Она не любила ездить в метро. С тех самых пор как стала постоянно ездить на машине. Но оставалась необходимость перемещаться по городу мобильно, а этому требованию подземная дорога отвечала лучше.
В глаза бросались нелепые люди, которые выглядят и, кажется, чувствуют себя ненужными. Убогость мышления рекламщиков, каждый свободный метр заполонивших своими «шедеврами». Запахи, остро ощущаемые ею от природы, оставляли желать лучшего. Желать самой решать чем и кем заполнять свое пространство.
Метро воспринималось ареной борьбы за лучшее. Хотя лучшего-то не было. Здесь. Люди, хоть как-то реализовавшие себя, использовали иные пути. А эти ее не интересовали. Их не было в ее жизни. Она не видела и не хотела видеть их. И тем более быть одной из них. Привыкшая к хорошему, она не могла довольствоваться меньшим.
Ехать надо было далеко, но она стояла вполне удобно – у дверей, облокотившись о поручень. Слушая музыку и читая книгу, пыталась перенестись в другое пространство. Но не очень-то получалось – взгляд то и дело соскальзывал на входящих и выходящих людей. И она тупо смотрела на них или им вслед, думая не понятно о чем. В едущих с работы усталых и однообразных людях не было ровным счетом ничего примечательного или притягивающего внимание, но погрузится в книгу не удавалось.
Вошедший немолодой уже человек встал рядом с ней, довольно близко, как ей показалось, и обрушил на пол большую спортивную сумку. Остальным жаждущим пройти в вагон ничего не оставалось делать, как толкаться у входа, создавая ей дискомфорт. Глотая невыраженные неприятные эмоции, она упорно перечитывала одну и ту же страницу. Злилась. На ситуацию, которая явно складывалась не в ее пользу, на себя, такую несдержанную.
Следующая остановка в прямом смысле немного разрядила обстановку, стало чуть свободнее. И раздражение улеглось. Читать получалось внимательнее. Еще через некоторое время она заметила, что человек-владелец сумки скрылся из поля ее зрения, видимо, вышел. Ну и ладно – подумала она. Через некоторое время взгляд ее остановился на сумке. Сумка осталась лежать на полу! Она покрутила головой, высматривая владельца поблизости. Посмотрела на сумку, оставшуюся без хозяина. Вспомнилась женщина, бессчетное количество раз по громкой связи метрополитена просившая нашедших подозрительные предметы немедленно сообщить дежурным или машинистам. Разумеется, она не собиралась этого делать. Но ее раздражение начало принимать форму паники. Бомба? Сколько же у нее времени? Хотя… времени для чего? Уйти? Нет. Она останется стоять здесь. Потому что не боится смерти. Если она придет сейчас, то так оно и должно случиться. Такой фатализм не был результатом момента. Это отношение к жизни и смерти выработалось довольно давно. Будет так, как должно быть. Слабость? Может быть. Бороться за все, но не за жизнь. Она либо есть, либо нет. И оба этих варианта были для нее одинаково безразличны. Но тут… паника! С чего бы вдруг, если она не боится? Первый раз теория должна была подтвердиться практикой. Умирать легко? Ну уж точно не спокойно.
Вихрь мыслей, чувств. Захотелось всем позвонить и рассказать, что вот она – проверка. И она не уйдет, и даже не потому, что надо доказывать свои убеждения. Ей не хочется делать ни шага в сторону.
А люди вокруг вели себя как обычно. Никто ничего не замечал. Они и слона бы вряд ли заметили. Никому не до кого нет дела. И до этой сумки тоже. И до нее. Они не знают, что может быть едут в метро последний раз в жизни, думают последние мысли. Они не смогли бы правильно распорядится этим Знанием.
Все еще держа в руках книгу, она уже и не думала читать. Что нужно сделать? Как поступить? Смерть сейчас? Вполне неплохой момент. У нее есть что терять. Или приносить в жертву? Она не опустилась на моральное дно, не упустила шансы, предоставленные судьбой. Она вела себя как надо. Была счастлива, можно сказать. А там, в будущем, которого уже не будет, может и нет ничего хорошего. Потери, разочарования. Уйти с максимумом возможного. С наилучшим состоянием. Вполне неплохой момент. Еще можно себе сказать, что личная жизнь мешала бы ей добиваться того, что у нее есть сейчас. И уходить было бы нельзя. Потому что оставались бы люди, нуждающиеся в ней. У нее нет мужа. И нет сына. Она может позволить себе уйти. Согласиться уйти. Если ей открывают дверь. С улыбкой. И благодарностью. Принося в жертву все достижения этой жизни, все замыслы и цели.
Паника сменилась заинтересованностью. В ситуации. И теперь, возможно, если бы сумка оказалась просто сумкой, без смысла, без задумки, она бы расстроилась.
Сколько времени это может длиться? Может она уже успеет выйти на своей станции?

Когда мир вокруг разлетелся искрами и, казалось, перемешался, она думала о сыне.





‘ ноябрь 2004 г.