Когда началась война, мне казалось, что я буду видеть её через окно. Там будет забор какой-то, вдоль которого будут ходить пограничники с собаками, и наши с собаками обязательно победят всех немцев...
Первые мои воспоминания связаны с пребыванием на Украине у бабушки, примерно в 1940 году. Я сижу где-то во дворе на бревнах, а мама и бабушка идут с рынка и дают мне большой-большой красный помидор. И я ем этот громадный, красный — конечно, немытый — помидор, и сейчас кажется, что таких помидоров я больше никогда не ел. А родился я в Москве на улице Матросская Тишина. Помню счастливый день, когда мне купили голубой трехколесный велосипед. Погода была хорошая, но я боялся выйти из подъезда покататься по тротуару вдоль нашего дома, так как там бегала взад-вперед какая-то собака. Потом я осмелел и выходил, но в тот день ездил в коридоре и в квартире. Хорошо помню наш подъезд и весь пятиэтажный дом. Напротив была психиатрическая больница, справа — тюрьма «Матросская Тишина», слева — рынок, еще левее — студенческое общежитие МГУ. А через дорогу была школа, в которой я потом проучился десять лет и где учились только мальчики. Очень хорошо помню день, который мог быть роковым в нашей жизни, в судьбе нашей семьи. 21 июня 1941 года мы должны были ехать на Украину, в город Прилуки.
У нас была домработница Галя — чудесная девушка с Украины, по
могавшая маме по хозяйству. Тогда было трудно с билетами,
и Галя, простояв на вокзале целую ночь, достала билеты, но
ее обманули, и билеты были какие-то недействительные.
Я впервые услышал тогда слово «аферистка» в доме: гово
рили, что какая-то аферистка обманула Галю. Поехали на
вокзал, поменяли билеты и должны были отправиться на
другой день. И вот 22-го, как раз утром, по радио выступил
Молотов о том, что началась война. Конечно, тот поезд,
на котором мы должны были ехать 21-го, наверняка попал
под бомбежку. Такая судьба ждала нас всех.
Все воспоминания и образы тех лет очень отрывочны и
бессвязны, так как в начале войны мне не было и шести лет.
Когда началась война, мне казалось, что я буду видеть
ее через окно. Там будет забор какой-то, вдоль которого
будут ходить пограничники с собаками, и наши с соба
ками обязательно победят всех немцев, так как я верил,
что у нас очень сильные пограничники и замечательные
собаки. Но первые впечатления от войны — это очереди в
булочных, куда мы ходили с моей тетей Феней, и воздуш
ные тревоги. Нас будили ночью и вели в какое-то сырое
подвальное помещение. Трубы, ночь, очень много детей,
визг, крики, хочется спать, а ты мерзнешь и трясешься от
холода и страха.
В одну из бомбежек бомба упала рядом с нашим домом и
попала в магазин, который почему-то назывался женским,
и почти все, кто там был, погибли. С тех пор не могу выно
сить подвалов, потому что они напоминают мне бомбежку,
в них пахнет проросшей картошкой и сырой известкой.
Отец сразу ушел на фронт добровольцем, но мне поче-
му-то запомнились проводы моего двоюродного брата — ма
миного племянника, который также ушел добровольцем в
неполные двадцать лет. Он тогда был уже в военной форме,
я прижимался к нему, еле доставая лбом до пряжки ремня,
а потом убежал в другую комнату и первый раз в жизни
заплакал. Это замечательный человек. Ему повезло, он
остался жив, но его под Москвой так шарахнуло, что одна
нога сейчас короче и осталось одно легкое. Оба маминых
родных брата и сын одного из них пошли на фронт и по
гибли под Сталинградом. Когда война кончилась, мама
несколько лет ходила на Белорусский вокзал в надежде
кого-нибудь из них увидеть. Но никто не вернулся.
Первые впечатления от школы, куда я поступил в
середине войны, — это очень холодный класс и очень ста
ренькая первая учительница. Вид у нее был какой-то еще
дореволюционный: черная шапочка, длиннющий синий
халат и пенсне с цепочкой до пояса. В 1943-1944 годах мы
всем классом возили на санках ей дрова для печки.
Семья наша была совершенно не театральная. Отец, Ио
сиф Романович, был удивительно скромным, но сильным
и гордым человеком с чувством собственного достоинства.
Это был настоящий мужчина, но мне кажется, что жизнь
его не состоялась, вернее, не соответствовала его инте
ресной личности. По профессии он был адвокат, прошел
почти всю войну и закончил ее майором. Помню, как он с
фронта прислал посылку с немецким фонариком, в кото
ром можно было включать то красный, то зеленый свет.
Когда Красная армия перешла на новую форму, отец
прислал нам полевые зеленые погоны, а я ими играл, лю
бовался и думал: «Вот какой у меня отец!» — и мысленно
прибавлял ему звезды. Потом эти погоны долго-долго хра
нились у нас в шкафу. В конце войны, после ранения, отца
привезли в один из московских госпиталей. Мы долго-дол-
го шли по коридору, и мне было боязно и страшно увидеть
его. Мои страхи оправдались, так как у отца ранение было
в лицо, почти оторван нос, и он лежал с перевязанной и
заклеенной головой. Рядом с кроватью стояла тумбочка,
где было много всякой вкусной еды: шоколад, компот, и
я с большим аппетитом почти все это съел.
Первое воспоминание, связанное с мамой, весьма ку
рьезно, потому что, когда мы играли в кровати, она вдруг
заметила, как у меня на груди, под кожей, что-то бьется.
Мама сразу повела меня к врачу, и тот сказал: «Господи,
да это же сердце бьется».
Сад забытых
воспоминаний
О, детство! Как в нем удается,
Младенцем глядя из гнезда,
Увидеть то, что остается
Навечно в сердце, навсегда.
Казалось, что весь мир был рядом,
А утром, вечером и днем
Небесный свет менял наряды
Всему, что было за окном.
Там, за окном, был лучший театр,
Пылал заката алый бант
И заряжался конденсатор,
Чтоб током напоить талант.
От срока стертый, побелевший,
Тот озаренный детский взгляд
Хранится в памяти умершей,
Шумит листвой застывший сад...
Из книги Красные фонари / Валентин Гафт. — М.: ACT: Зебра Е, 2008
Продолжаю публикацию ПЕРВЫХ ДЕТСКИХ ВОСПОМИНАНИЙ - 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 141516,17,18,19, 20