Пару месяцев назад меня пронзил рассказ Алины – она остается единственной ниточкой, еще хоть как-то связывающей с институтом.
Рассказ был про профессора Сапожкова – который вел у нас семинары по русской литературе первой трети 19 века. Профессор, конечно, человек не из легких (во всяком случае, в общении со студентами), но свой автомат я у него получил, так что аут нихиль.
Ну да дело, в сущности, не в самом профессоре Сапожкове, специалистом он был вполне знающим, предлагал (от чего, страдая паранойей, невозможно было отказаться) посещать свои лекции у вечерников – и то ли вправду хотел нести свет знаний, то ли все-таки самую малость тешил гордыню. Однако дело, повторюсь, не в профессоре.
Как оказалось, несчастный Сергей Вениаминович (внимание, сплетня!) перед Новым годом как-то не с той ноги зашел в кабинет проректора Коновалова. Зашел – и то ли нервически дернул глазом, то ли скривил уголок рта – но чуткими сотрудниками проректора это было подмечено и донесено. После чего профессор впал в натуральную проректорскую немилость.
Опять-таки не знаю, в чем он выражалась – то ли просто гнобили и лишали еды премий, то ли выносили на суд общественности и порицали бесстыжего моргуна – но факт оставался фактом: немилость висела над профессорской головой в образе как бы черной тучи, проливающей на макушку скорбный дождь. Тучу видели многие, а особенно метеочувствительные слышали даже отдаленные раскаты грома.
Ну а теперь, собственно, кульминация истории.
На очередном заседании кафедры всемирной литературы, куда профессор Сапожков зашел по старой дружбе, все смотрели на несчастного с симпатией. Осторожно подходили, хлопали по плечу, отдельные рисковые головы даже отважились чокнуться с Сергеем Вениаминовичем, благо скоро уже наступал Новый год. Но никто – совершенно никто – не произнес ни слова в поддержку или, страшно сказать, защиту профессора. Даже в кулуарах.

Мораль сей басни на поверхности. Институт представляет собой общество в миниатюре. Еще до прискорбного инцидента с профессором Сапожковым шесть лет назад я имел несчастье столкнуться с замдекана (человек растет!) Коноваловым. Нельзя сказать, что он задел меня лично – нет, просто «юному максималисту» Цехериту было неприятно наблюдать действия ученого мужа. Он выгонял студентов из столовой, потому что те в ней не ели, а читали – вокруг царило безмолвие. Он заводил на факультете дежурные группы по уборке аудиторий – гнетущая тишина усугублялась. Он пузом вперед расталкивал воздух в коридорах, грозя не вставшим при своем появлении отчислением – и в ответ слышалось робкое блеяние.
Потом однажды раздался мой вполне звучный голос – и сначала было «глумление над заместителем декана», потом – проблемы с документами в конце курса, еще потом – «потеря» диплома на выпускном, ну а финал оказался закономерен: другая, не институтская аспирантура.
Не стоит думать, что тогда, как и сейчас, кто-то не знал и не видел, что являет собой заместитель декана. Но он уже был им, и гораздо легче казалось смириться с порядком вещей, пусть и оборачивающимся бытовым хамством и мелкой уголовщиной. Теперь же г-н Коновалов просто вырос и со студентов переключился на профессоров, неловко скосивших взгляд.

Но мораль даже не в этом. Мораль в том, что никто так и не отважился протянуть парии (мне ли, трагикомическому ли профессору Сапожкову) руку. И в этом заключается для меня один из самых драгоценных жизненных уроков.