Город Гуглич совсем не похож на город Т. В Т. хорошо жить и еще лучше умирать – осенью, под скрип дождей, в тенях невероятных старинных зданий, то возносящихся к поднебесью своей ажурной решеткой, а то дразнящих тучи – не раздавите! Мы век стояли и стоять будем, вон у нас какие толстые стены – попробуй, сомни.
И только набережная города Т., блестящая, словно вставная челюсть на пожелтевшем черепе, обманывает случайного туриста. Но отойди на шаг – и вот уже он, настоящий город, пасмурный и декадентский. Два шага – и попадешь в густую, крепко замешанную месяцем метель. А три - …
А город Гуглич, как уже было сказано, совсем не такой. Мощная Волга не дает времени скопиться в нем, унося век за веком, и остается просто город, который не смогло зачаровать даже убийство царевича. На набережной, где обязательно стоят три-четыре теплохода, гомонят интуристы, громоздятся сувенирные ряды, торгующие мехами и янтарем пополам со сломанными часами и бюстами лысых вождей, а чуть дальше – через парк - остатки местного кремля, давным-давно уже не способные выдержать даже самой слабой осады. Стен нет и в помине, четыре храма слепо тычут в небо куполами, «интуристов суетливых волокнистые стада» набивают их битком и со вздохом высыпаются обратно, прямо на советские клумбы, чтобы, разбухшими от сувениров, уплыть в свое несуществующее далеко.
Три-четыре теплохода. Первый – Михаил Шолохов, второй – Лев Толстой. И так бывает.
Через парк.
В небо тычут не только церкви.
Интуристы на фоне клумб.
Впрочем, и у Гуглича есть свое лицо. По нему прошли морщины трех эпох. На заросшем клочковатой бородой подбородке обосновались старые храмы и редкие дома «гражданской архитектуры», впрочем, не раньше 19 века. Конечно, церквей не так много, как в Т., но и расположены они в большем порядке. Первые, у берега, превращены в музеи, вторые – в центре – проводят службы для туристов, а третьи, стоящие там, где кончаются аккуратно выложенные плиткой и оборудованные спусками для инвалидов улочки, утопают в извечной грязи, лишь издали, «для пейзажа», блестя куполами. Под маковками же, не видная для проплывающих Гуглич теплоходов, – мерзость запустения и покосившиеся строительные леса: город живет для набережной, исчезая по удалении от нее.
Церковь в центре. Внизу – вход в ад.
Кошмар студента – филиал ЯГПУ.
Что тут скажешь…
Характерное английское «плиз». Свои – обойдутся.
От этой церкви с набережной видны только маковки.
Ото рта до подбородка в Гугличе протянулись унылые серые пятиэтажки – наследство тех самых лысых вождей. Они, как поганки, стоят в самых неподходящих местах, лишь изредка прерываясь каким-нибудь антиком времен сталинского ампира, вроде массивной лестницы с каменными шарами на мощных перилах, ведущей прямо в придорожную канаву.
Приглашение в канаву, да.
Наконец, высокий лоб Гуглича скрывают кудряшки построек уже двухтысячных годов. Это и полудостроенные вылизанные коттеджи, и роскошные прибрежные гостиницы, сверкающие белизной и вызывающие оторопь – то ли дворец каких-нибудь Газпромовых-Оболенских, а то ли туриндустрия в величии своем. Все-таки туриндустрия. Но и здесь, как и по всему Золотому Кольцу, никуда не деться от легкого, почти неощутимого аромата увядания, сладостного запаха гниения, тинной зеленью пробирающегося в самые роскошные апартаменты и узором трещинок покрывающего так недавно и тщательно оштукатуренные стены. Это не унесут с собой никакие теплоходы, натужно гудящие от страха в шлюзе неподалеку.
Гостиница на манер особняка.
Триумфальная арка шлюза.