Ещё отрывок из лекции Марии Геннадьевны Безяевой – фрагмент, извлечённый из развёрнутого объяснения, почему в русском языке целеустановка угрозы сближается не с обещанием, как в романских и германских языках, а с предостережением.

Так вот, смотрите, какая у нас угроза страшная: у нас появилось большое количество структур в русской угрозе, в которых мы не называем действие возмездия. Ну, например: Я тебя! Ух я тебя! У я тебя! Вот я тебя! Ну я тебя! Да я тебя! и так далее. Кстати, обратите внимание: какая угроза страшнее – Вот я тебя! или Да я тебя! ? Да я тебя! страшнее. А почему? А русские говорят: а мы не знаем, но Да я тебя! точно страшнее, чем Вот я тебя! Вот спрашивают нас представители китайского языка: а почему страшней? В конце курса будете знать. Сейчас пока не раскрываю. Но вы все поняли: Да я тебя! страшнее, чем Вот я тебя! Но если бы мы на этом только остановились! Мы не эксплицируем действие возмездия, а ты догадывайся, что «я тебя». Да? Но у нас же и другие структуры есть! Мы столько их наразрабатывали!.. Смотрите: вот мама тащит ребёнка, а он рыдает, ревёт ребёнок, да? И мама, обращаясь к ребёнку, говорит: «Я тебе поору». Вопрос: что за структура? Это классическая структура коммуникативного уровня. Здесь надо понимать: здесь каждая единичка, если она туда поднялась, начинает работать самостоятельно. Отнюдь не привязываясь к номинативному содержанию, даже если это слово, не говоря уже о том, что если перед нам предложение. Скажите, пожалуйста: Я тебе поору – что за странное образование? Ну, если формально, то орать будет мама. Правильно? 1-е лицо, единственное число. Но ведь ясно же, что что-то не то. В чём же здесь дело? Что за структурочка? – давайте объяснять. У нас в лексеме это что – действие возмездия мамы? Не-а. А это действие-проступок ребёнка названо в лексеме. А вот форма 1-го лица, единственного числа, которая ничего больше... ни к чему больше не привязана, говорит нам о неэкспликации действия возмездия, которое всё-таки мамой будет что? – осуществлено. Понятно: ребёнок орёт, то есть в лексеме у нас действие-проступок, а 1 лицо един. число к этому действию-проступку формально не относится. Оно относится к позиции мамы, которая намеревается осуществить действие возмездия, но не эксплицирует, чтобы ребёнку было страшнее. Вы понимаете, что мы делаем? Это другая система. А вы скажете: а как же это мы понимаем, что здесь угроза? Почему «поору» вдруг страшно, да? Почему? А потому, что есть здесь приставочка по-, которая вам обычно читается как начало действия, помните, да? На номинативном <уровне> всё верно. Но у неё есть другой пафос – коммуникативный. Это переключение с бенефактивной ситуации на небенефактивную. Либо с небенефактивной на бенефактивную. Вот по- русское говорит о том, что я сейчас переключу бенефактивную ситуацию для тебя на небенефактивную. Заметьте, мы говорим: «Пойдём покурим?» Мы переключаем менее бенефактивную ситуацию на более бенефактивную. Правда же, да? Был бы твой сын поприличнее, глядишь, и жил бы получше. Поприличнее, получше. Или, помните, у Пушкина, «Путешествие в Арзрум»: «Я поскорее выбрался из кибитки». Почему по-? Потому что я, увидев ситуацию, постарался что сделать? – небенефактивную ситуацию переключить на какую? – на бенефактивную. И только так! И даже когда я говорю: «Пойдём поедим», – я переключаю менее бенефактивную ситуацию на более бенефактивную, – понятно, да? – ситуацию. И каскады, каскады, каскады этих единиц.
Надо сказать, что вот эти единички: по-, 1-е лицо единственного числа, именование действия-проступка сделали угрозу в русском языке. Ну где-нибудь вы ещё что-нибудь подобное найдёте? В романских или в германских? Они слишком рациональные языки. В русском – код, и этим кодом спокойно работаем. Обратите внимание, что наш великий Пушкин очень часто шёл за русским языковым сознанием. Уже в своих эстетических вещах. Знаменитый «Выстрел», например, Пушкина. Мы знаем, что они стреляются. Здесь названо действие возмездия. Но срок исполнения действия – а у нас есть каскад структур, которые откладывают действие возмездия на неопределённый срок, – не назван. Он отражает пафос идеи угрозы. Он эстетически в данном случае вот этот языковой ход в русском языке (либо не называем действие возмездия, либо говорим, что оно откладывается на неопределённый срок), – вводит в сюжет, в базу. Он концентрированно выражает русское языковое сознание.

https://willie-wonka.livejournal.com/702602.html