Айфоны колосились по осени, отливали золотым металлом на солнце в такт сентябрьскому ветру, или пестрили разномастным пластиком далеко за горизонт полей. Когда Никитка вставал и бежал пить к колодцу, он видел, как стоит туман над айфоновыми полями, представлял, как наполняются свежие плоды телефонными разговорами и смсками, разнообразным интернет фидом, как сами собой появляются на айфонах фотографии. Он знал – дед учил его, что каждый айфон это чья-то жизнь: “Жисть Някитка! Пойми глупой, с виду просто дощэтщка – а внутри жисть! Годы, Някитка, мэсотсы” и Никитка боролся с желанием сорвать айфон и посмотреть на эту жизнь, послушать её, приложив свежую трубку к уху. Он знал что так делать нельзя, что так убьешь, лишишь кого-то жизни.
К зиме айфоны сами сорвутся с полей, соберутся в клин и полетят к иной земле, где живут их хозяева, те кто пользуются ими. А Никитка останется здесь с дедом, читать деревянные книжки и смотреть в металлический ящик, который ежевечернее передает пустоту. Есть стеклянные заготовки.
Это если конечно снова не прилетят вороны и не начнут клевать айфоновые поля. Тысячи ворон, которые будут тыкать стальными клювами по экранам, и там на иной земле их будущие хозяева будут сходить с ума…(c