Перед Новым годом Рашид разорился. Конечно, все к тому шло. И все же исчезновение с карты Парижа тихого уголка, где я могла просто помолчать в компании, оказалось слишком внезапным. На прощанье я приучила Рашида к прослушиванию кассеты «ДДТ». Бессмертное произведение «Что такое осень» сработало даже в условиях барного интернационала, и весь последний месяц работы Рашид пил пиво под Шевчука.
В тот период, вообще-то, я нечасто наблюдала за любимым клубом неудачников. Шла тихая газетная пахота. В Париж приезжали Такеши Китано и Антонио Бандерас, потом был финал Кубка Дэвиса. С Китано и Бандерасом удалось сделать интервью. Первый потряс меня заявлением, что у нас, русских есть какая-то бубука.
Речь шла о национальных особенностях юмора, и вот те на – бубука. Французская переводчица с японского выпала в осадок. Далее в осадок отправилась и я. Такеши смотрел на нас со спокойствием истинного самурая и пояснений не давал. Мол, ты – русская, ты и разбирайся со своей бубукой. Еще он был усталым, а в середине интервью вдруг потянулся к пузырьку на вызывающе красивой тумбочке (дело было в отеле «Бристоль»), извлек из глаза линзу и закапал что-то в свое немигающее око.
Журналистов к Китано запускали по пять человек, и каждый представлял по стране. Так вообще принято на западе: эксклюзив с тамошней звездой обычно означает, что ты будешь в тесной компании коллег из самых разных государств. Конкуренцию они не составят (ибо бельгийцы с швейцарцами вряд ли начнут читать «КП», да и россияне не столкнутся с текстом-двойником в чужестранной прессе), но и поговорить спокойно и неторопливо – как принято у нас – не дадут.

Сбить Китано с конвейерного ритма удалось лишь однажды. И вопрос был, что называется, детский. Без поминаний в суе слова «эстетика». Дело в том, что в каждом фильме Такеши Китано обязательно есть сцена у моря. Я спросила, когда он увидел море в первый раз.

Тут требуется небольшое отступление. Дело в том, что в жизни каждого журналиста среди сотни интервью бывает очень мало таких моментов-вспышек, когда отвечающий на секунду отходит от строгого рутинного рисунка беседы. Говорильная машина, едущая по глубокой колее привычки, вдруг пробуксовывает, и “публичный” человек неожиданно становится просто человеком.
- Я очень хорошо помню, когда я увидел море, - ответил мне этот “просто человек”. - Я учился в третьем классе, мне было где-то десять лет. И мой отец вместе с несколькими друзьями поехал к морю. Он взял меня с собой, это было место недалеко от Токио. Мы пообедали там, рядом с морем. Но лучше всего я помню, что во время возвращения поезд был переполнен. Нам пришлось стоять, но рядом сидели два американца. Один из них посадил меня на колени и угостил шоколадом. Я видел, что отец был очень благодарен. И для меня в голове все смешалось – вкус шоколада, вкус моря, Америка. Это был первый раз, когда я видел море и ел шоколад.

Теперь каждый раз когда я вижу Китано в самых жестоких его фильмах, даже когда его пистолет разносит чью-то голову напрочь, я не могу отделаться от этой картинки: японский мальчик на коленях у американского туриста, впервые – это в десять-то лет! – пробующий шоколадку.


ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ