В четыре часа утра - самое время.
Как нельзя кстати и черт знает почему, мне хочется стихов. Цветаеву. Того неуловимого, но однажды пойманного плетения звуков, букв, слов, рифм, чувств, ощущений, того смысла, который можно хватать с кончиков собственных ресниц дрожащими замерзшими пальцами только тогда, когда тебе шестнадцать и ты чешешь по промерзшему городу вот уже три часа, печатая шаги в асфальт новенькими камелотами...
Только книги остались дома.
И я бормочу наугад разрозненные куски того, что осталось на задворках долговременной памяти.

Я слишком доверчив.
Таких как я пинают могучим кирзовым сапогом пониже спины и наблюдают за красивым полетом вдаль - по крутой дуге.

Я слишком самонадеян. Хочу всего и сразу, и чтоб на сто процентов. Хочу даже того, чего в принципе не может быть. И чтоб оно тоже - на все сто.
Таким с глубокомысленной улыбкой Моны Лизы преподносят на блюдце с нежной голубой каемкой разбитое корыто. Если оно туда влезет, конечно.

Я слишком. И все.


Но стихи я читаю хорошо.
Не отнять.