Против всех

Человек, протестующий против всего -
необычное дело. Смешной и неловкий,
он на площади города своего
слушает, как по брусчатке подковы, подковки
чьих-то старых ботинок и новых спаог
лошадино звенят. Он питается хлебом
и капустой. Не курит, не пьет красный яд,
тот, что пьют остальные. На курортах он не был,
только в молодости, той, забытой почти -
"дикарем" по лесам, в чьей-то старой палатке.
Он случайно встречается вам на пути:
кролик, не человек. Брюки - латка на латке.
Темно-желтые волосы, серым - лицо,
из особых примет - лишь отсутствие пола,
расы, возраста, денег... Едва ль пальтецо
его греет... И нет аттестата из школы,
ни диплома, ни паспорта, а проездной
у него есть игрушечный, он из бумаги,
ему некуда, незачем, негде - домой.
Ему режут глаза разноцветные флаги.
Ему режут гудки и площадная брань
старых споров, проклятий, загаданных выгод
тонкий певческий слух. Он вставал эту рань,
чтобы сделать заметным свой маленький выход.
На картонке, что там, у него за спиной -
что писал он на ней недоугленной палкой?
 - "Против всех"? Ах, какой же он, права, смешной,
этот странный чудак...
 -  Нет, он попросту жалкий!
 - "Против всех" - а позвольте, какие же все
так ему насолили, что он этим утром
здесь стоит в своей нищенской чахлой "красе"?
 - Может, что-то украл он? Он должен кому-то
денег или работы?
 - Вот, верно, лентяй!
Нет работать как все, успевать с миром в ногу!
 - Эй, болезный, а ну-ка, подвинься давай!
 - Что ты встал здесь, дурак? Ну-ка, живо, дорогу!

Сквозь дырявые кеды сочилась вода,
и он мерз... он, она - да какое вам дело?
Раньше только грачи прилетали сюда,
а к нему на плечо вдруг синица взлетела...
"Против всех? Нет, не смерти прошу я для вас.
Разрушения храмов - рождения веры.
Быть хозяином жизни, не калифом на час!
Сер не я, а цвета вашей радуги - серы.
Против всех? Это значит - довольно войны,
хватит грязной борьбы городских подворотен,
хватит боен и голода, хватит вины!"
Он стоял так до ночи, голоден, измотан...
"Хватит глупого марша на скорость за тем,
чего нет, упакованной сонной отравой...
Хватит страха, что завтра я манны не съем,
страха мести за то, что мы в чём-то не правы..."
Он молчал им в глаза под картонным дождем,
и синица клевала из рук хлебный мякиш...
А потом прибежали, сказали "Пойдем",
и, измяв, увели в мир, где красные маки
расцветают у стен бессловестных глухих...
Нет, он не был убит. Нет, он не был раздавлен.
Он читал своим стражам чужие стихи
о далеких краях, где земля вместо спален,
где земля вместо хлеба, и одежда - земля,
да и та, обезвоженная, на исходе.
- Да пришел тут какой-то нам ваньку валять
беспризорный...
- Так, ладно, безумный - свободен!
О, он не был безумным, но вольным он был!
В тюрьмах держат рабов - это стражники знали.
Он, сободный, шел прочь, без еды и без сил,
Не заботясь о том, что случится в финале.
Вот таких - не удержат решетки и боль.
Для таких не бывает границ и пределов.
Что-то странное в нём - то ли суть, то ли соль
его едких стихов души стражей задело...

Человек, протестующий против всего,
не всегда был пригляден, и добр, и вежлив,
не всегда, не везде узнавали его,
но он чаще был тощий, голодный и пеший.
Не из тех, кто кричал, воплотив маскарад,
о грядущем блаженстве, мифическом благе,
не из тех, кто с улыбкой из людей шил солдат,
не из тех, кто был велеречив на бумаге,
не из тех, не из этих, и против всего...
Не за тех, не за этих, не с теми, не с теми...
Даже смерть, повстречав, отпустила его.
Смерть его узнавала. И знала: не время.

Двойной стандарт

1.

Ты музыкант и я музыкант, плевать кому сколько лет.
Песня моя - гитара, шесть струн. Твоя - шесть пуль, пистолет.
Ты ненавидишь, а я люблю - ты рыцарь, а я отброс.
Дух твой оброс железным доспехом, мой - запахом улиц зарос.

Тебе хриплый смех, а мне цветы в руки или на гроб.
Земля - трущобы. И я и ты вышли из этих трущоб.
Я пропою тебе перед тем, как в эту клетку войти
Ведь ты музыкант, и я музыкант - ты поймешь меня, как ни крути.

Припев:

о том, что Двойной стандарт подумал за нас за всех,
и можно смотреться в доблеска начищенный утром доспех,
или в медные зеркала, словно в белое полотно,
и видеть там не своё лицо, а бесплатное кино

2. 

волшебники на верталетах открывают над городом газ,
а нас не тревожит это, потому что здесь нет нас,
и кто-то кого-то судит, кто-то кого-то бьет,
а впрочем, не важно, кто и кого, и кто под утро умрет

и даже неважно, кому дворцы, а кому в грязи сапоги;
если что-то дают - бери, хотят отобрать - беги.
неважно, что и почем дают - главное вовремя взять,
и даже неважно, чыто между плечь, пока твоих пальцев пять

3.

она в кринолине сидит у окна, готовя яд и кинжал,
а у него есть другая она, к которой он нынче сбежал.
неважно, кто убьет и когда, неважно - его иль её,
но каждой крысе достанется кость, и каждому червю - жилье

не важно, кого мы родим на свет, мы сможем их воспитать.
не важно, кто был у них отец и сколько жила их мать.
в этих застенках, где птицы цветы, и маска одна на всех
легко быть таким же, как я и ты, выучив лживый смех

4.

а боги смотрят из мертвых глазниц в каменных нишах домов...
какие оковы сегодня рвать, коль всё состоит из оков?
какие цепи сегодня терять, если цепь вожжена в скелет?
о чем просить, чего ожидать, если надежд - нет

радостно в доме медных зеркал празднуют новый пир.
кто-то из нас завтра будет подлец, кто-то спасет мир.
все потихоньку вершат свою роль, как утонченный палачь.
надень свою маску, умерь свою боль, и, если можешь - не плачь