Не только специфика работы в новостном агентстве, но и периодический просмотр оппозиционных СМИ навевает грустные мысли.
Дело ведь не в том, что СМИ оппозиционные – дело в том, что они дают адекватную картину мира. (Потому как послушать господ официальных журналистов - и сразу в дурку. Я не хочу и не умею жить в осажденном неверными Китеж-граде.) О Химкинском лесе, наших самых справедливых судах или том же газоскребе официальные источники предпочитают изящно умалчивать. Как будто этого не то чтобы даже и нет – а попросту не имеет значения. Официально не запрещенное, но и не разрешенное вполне. Вот то ли дело – озеро Селигер! А между тем тонкая грань, которая отделяет меня от того же Химкинского леса, становится ощутимо ближе с каждым днем.
Да, я не на баррикадах. Оголтелость сторонников 31 числа мне чужда, и в толпу любителей кого бы то ни было, как уже сказано, я навряд ли вольюсь. Но видеть что то, что тебе дорого – идеалы и пейзажи – растирают об асфальтовый каток или милицейскую дубинку – это как-то «слишком чересчур». Подставлять под них хрупкие кости – нет, нимб над головой пока еще не пробился. Ворчать на кухне или в тесной компании – бессмысленно. И из тупика выхода нет.
Новости о коррупции, которых на ленты падает по двадцать в день, уже привычны, как легкий шум вентилятора – не замечаешь. То же относится и к каким-нибудь постреливающим милиционерам. Уже не говоря о том, что лучше не задумываться, сколько людей сейчас живет в тюрьмах, по определению не предназначенных для жизни – и сколько раз в шаге от этих колоний был ты сам, да так, что спасался только чудом, известным попустительством фортуны и все-таки сияющей на небосклоне звездой. Вы думаете, для уголовного преступления нужно много? – О, насколько вы заблуждаетесь! – И это я, максимально далекий от бизнеса и государства в любых его формах, живущий тише воды, ниже травы, благо Башня прорастает вершиной в совершенно иные области.
Но дело не во мне, дело, как уже было сказано, в стране. И вот она – страна – носительница той культуры, которую я в качестве единственно признаваемого признака патриотизма считаю своей, Толстой и Стругацкие, – вот это страна стремительно скатывается в хорошо знакомую бездну, не видеть которую сейчас кажется уже невозможным.
Нет, конечно, любезная Аннет, обвиняющая во всех смертных грехах Америку и смутно представляющая себе количество партий в парламенте, – она не увидит, пока не жахнет, причем на ее конкретной кухне – но включить несколько боле широкий угол обзора…
Ситуация до смешного напоминает столетнюю давность – рахитичная и одновременно жестокая, прогнившая до последнего клерка власть, поднимающая голову оппозиция, которая с одного бока идеально-либеральна, а с другой страшна, как Ленин в гробу, – и патовая ситуация, когда верхи не могут, низы не хотят, плюс то же самое, только наоборот. А страна между тем аккуратно загибается, завиваясь поросячьим хвостиком.
Вывод и выход из всего этого только один: пора перестать считать эту страну – своей. Здесь – проездом, из Афин в Коринф многоколонный, и на самом деле солнечный Парагвай уже раскрывает объятия своих, наверное, джунглей, а восемь томов Тургенева легко умещаются в рюкзак.
Только так получается жить здесь – без раздвоения сознания, без муки, когда против той же башни клятого Охта Центра нельзя возвысить ни руки, ни голоса – потому что все бесполезно, и никакие подписанные петиции не обладают никакой силой. Ну а о более страшных, ломающих не перспективу города, а судьбы людей вещах, я и не говорю – чтобы понять абсолютное бессилие, достаточно один раз посетить суд – и вовсе не обязательно Хамовнический.
Играем на опережение – надеюсь, что рассчитанного количества ходов хватит, чтобы успеть в солнечный Парагвай до того, как жахнет здесь – в когда-то родине. А дым родного пепелища навеки сохранится въевшимся в кожу.