В нас слишком много старой культуры – как в итальянских футуристах, которые жаловались, что не могут сказать ничего нового – Данте мешает. До сих пор считается почти неприличным и уж точно смешным открыть Америку, в которой многие компьютерные игры не хуже книг, признаться, что не понимаешь и не собираешься понимать оперу, и расписаться в нежелании посещать музеи и театры…
Меж тем, если вдуматься, то вся эта культура в огромном своем большинстве архаична не только по форме, но и по содержанию. Можно понять далекий восемнадцатый век, в котором стремящемуся заполнить праздный досуг человеку предоставлялся простой выбор – либо лучина (канделябр, шандал) и эротические утехи, либо выезды в свет с его оперой и балетом. Каноническая культура и не могла, если вдуматься, породить ничего иного, кроме застывших жанровых форм, отточенных танцевальных па и нечленораздельных арий: находившее в зачатке массовое (то есть – популярное) искусство только рождалось, выбиралось из застывшего янтаря строгих правил, выход за которые грозил обрушением всей общественной и эстетической конструкции (неслучайно вслед за падением трех единств по всей Европе прокатилась череда войн и революций). С некоторой точки зрения балет ничем не отличается от иконы или ритуального изображения фараона, объединяемых традицией и ограничениями. Понятно, что с развитием общества темницы рушились, на смену опере приходила попса и авторская песня, и лишь третий вариант досуга восемнадцатого века – «блеск, шум и говор балов» – почти не изменился, лишь переместившись на детские площадки и в подъезды. Впрочем, нынче и их заменил интернет.
Так вот, время ушло, а представление о культуре осталось прежним. Ушла вперед даже сама культура, но до сих пор любой музей стоит последним оплотом нравственности, хотя для меня никак невозможно объяснить связь витрины, картины и бахил с духовностью. Вот, скажем, «Три богатыря» Васнецова. А вот, к примеру, скринсейвер от Висты. Если убрать историческую ценность, забыть, что «Три богатыря» – свидетельство эпохи, память о человеке, то где принципиальная разница?
Н-да. Но, как уже было сказано, в лучших домах Филадельфии таких вопросов не понимают. Интеллигентам и сочувствующим не дано согласиться, что их культура – это чистой воды сегрегация. Умеешь разобрать слова в арии? – Молодец, возьми себе очки-велосипед. Можешь особо извращенным образом получить наслаждение от оды? – Да ты из наших, из доцентов! (Здесь лучшим аргументом для меня служит конторка, в которой вполне ограниченные люди – позвольте мне немного побыть высшим судией – разговаривают об опере и ценах на театральные билеты: что ж, классическое искусство стало прекрасным способом для повышения люмпеном своей самооценки.)
Архаичные правила и нормы канонической культуры, оставшиеся сейчас отличительной особенностью, почти масонскими знаками очень небольшой группы – аудитории телеканала «Культура», – до сих пор остаются ханжеским критерием для различения козлищ и агнцев. И это я уже не говорю о любителях Джойса.
В таком контексте особенно комично выглядит недавняя ночь музеев. Я видел по-советски прекрасную очередь в музей Маяковского, изящно увивавшуюся по улице прямо в метро. И не стоит говорить, что все это были титаны духа и ценители прекрасного, способные ради халявной (слово, конечно, очень важно) духовности отстоять в сумерках три часа. Нет, дело здесь в другом. Это были именно жертвы пропаганды, в которых привычка к стоянию в очереди за колбасой удачно совместилась с желанием повысить самооценку.
Я сам провел ночь музеев в магазинах – в Чайном и «Монамуре» на Мясницкой, в Библио-Глобусе, в простой прогулке по улицам. И это не было связано с тем, что мне позарез нужен был чай или книги – отнюдь! Я удовлетворял свои эстетические потребности. Увы, мне неинтересны музеи. Там (на мгновение попытаемся примерить на себя взгляд туземца из племени мумбо-юмбо) не дают ничего нужного и важного – много испорченных вещей, много вещей, в принципе непригодных к делу – и в любом случае только посмотреть, картинки разной степени забавности. Магазин же – дело совсем другое. Достаточно наконец смириться с мыслью, что унитаз в музее Помпиду ничуть не хуже любого другого унитаза, и вычурный чайный с его удивительными ароматами, драконами по стенам и описаниями различных экзотических напитков, каждый из которых можно купить и унести с собой, покажется куда как лучше любого музея. То же относится и к интим-, и к книжному магазинам. Но для того, чтобы предпочесть долгой-долгой очереди в какой-нибудь музей неспешный шопинг (пусть даже и вообще без покупок), нужно понять простую вещь: классическая культура принадлежит веку, в котором еще не изобрели электричества. Веку, в котором альтернативой лучине было лишь зарождающееся, мучительно ищущее форм искусство, сегодня, наконец, вышедшее за пределы обороняемых билетерами рубежей и разлитое вокруг нас.