Текст 2005 г. с правками 2013 г.
Первый раз я встретился с ним взглядом в августе 2003 года во время посещения плато Лаго-Наки. Пожалуй, именно эта гора стала той отправной точкой, с которой начали осуществляться мои безумные идеи, регулярно приводящие в беспокойство простых обывателей. Всё бы и окончилось на уровне мечтаний, если бы я не нашёл во всемирной Сети ресурс, посвящённый нагорью Лаго-Наки и массиву Фишт. Прочитал отчёты о походах, посмотрел фотографии, нашёл единомышленников и загорелся. С тех пор названия «Лаго-Наки», «Абадзеш», «Хаджох», «Гузерипль», «Нагой-Чук», «Оштен» и «Фишт» стали для меня поистине музыкой. Что же это за район?

Плато Лаго-Наки и Фишт-Оштеновский массив располагаются на Западном Кавказе в 60 км к северо-западу от города Сочи. Со всех сторон нагорье окружают леса, переходящие по мере набора высоты в субальпийские и альпийские луга. Доминирующая вершина – Фишт (2867 м), с которой спускается самый западный кавказский ледник. Отсюда берёт своё начало Белая – одна из наиболее красивых и чистых рек юга России.

Географическое положение и живописные пейзажи способствовали популярности района среди туристов и альпинистов. Первые классифицированные маршруты на Фишт появились в восьмидесятых годах двадцатого столетия. Скальные стены, снежники, ледники – здесь есть полный набор как для начинающих, так и для серьёзных спортивных групп. Не очень большие высоты и подходы через два перевала способствуют снижению затрат времени на акклиматизацию.

После очередной экзаменационной сессии душа рвалась на волю. Да и квалификацию терять было нельзя – ради чего я тренировался? Но зимние сборы альпклуба МИФИ – вещь только виртуальная, присоединяться к кому-нибудь ещё было уже поздно, а лыжный поход в Хибины вместе с участниками наших летних восхождений мне не подходил по снаряжению, подготовке и идеологии. И тут из Краснодара пришло заманчивое предложение – Фишт в феврале. Для меня, тогда третьеразрядника-«бройлера», не имеющего за плечами никакого зимнего опыта, приглашение от эльбрусского гида и восходителя на пик Хан-Тенгри и пик Ленина стало приятным сюрпризом и дополнительным стимулом к работе. Тем более что компания обещала подобраться весьма и весьма серьёзная.

Зимний альпинизм считается специфическим занятием. Под определение «отдых» он никак не попадает, но именно ради такого отдыха я готов был на неделю бросить Москву, привычную обстановку и броситься на встречу неизвестности. Так я и поступил, устав отвечать на недоумевающие расспросы ни разу не бывавших в горах людей, устав слушать многословные нотации, смыслом которых были лишь три слова: куда тебя несёт? Да, я отдавал себе отчёт, куда меня несёт, с чем я могу столкнуться и на что себя обрекаю. У меня всё в порядке с инстинктом самосохранения. А вот без гор я жить уже не могу.

Зима на Западном Кавказе – это удивительное сочетание мягкого юга и сурового севера. Это трёхметровые слои бархатного снега и разгуливающие лихие ветры, это вековые леса и жёсткая пожелтевшая трава, это стройные ели, грациозно сбрасывающие снежные шубы, и причудливые цирки вокруг валунов, это пение птиц и грохот лавин. Палящее солнце и щиплющий мороз, пустыня, в которой кипит своя жизнь – так можно сказать об этом уголке.

За свою только начавшуюся альпинистскую карьеру я ещё не успел узнать, что такое характер горы. В той спешке, в которой совершались восхождения «по плану», была видна лишь конечная цель – «обязательные» четыре вершины и отметка в учебной части. «Чего думать, валить надо», - эта фраза стала девизом летнего сезона. Конечно, бывали разные ситуации, как на Виатау и Тютю, но до сих пор при анализе на первый план выходила спортивная, а не моральная составляющая альпинизма. Даже имя горы я часто узнавал в последний момент. Иное дело Фишт: к этой цели я шёл полтора года, коренным образом изменив свой образ жизни, своё мировоззрение и свой имидж. Кто бы мог подумать, что юноша, побывавший в этих местах летом с обычной экскурсией, вернётся сюда, но уже в совершенно ином качестве?


Кубанская столица встретила непривычной прохладой. Толпа выходящих пассажиров и встречающих мгновенно расползлась по ещё сонным улицам города. Лишь площадь перед вокзалом да зал ожидания автостанции бурлили, регулярно оглашая окрестности не всегда достоверной информацией о рейсах. Часа полтора я провёл в ожиданиях, с интересом наблюдая за взаимоотношениями людей и автомата по продаже кофе. Так же, как и везде, возникали трения между пассажирами и кассирами по поводу льгот, новые лица возникали и исчезали. Но вот мои новые напарники – людей из племени туристов я узнаю за версту. Общие увлечения, общий образ жизни, и как результат – через три часа мы были друг другу уже «своими». Так что неправда, что «столица» и «провинция» не могут ужиться вместе. Справедливости ради стоит заметить, что с некоторой натяжкой меня можно считать местным, краснодарским.

Наш путь к Фишту пролегал из Гузерипля через Партизанскую поляну. Пешая дорога туда (по состоянию на февраль 2005 г. - прим.) представляет собой семикилометровый участок асфальта, его гравийное продолжение, затем лесовозную бульдозерную колею и финишный отрезок по лесной тропе с набором высоты около семисот метров.Приют «Партизанский» - это островок цивилизации среди снега и лабиринта лесовозных дорог. Источник тепла – синтез печки-буржуйки и каменной русской печи, половина дыма от которой валит тут же в комнату. Свет – толстая восковая свеча и керосиновая лампа. Вода – топлёный снег. Изнеженный городской житель сказал бы «фи», однако мне эти условия показались комфортными. И правда: есть где приклонить голову, есть где нормально и полноценно пообедать, есть где просушиться.
Впрочем, тогда мы промахнулись. Стемнело, ориентироваться стало труднее, расстояния между привалами всё сокращались. После того, как дорога пошла на спуск, стало ясно, что идём неправильно. Особенно трудно пришлось мне и Насте, которая, как выяснилось позже, поехала с простудой. В одиннадцатом часу участники оказались на пределе. Решено было ставить лагерь прямо на дороге. У меня началась гиподинамия – движения давались с огромным трудом, даже жевать печенье, особенно на фоне отсутствия воды, не получалось. Сказывался и короткий сон накануне. И тут ударил мороз. То есть я падаю и засыпаю, но при этом околеваю. Усилием воли заставил себя подняться, походить, подвигаться. Лучше не становилось. Натянул пуховую куртку. Установили палатку, приготовили чай. Проявляя чудеса эквилибристики, уселись вшестером в формально трёхместной палатке (в ней нам предстояло жить вчетвером). Как при этом не пролили чай из кружек и не отдавили друг другу конечности, остаётся только гадать. Плохое самочувствие не желало улетучиваться, поэтому я отказался от приёма пищи. Серёга насильно впихнул в меня несколько кусков копчёного мяса и сыра. Сравнительно удобно устроившись – а спать всем приходилось на боку, поворот на спину означал стеснение остальных и прижатие крайних к мокрым и обледеневающим стенкам палатки – все заснули.
Проснулся я от резкого возгласа: «Тихо!» Судорожное вслушивание в пустоту и отдалённый шум трактора. Нет, пока всё спокойно, нас не переехали. Слегка помятые, мы выбираемся на поверхность. Десять утра – вот расплата за вчерашние гонки. Сергей уходит на разведку, остальным приходится готовить завтрак, собирать рюкзак и морально готовиться… ко всему, что угодно. Оказывается, мы промахнулись километра на три. Повезло хоть, что стали около воды, и не пришлось топить снег.

Через полтора часа вернулся Серёга, и после коротких сборов мы двинулись к Партизанской поляне. Вот и нужный поворот, и ориентиры – мачты ЛЭП вдоль дороги. Эта колея не столь разъезженная, зато более глубокая. В одном месте мою вчерашнюю детскую ошибку повторил Андрей – ступил в глубокую лужу. В пути чувствуется потеря воды – начинаю есть снег. В мокром снегу вязнут ноги, поясной ремень отказывается принимать свою долю груза, из-за чего ноют плечи. Подъём по селю, затем переход по лесу, и в четвёртом часу мы достигаем заветного тёплого приюта. Горячая печка, кровати – об этом я уже успел забыть.

Смотритель приюта дед Виктор устроил нам встречу, предоставил комнаты – в нашем насквозь коммерческом мире не верится, что это может быть бесплатно. Время отдыха было потрачено на перераспределение груза, обсуждение тактики и разговоры с дедом. В его комнате постоянно стоит густой дым от печки и табака, в котором, как ни странно, можно свободно существовать. На свежем воздухе легче, но гораздо холоднее. И всё же я предпочёл ночевать в спальнике на полу, но в одной комнате с ребятами, чем на мягкой кровати у стенки в тепле, но вместе с дедом.

Рано утром, оставив на сохранение три килограмма еды, кроссовки, кошки, термос и ещё кое-что по мелочи, мы двинулись в сторону приюта «Фишт». Перед нами была снежная целина, лес и два перевала. Мышцы пришли в тонус, а после более грамотной упаковки рюкзака стало идти гораздо легче. На этом переходе я впервые узнал на себе, что такое тропить. Уже после десяти метров стало тяжеловато. Ноги проваливались по колено, но это занятие мне начало нравиться. Конечно, меня и Настю пускали первыми далеко не наравне с Серёгой и Андреем, но и свою лепту в продвижение группы мы тоже внесли.

Погода установилась великолепная, пугал лишь атмосферный фронт в районе Белореченского перевала.

Перед входом в лес я отстал. Плюнув на эмоции, я ловил свой темп и наслаждался пейзажами. Для ускорения и для доставки продуктов – часть из них была у меня – мне навстречу выслали подмогу. На деревьях с периодичностью в пятьдесят метров висели маркеры – бело-красные таблички, указывающие тропу. Обычно они висят в трёх метрах от земли, но сейчас они находились на уровне щиколоток. Под трёхметровым слоем снега – деревья, кусты, брёвна. Во время перехода по одному из таких участков у меня нога провалилась куда-то далеко вниз, и я увяз по пояс. С помощью Андрея, лыжных палок и чьей-то родственницы я выполз на поверхность. Запомнилось и пересечение речушки около бывшего приюта Армянский. Вообще-то там есть мостик-бревно, но оно под слоем снега в рост человека. Саму реку мы пересекли по снежному покрывалу. К двум часам дня мы вышли на границу леса. Идти дальше означало остановиться в продуваемой и безводной зоне под перевалом, поэтому решено было остаться на удлинённую стоянку здесь.

Ради интереса я прошёлся ещё сто метров. Солнце нещадно палило, хотелось раздеться, несмотря на отрицательную температуру. Совершив круг почёта вокруг вешки, я вернулся к лагерю. После обеда ребята залезли в спальники, а я решил ещё подышать свежим воздухом, пока окончательно не замёрзну. Наконец начал получать удовольствие от первого зимнего мероприятия.
- А ты чего к нам не залезаешь? Теплее ведь будет!
- Да вам там и так плотненько, а если я присоединюсь - вообще будет ни в рот, ни в попу!
Перед сном решили устроить просушку ботинок, так и не давшую результата, а к утру и кожаные ВЦСПС, и пластиковые «Кофлач» покрылись коркой льда.

Переход через перевалы. На снегу свежие следы. Сергей поясняет:
- Это зайчик бежал. А это тот, - указание на отпечатки когтистых волчьих лап, - кто за зайчиком гнался.

Перевал Армянский, 1938 метров. С него уже видны домики приюта «Фишт» - нашего основного и самого желанного пристанища за все четыре дня. С восточного склона горы Оштен сошла свежая лавина, накрыв собой маркированную тропу, и нам пришлось наугад, проваливаясь по пояс, искать обходной путь по её «берегам». Особенно опасны были стволы и ветки деревьев, засыпанные слоем снега. После короткого перехода по лесу мы дошли до реки Белой. Над водой возвышались двухметровые сугробы, мосту Сергей после разведки доверять отказался, пришлось перебираться на другую сторону по камням.

Два двухэтажных коттеджа приюта «Фишт» оказались засыпаны снегом по крышу. Вход на второй этаж оказался в одной ступеньке от «земли». Дверь открыта настежь, но комнаты ещё хранят запах дыма от печки-буржуйки. Предыдущая группа была здесь в середине января и уходила в спешке, оставив значительную часть вещей. Экскурсия по первым этажам с фонарём обнаружила следы пребывания белореченцев, воронежцев, сочинцев и туапсинцев. С Нового года под потолком остались висеть воздушные шарики, на столе лежала коробка петард и бенгальских огней, восковые свечи. Из штатных продуктов, которые должны были находиться на приюте, осталась только миска гречневой крупы, миска риса и около двух килограммов сахара. Зато там стояла полная коробка чипсов с истекшим сроком употребления. Брошенных на приюте вещей хватило бы одеться и обуться в летнее ненастье: резиновые сапоги, шерстяной свитер, куртка. В одном из углов лежала гитара и новенький атлас Краснодарского края. Потемневшие от времени и сырости матрацы и подушки были в беспорядке свалены на нарах.

Выбрав самую тёплую, чистую и светлую комнату, мы незамедлительно поставили палатку прямо на нары и занялись обедом. Был объявлен продуктовый коммунизм, и всё равно мне досталось замечание от руководителя о плохом аппетите.

Стемнело довольно быстро, и по зимнему южному небу рассыпались звёзды. За окном, спрятавшись во мгле, дремал Фишт, так и не допустивший к себе с ноября месяца ещё никого.

Стало ясно, что к седьмому февраля вернуться в Краснодар будет проблематично. Ребята назначили контрольный срок возвращения на восьмое, но после взгляда на формирующийся на юге за Белореченским перевалом циклон, даже такой расклад выглядел оптимистичным. Что я терял? Билет до Москвы стоил шестьсот двадцать шесть рублей. Будут ли потом места на девятое или одиннадцатое число? А главное, как сообщить о моей возможной задержке? Объявленные четвёртые сутки моего пребывания вне зоны связи истекали. А если ещё один снегопад? Выражение лица Сергея оптимизма не добавляло. Полметра снега в день, заметёт следы, засыплет маркеры. А ещё Москва и Краснодар сойдут с ума. Лишь от гор веяло холодным спокойствием.

Пятого февраля в восемь утра маленькая группа вышла на восхождение. Ровный шаг, минимум разговоров, каждый думал о своём. С юга циклон подтягивал всё новые силы и медленно продвигался в нашем направлении. Недалеко от подножия Настя отказалась идти дальше. Сергей, я и Андрей – именно в таком порядке – продолжили путь к вершине.
Как назло с северной стороны нещадно палило солнце. На крутых тридцати- сорокаградусных подъёмах ноги тонули по колено. С набором высоты снег становился всё плотнее, и приходилось делать несколько движений ногой для выбивания устойчивой ступени. Начались проблемы с ориентировкой: в какой кулуар лучше пойти, с какой стороны обойти скалы. Путаницу вносили и «новообразования» в виде снежных наддувов и гребешков. И всё же к полудню мы добрались до предвершинного гребня и скал. Даже без ветра лицо от мороза начало покалывать, камни коварно скользили под ногами, а снег приобрёл плотность асфальта. Циклон с юга демонстрировал свои намерения, заволакивая юго-восточный скальный бастион. Мобильную связь к моему удивлению удалось поймать, причём мощность сигнала была почти вполовину максимальной. Только я успел набрать сообщение, что задерживаюсь, как сигнал исчез окончательно и бесповоротно. Был назначен совет, который через пять минут постановил спускаться вниз. Что нас ожидало в случае продолжения? Закрытый ледник, снежные карнизы, постоянный порывистый ветер и минимум два часа простого снеготоптания. А так мы набрали зимние 2500 метров. Успехом в альпинизме считается безопасное возвращение. С начала календарного года (2005) на вершину Фишта пока не ступала нога человека.

Спуск по мягкому глубокому снегу – одно из моих любимых занятий. Правда, если склон километровый и почти отвесный, то немного страшновато. Да, практики в оврагах Коломенского недостаточно для уверенного и бесстрашного спуска. Но моя цель – стать старым, а не бесстрашным альпинистом.

На подъём было затрачено четыре часа, спуск занял чуть больше тридцати минут. Солнце продолжало жарить, как бы издеваясь над нами. Я ещё раз взглянул на такую близкую вершину и глубоко вздохнул. Что ж, будет повод придти сюда ещё.

Следующие полдня были посвящены обсуждению дальнейшей тактики. Конечно, хотелось успеть к поезду, но для этого нужно было обязательно спуститься в Гузерипль к пяти утра, когда отходит единственный автобус до Майкопа. А пробежать за один день тот путь, что мы шли три с половиной дня – слишком сложно. Тучи, затянувшие всё небо, только подчёркивали нереальность этих планов. Насте опять нездоровится. На ночёвку решено было остаться на приюте, и утром шестого февраля идти, как получится.

Ночью небо освободилось от серой пелены. Два будильника сработали точно по расписанию, но никто не решился первым подать пример и выползти из заиндевелой палатки. Ботинки снова окаменели, и согревать их пришлось своими ногами. Завтрак, короткие сборы и ритуал прощания с приютом сдвинули время выхода почти до девяти часов. Тем не менее, в десять тридцать мы были уже на Армянском перевале. Шоколадка, термос чая, раздумья: впереди самый короткий, но самый сложный участок между перевалами. Фишт искрит нам снегом на прощание, по его склону зигзагом идёт наша вчерашняя тропа. «До свидания», - еле слышно говорю я ему.

Пока снег не раскис, опасный участок под снежным надувом по своим следам мы миновали довольно быстро. Как всё-таки тяжеловесно и неуклюже смотрятся человеческие следы на фоне отпечатков заячьих лап и козьих копыт!

После привала на перевале Гузерипль на спуске мы развили приличную скорость. Неужели я так умею бегать с рюкзаком? Обеденный перерыв на границе леса на месте нашей прежней стоянки. Ещё сохранился тёмный отпечаток от палатки и… свежие следы на его месте. Удобные клочки земли привлекают не только шальных туристов.

Участок леса в обратном направлении мы проскочили гораздо быстрее, чем на пути на Фишт. На том же самом бревне я вновь провалился по пояс. Появилось ощущение удовольствия от хождения и нагрузок, началось привыкание к дикому образу жизни, пропало желание возвращаться в цивилизацию.

Солнце клонилось к западу, снег подмёрз, скорость существенно возросла. К шести вечера мы спустились к приюту «Партизанский». Одиннадцать часов хода, включая время стоянок, тридцать три километра и два перевала – каково? Однако Настя валилась с ног, отказываясь идти дальше.

Продукты и вещи, оставленные ради облегчения на Партизанке, оказались в целости и сохранности. Надо было что-то делать с тремя килограммами продуктов – тащить всё на себе было неразумно. Что-то было съедено тут же, что-то мы оставили смотрителю, самую маленькую часть взяли с собой.

Назвать неглубокий сон с шести до одиннадцати вечера ночёвкой язык не поворачивается. И всё же Серёга решил всей группой спускаться ночью в Гузерипль.

В половине первого ночи царило полное безветрие и приятный лёгкий мороз около минус пяти градусов. Лесная тропа, спуск по селевому потоку, выход на лесовозную колею – участники сильно разогнались. Даже у меня открылось второе дыхание.

По мере спуска от Партизанской поляны до Гузерипля резко меняется климат, становится ощутимо холоднее, и при этом исчезает снежный покров. Минус двадцать без снега даже в отсутствие ветра – достаточно суровые условия.

Лесовозный бульдозерный участок в эту ночь представлял собой замёрзшее месиво глины и льда в колеях. За эти четыре километра я умудрился погнуть дюралевую лыжную палку. Нервное напряжение было на пределе, особенно обидно было терять темп после хорошей пробежки по снегу. Но вот начался асфальт. Казалось бы, можно отключить внимание и идти на автопилоте, дорога всё время на спуск. Настя пошла очень быстрым туристическим шагом, я пытался от неё не отстать, поскольку фонаря у меня не было. Сергей и Андрей немного отстали. Всё бы ничего, но и на ровном асфальте встречались неприятные снежные и ледовые пятна.

К четырём утра, к самому морозу, мы спустились в Гузерипль. До отправления автобуса оставалось ещё больше часа. Это время мы провели в тёплой избе знакомого Серёгиного егеря Саши. Отдельный поклон вам от Москвы!

Автобус немного задержался. Задние сиденья над двигателем уже были заняты, пришлось нам устраиваться на промёрзших местах в середине салона. Как назло после нашей посадки забарахлил двигатель. После двадцати минут копания в железе водителю удалось оживить чудо советского автопрома. Явно не обошлось и без помощи светового давления Серёгиного фонаря. Несмотря на холод и заполнившую вскоре салон толпу, устроившись на рюкзаках, мы уснули.

Перед Майкопом, когда появилась устойчивая сотовая связь, я незамедлительно отправил сообщения о благополучном спуске в Краснодар и Москву. Неожиданный входящий звонок не принял, на новые сообщения отвечать не стал из-за иссякавшего заряда аккумулятора.
Майкоп встретил таким же пронизывающим холодом. На вокзале удалось договориться с таксистом о перевозке до Краснодара дешевле, чем на автобусе. В одиннадцать утра я был на станции Краснодар-I, откуда всё начиналось.

P.S. Пару лет спустя мой дядя, встречавший меня в Краснодаре, рассказывал, что впервые видел мои глаза такими, по его словам, выражавшими огромнейший спектр эмоций. А я во взглядах старшего поколения ловил даже не упрёки и непонимание, а какое-то сочувствие с немым вопросом: "И как он дошёл до жизни такой?"