…Родина встретила нас отчетливым запахом безумия.
Самолет прилетал в дальний терминал Шереметьево, так что к аэроэкспрессу нужно было ехать на специальном автобусе-шаттле. Что ж, удобно. Проходишь к нему по аккуратным красным стрелкам – и утыкаешься в Специальную Дежурную Тетку. Она прогоняет через рентген-досмотр чемоданов, после чего выдает ламинированные квитки: «транзит». Выдает их только после досмотра, уже за рамкой детектора, предварительно проверив самолетный билет.
Ждешь пару минут: крохотная комнатенка перед выходом на поле, где ездят шаттлы, заполняется такими же «транзитными».
Дежурная тетка видит, что поток людей на автобус иссяк, все они уже скопились в комнатке, переходит к дверям на поле – и начинает собирать только что выданные квитки «транзит». Просто собирать – не отрывать у них ничего (там нечего оторвать), не штамповать, нет. Буквально: она прошла два метра мимо тех же людей, которых только что «обилетила», и теперь забирает эти билеты обратно.
Признаюсь, я не рискнул задать вопрос, почему бы тетке просто не впускать всех в автобус: ведь какой странный человек захочет просто так кататься между терминалами аэропорта? На крайний случай, если мест в шаттле жалко, можно проверять самолетные билеты. Но зачем вот этот ламинированный «транзит»?
Такие мысли думались в голове, пока автобус ехал по аэродрому. Безумие приобретало официальный оттенок: мимо тянулись длинные ряды колючей проволоки. Странно: две недели колеся по Криту вдоль и поперек (больше вдоль – остров так пришлось проехать раза три минимум), я ни разу не видел этого полезного изобретения человечества. Хотя на Крите изрядно пастбищ, где, казалось бы, сам бог велел. А вот в мирной Москве первое же впечатление – спираль Бруно. Как любезно сообщает Википедия, «противопехотное заграждение в виде цилиндрической спирали <…>, наиболее эффективное при использовании совместно с пулеметами».
После аэроэкспресса сумасшедшинки в глазах прохожих стали задорнее и ярче, из них исчез стальной официальный блеск.
На всю улицу искрилась неоном вывеска «Салон красоты турфирма». Возможно, это были разные заведения, но догадаться об этом было трудно.
Троллейбус взорвался навстречу сразу хором безумных голосов. Интеллигентный старичок в штанах, натянутых по грудь, весело рассказывал в пространство об открытии нового трамвайного маршрута. Его поддерживали разнообразные бабушки, а модерировал дискуссию мужчина средних лет, до этого кривлявшийся и строивший рожи за моей спиной с неподражаемыми ужимками.
И лишь одна женщина скорбно прошептала: «Здесь целый троллейбус безумных».
Последние метры перед домом сумасшедшинка вырвалась из людей и пошла плясать гопака по пейзажу. На дереве, на длинной цепочке, весела большая детская соска, мучительно напоминая знакомый с детства архетип хвостика «Иа-Иа»: «Прошу стучать, эсли не аткрывают».
Пытаясь хоть как-то объяснить для себя этот набор событий, я догадался, что имею дело с принципом сообщающихся сосудов. Конечно, Греции еще далеко до Европы, но степень разумной организованности жизни там все-таки превышает отечественную. Поэтому по прилете родное безумие хлещет волной, заполняя возникшую во мне его пустоту. Вскоре же безумие кончается – точнее, перестает быть заметным, уровень сравнялся.
Но вчерашний вечер поколебал теорию. В магазине к кассе подошел еще один старичок и спросил, долго ли тут стоять в очереди из трех человек. Я недоуменно пожал плечами. Он хмыкнул «угу» и вприпрыжку, бодро подстукивая ступнями друг о друга, унесся куда-то в загадочную глубь супермаркета.