Склонясь, как баобаб, над "Спорт-Экспрессом",
Иван Петрович говорил жене:
"Во вторник мы с тобой займёмся сексом,
самоотводы приниматься не

должны. Займи немного у соседей,
сходи в лабаз, купи там всё, шо те
понравится - шоб всё, как на кассете -
чулки, и это, шо на животе

застёгивают. Позвони Людмилке,
шо модно щас: стегать, лизать, вязать,
обмазать крэмом, шобы мне в курилке
не стыдно было людям рассказать,

шо мы не как отсталые крестьяне,
а как передовая молодежь.
Егор Михалыч вон пытался в ванне,
а Пал Кузьмич... Туда ты не войдёшь

по габаритам. Не забудь наутро
бутылку пива принести в кровать,
шоб я, как Тит Фадеич камасутрой,
тобою смог опять овладевать..."

И вот настал тот долгожданный вечер,
слились в объятьях оба голубка,
курился фимиам, горели свечи,
и лёд искрился в области пупка.

Она пила шампанское без газа,
Иван Петрович водку без неё.
Фонтан экстаза бил четыре раза
на чёрный шелк (Людмилке за бельё

пришлось вернуть деньгами). Эфемерна
душа, но телу хочется парить.
Иван Петрович счастлив был безмерно.
И через девять месяцев примерно
решил, раз нет последствий, повторить.

Кр. Опоткин