Диагноз по цвету лица

Однажды утром у меня разболелся живот. Ну разболелся, и ладно. Живот – нерабочее место. Рабочее – голова, но она не болит. Надо вставать. Не тут-то было! Голова вдруг закружилась, а температура повысилась до 39.
Тогда приехал врач в синем халате. Спросил про стул. «Нет у меня стульев, табуретка одна», - отвечала я.
«Понятно, - сказал доктор, - Тогда прошу на выход с вещами. Да поживее, у меня вызовы». Сразу видно, деловой человек. На всякий случай, дала ему сто рублей.
Поездка до больницы № 57 стала сплошным мучением: очень хотелось лечь, но некуда – в кузове все места сидячие.

Как добрались до палаты, я легла и пошевелиться не могу, только свет глаза режет. Через минуту заходит косматый старик. Одесную и ошуюю у него топчется молодежь.
- Так, что у нас? Живот болит? А почему такая бледная? Что ела-пила? Спиртное? Наркотиками балуешься? Доигралась!
Я собралась возразить, но вдруг беседа пошла совсем странная:
- Сними джинсы, они грязные.
- Они просто так покрашены – в стиле хиппи.
- Я не буду к таким грязным джинсам прикасаться!
Покобенившись еще пару секунд, профессор прописал какую-то лапароскопию и потопал к другим «доигравшимся».

Я-то думала, хуже не бывает, оказалось – бывает, еще как.
Меня привезли в комнату с белым кафелем, положили на узенькую кровать и прикрутили наручниками. За руки и за ноги. Для надежности ноги еще прижали прессами. Примерно такими же прессами гладят белье в прачечной.
Короче, лежу я совсем голая. В наших больницах почему-то так лечат. Это за границей людям надевают байковые рубашонки, а у нас все голые.

Тут, товарищи, мне стало так… вообще хреново. Температура сорок, холодно. Медсестра что-то там хамит насчет «не умрешь – молодая еще». Доктор, женщина, щебечет с каким-то мужиком, который сунул голову в дверь и вовсю пялится на мое прекрасное античное тело. Наверно, мужик в музей сходить не успел на выходные.
По радио звучат мелодии и ритмы зарубежной эстрады.

Так, думаю, пора с этим завязывать.
Закройте, ору, мое туловище, я вам не курица!
Они слегка удивились, отчего это я не курица. Говорят, мол, не курица, а кто?
- Так, всё, блин! – говорю, - Я журналист и щас про вас всех тут расследование сделаю!

Ну, они тогда мужику заехали дверью по лбу и стали меня лечить.
Сделали две дырочки справа и слева от пупка. В дырочки вставили трубочки и накачали в меня воздуха, как в матрас. А потом поставили кровать вверх ногами. Вместе с матрасом. То есть со мной. Ноги у меня наверху получились, а голова-то внизу.
Повисела я в таком виде и вырубилась.
Ну что сказать… Лапароскопия, товарищи, очень гуманный способ определения болезни. В советское время всех, у кого болит живот, пускали под нож. Кому повезет – вырезали аппендицит, а не повезет – могли и какой-нибудь важный орган оттяпать. Теперь больных жалеют и прописывают лапароскопию.
В общем, пробудили меня нашатырем.
Эх, говорят, слабенькая какая попалась! Старушки и то крепче. Они у нас, бывает, знаешь, что терпят? Отвечаю: идите в жопу, не знаю и знать не хочу.
А тело теперь все болит, будто его батогами били…
Батоги – это особые толстые палки, которыми помещики угнетали великий русский народ. От этого великий русский народ бунтовал, тоже хватался за батоги и учил помещиков. Потом пришли интеллигенты, схватились за бомбы и порешили всех помещиков и половину народа… С батогами выходило как-то более гуманно.
Такие дела.
В общем, когда меня привезли в палату, я была уверена, что уже нет меня среди живых. Но тут позвонили по телефону с работы. Опа - телефона на том свете не бывает! Порядок, я на этом.
День мешался с ночью, куда-то плыло одеяло, ставили укол. Сквозь сон я кого-то просила дать доктору денег.
Когда я очнулась, вокруг все чудесно преобразилось. На соседних кроватях сидели три бабушки. Двух привезли подлечиться, а третью – самую старенькую – подкинули родственники. Просто так, чтобы дома не скучала.
Вчетвером мы образовали светский салон: обсуждали крупных деятелей культуры – Пугачеву, Киркорова, Ксению Собчак, жениха Надежды Бабкиной Евгения и моего мужа, бас-гитариста Леню.
- Неужто они там все голубые?! - ужасались бабушки.
- Да, блин, вообще яблоку некуда упасть! Одни голубые.
- Но твой-то хоть нормальный?
- Мой нормальный. А остальные все голубые.
- А я, девочки, после войны вообще без мужа осталась. Трое детей – поднимать надо… Иной раз за день наломаешься, лежишь ночью… а без мужичка-то ску-ушно…
- Это точно. А у меня знаете, какие поклонники были? Ууу! А потом я за вдовца вышла. Мужчина – красавец. И я - молодая, заводная, фигуристая – всего 80 килограмм. Теперь уже не то… растолстела.

Изредка наши заседания прерывали врачи. Бабушек уводили и приводили, говорили им диагнозы. А со мной… дело обстояло по-прежнему неясно. Эта сволочь лапароскопия так и не раскрыла тайну моего недуга.
Вместо косматого профессора явилось другое светило медицины – дама с валиком на голове.
Она долго шепталась с дежурным врачом. И знаете, что они между собой про меня решили? Что у меня была ломка! В анализе крови, правда, ничего такого нет, но вы взгляните на нее – бледная, краше в гроб кладут. Как раз у «торчков» такие рожи и есть. Таков был общий смысл беседы.

«Выписывайте эту наркоманку!» – прошипела, уходя, дама с валиком. Наша врачиха поняла, что я все слышала, и не взяла потом у меня 500 рублей. Хорошая женщина.
А через пару часов мне соорудили какую-то тарабарскую бумагу, и я поползла ловить машину. От лапароскопии люди две недели ходить не могут – только ползают…

Наконец, я сама догадалась, что это было. У папы в моем возрасте, на нервной почве, открылась довольно редкая болезнь - «гипоталамический криз». На несколько дней человек выпадает из жизни с высокой температурой – не выносит яркого света и ничего не ест – живот болит. А потом встает как ни в чем не бывало.
Говорят, этот криз передается по наследству.