. Стоп. Еще раз. Проезжают. (БОМБА?!) Нет, проехали.
И мы, наконец, достигаем цели.
Интернет предупреждал: к мальчику из шестого окошка ходить не надо. Он злой, он придирается и заворачивает желающих посетить Литву. Но мы, конечно, встаем именно в 6 окошко. Не нарочно, так получилось.
Мальчик оказывается на месте. Черный волосом, бледный лицом, с шипастым кольцом на большом пальце. Возможно, он гот, и поэтому не любит людей – особенно вот этих, которые каждый день лезут с той стороны стекла.
Вдруг сердце падает – гот возвращает анкеты. Что такое, что не так? – «Тридцат седмой пункт. Подпис». (На ум сразу приходят фашисты-назгулы из гоблиновского «Властелина колец»: «С мягким знаком!»).
Какая подпись? – «Тридцат седмой пункт».
Но тут же только 36 пунктов! Смотрим вместе. Нету. «– Тридцат седмой пункт». Взвинченные нервы нагнетают абсурдность ситуации. На вопросы мальчик не отвечает, показать не хочет, лишь с нарастающим торжеством талдычит про свой пункт. На четвертый раз цедит сквозь зубы «Смотрет надо лучше». Неуловимый пункт, наконец, находится: прижался сбоку к тридцать шестому, спрятался в дебрях петита.
Застывшие на морозе чернила (в посольстве от ручек остались только пеньки, чувствуется влияние соцлагеря) худо-бедно нацарапывают что-то на бумаге – анкета уходит обратно за окошко.
Гот расстроен. Придраться уже совсем не к чему – ни к брони с букинга (подтверждена письмом из гостиницы), ни к копиям паспортов (сделаны заблаговременно).
Последняя надежда мелькает в его голосе, когда он требует оригинал свидетельства о браке – и тут же получает его, вытащенный из красивой свадебной папки.
Гот раздавлен. Он слабо шепчет, когда забрать визы, и уходит умирать за шкаф.
Позже он еще позвонит и замогильным голосом скажет, что перепутал день, но об этом мы догадались и так.

Теперь дело за малым – забрать визы (проблем не ожидается), найти путеводитель (по Вильнюсу нет ни одного нормального путеводителя, только подумать), карту (карт у нас тоже не продают), прочитать второй том «Сказок старого Вильнюса» Макса Фрая – а там уже чемодан-самолет.
И да, главное помнить, что в посольствах живут бюрократы, не имеющие отношения к людям и стране. Не хотел бы я оформлять визу в Россию.