В колонках играет - Lacrimosa "My Last Goodbye"

Не знаю, почему ты выбрала именно эту комнату, ты никогда не была любительницей танцев. Но всегда я нахожу тебя именно здесь, в старом бальном зале твоих родителей, ты сидишь на подоконнике и смотришь в бесконечность.
Я наблюдаю за тобой иногда. От твоего теплого дыхания запотевает стекло, словно отгораживая тебя от мира, но ты игнорируешь это также как игнорируешь и меня и все остальное, ты просто сидишь здесь до тех пор, пока темнота снаружи не превращает стекло в зеркало. Ты начинаешь дрожать, когда видишь перед собой отражение, потому что не можешь понять, что оно твое, ты стучишь в хрупкое стекло до тех пор пока оно не рассыпается на мелкие кусочки.
После этого я обычно залечиваю царапины на твоих руках и собираю все осколки в единое целое.
Больше ничего не происходит. Твоя жизнь-это пестрая мозаика из ветхих сокровищ: альбома в черной кожаной обложке, старых балетных туфель танцовщицы, которой ты никогда не являлась (твои сестры были ими. Они, насколько я помню, являлись истинными дочерьми своей матери. Ты же всегда была папенькиной дочкой)
Теперь же ты больше похожа на тень чего-то, что раньше было человеком, навсегда заключенную здесь, в доме своего детства. А я всего лишь зритель твоих кошмаров, приведение, путешествующее сквозь твои воспоминания. Я собираю осколки стекла, латаю раны твоей души, даю тебе сонные зелья, когда ты просыпаешься посреди ночи, но чаще всего я наблюдаю…и помню.
Воительница…твое имя, шепот, мой голос лишь странник в темноте." Беллатриса", говорю я, -"подойди сюда". Я вижу вспышку недоверия в твоих глазах, будто бы ты помнишь, кем я являюсь или что я сделал.
Я зажигаю свечу, и внезапная вспышка света обращает все цвета вокруг, твои волосы и глаза становятся белыми и на секунду вспыхивают в черном свете. Черно-белая Беллатриса, без места для теней. Этого имени и лица боялась раньше не только ты…
…Пустые души, израненные сердца. чернильный портрет нашего времени. Но краски поблекли, и если я сейчас посмотрю в твои глаза, то ничего не увижу.
Этот старый альбом, единственное, что может обратить на себя твое внимание в твоем оцепенении. Ты не отпускаешь его с тех пор, как нашла на полке, ты сжимаешь потрепанную обложку и охраняешь как сокровище, словно ребенок. Я помню, как сестры вручили его тебе на твой семнадцатый день рождения, это коллекция твоих фотографий, начиная с момента рождения и до дня совершеннолетия. Ты никогда не устаешь рассматривать эти снимки, ты ничего другого и не делаешь сейчас. Теперь я редко заглядываю тебе за плечо, я видел фотографии уже столько раз, что выучил их все наизусть. Вот ты, совсем еще маленькая девочка, стоишь рядом с Нарциссой., ты и сестры готовитесь к одному из знаменитых Рождественских балов твоих родителей. Ты, одета в цвета Слизерина, Розье, Уилкс, я и ты стоим рядом, кажется, уже немного пьяные, я помню день, когда был сделан этот снимок. Это было летом того года, когда ты окончила Хогвартс. Несколькими месяцами позже каждый из нас станет убийцей.
Ты касаешься одной из фотографий и с неуклюжей нежностью в голосе бормочешь что-то похожее на: "Цисси".
Нарцисса не придет, говорю я тебе. Нарцисса мертва, она была предательницей. Нет, Нарцисса была отчаявшейся матерью, которая пошла против всего мира ради своего сына, даже против запретов Темного Лорда и заплатила за это своей жизнью. Она была потерявшейся женщиной и, наверное, единственной из нас, кто, не смотря ни на что, сумел остаться человеком. Я мог спасти ее. Но в конце, я спас лишь себя. Я был предателем, но я рассказывал свои сказки осторожнее, спокойнее, если пожелаете. У меня был план.
(Это был не мой план. Я никогда не хотел этого.)
Честно говоря, план Альбуса был даже не планом, а актом милосердия. Я говорил ему, что нет смысла метать бисер перед свиньями, но он всего лишь улыбался мне, старый дурак. "Я не собираюсь вести двойную игру"- , сказал он,-" если мы позволим себе считать людей свиньями, то мы уже проиграли". Он был таким убежденным, таким уверенным в своих идеалах, что я поверил ему, я действительно поверил ему, и это, наверное, было единственным объяснением тому, зачем я сделал то, о чем он попросил меня в конце.
Ему… нам, было глупо полагать, что из такой войны можно выйти невинным. Ненависть всегда побеждает любовь в конце, и не важно какая сторона выиграет битву. Истина похоронена в твоих пустых глазах, ты являешься живущим напоминанием о той цене, которую придется заплатить всем нам.
Их было шестеро, они окружили тебя, колдуя по очереди. Среди них была и девчонка Уизли и Лонгботтом, конечно же. Мне не понятно как им удалось обезоружить тебя, видимо их звериная ненависть придала им сил, о которых они даже не могли предполагать. Битва уже закончилась, когда люди, наконец, заметили их, раскрыв от ужаса глаза, Люпин заставил их остановиться. Я надеялся, что они убили тебя, с их стороны было бы благородно дать тебе просто умереть, но эти люди забыли, как быть благородными. Они смеялись.
Не могут остановить свой смех те, кто ранен настолько глубоко, что уже не в силах плакать, и, наверное, смеющиеся громче остальных ранены сильнее всего. Ты смеялась над ними когда-то, но они смеются последними и их смех заглушает твои крики.
Я слышал множество голосов. Смех и стоны смешались с выкрикиваемыми словами, именами…За маму, за папу, за брата, за сестру…Ты, наверное, никогда не плакала за своих сестер, не так ли? Имена, множество имен и Круцио. Они сделали с тобой то же, что ты делала с ними, заклинанием за заклинание они отплатили тебе.
Однажды я проник в твой разум, когда шок от нападения все еще сотрясал твое тело. Ты смотрела на меня с широко раскрытыми глазами, умоляя остановить все это. Мне хотелось узнать, помнила ли ты те поступки, которые совершила, чтобы заслужить такое наказание, помнила ли ты свои преступления и боль, которую они причиняли… Я провалился во тьму, огромный пейзаж из разрозненных картинок, годами покрытых туманом, словно размытые акварельные рисунки, окружил меня. Твои воспоминания заканчиваются тем же, чем и альбом с фотографиями: смеющейся семнадцатилетней девушкой, стоящей рука об руку со своими сестрами в кругу с будущими убийцами, а женщина, которой ты стала, остается пустой черной страницей.
Я не могу объяснить почему. Может это просто совпадение, возможно ирония судьбы или особый вид правосудия. Или, может, осадок вины, где-то в глубине твоего запутанного разума.
Знаешь ли ты, Беллатриса, что я завидую тебе временами? Тому что я не могу, по крайней мере, не видеть, не слышать и не знать о вещах, которых мне не дано предотвратить? Если твое проклятье- это не помнить ничего, то мое - помнить все.
И теперь, когда мне дано ужасное чувство знания тех времен, когда Беллатриса Лейстрендж и Северус Снейп были невиновны, когда Невилл Лонгботтом был всего лишь необразованным тупицей, а Джинни Уизли рыжеволосой девчонкой, влюбленной в знаменитость, когда они еще не успели довести женщину пытками до сумасшествия, только теперь я понимаю, ту невыносимую вину, которую, должно быть, чувствовал Дамблдор. Знать Тома Реддла, мальчика Тома, и позволить случиться всему этому, понять слишком поздно, что страх не может быть побежден страхом, а ненависть добротой. Доверие, в котором он отказал Реддлу, он возвратил мне вдвойне.
Он был единственным, кого я не предал.
Пришло время кормить тебя. Ты смотришь, как я ухожу, на твоем лице вновь появляется выражение страха. Это животный страх, страх потери, который лишь неразумные дети могут ощущать настолько сильно. Ты боишься, что однажды я перешагну порог и исчезну навсегда, потому что для тебя существует лишь эта комната и то, что покидает ее, перестает быть частью твоего мира. Не бойся, говорю я тебе, я не ухожу. Куда мне идти? В аду, должно быть, зарезервировано место для таких предателей как я, но не на земле. Я призрак войны без лица, но с тысячей масок, всегда знающий какую именно одеть в этот раз. Меня тоже запомнят. Как человека готового на убийство, прогнившего до основания, навсегда.
Только тебе не узнать ничего из этого. Ты никогда не обнаружишь, что я продал и тебя, что именно я привел тебя в ту ловушку, выкупив этим свою свободу еще раз.
И, хотя охранять тебя - это единственная работа, которую я могу сейчас получить, единственное место, где меня ждут, это не главная причина, почему я здесь. Твоя бессознательность утешает. Дело не в том, что я нужен тебе (я был нужен и Альбусу, и Темному Лорду), а в том для чего я нужен: лечить, а не убивать, для жизни, а не смерти. Смешно, что именно ты оказалась моим последним шансом искупить себя.
Ты улыбаешься мне, у тебя искренняя улыбка, практически теплая. Это что-то, чему ты сумела научиться снова. И иногда мне кажется, что случившееся совсем не проклятье, это второй шанс, вторая жизнь, менее темная, с местом для доброты. Я знаю, ответ скрыт где-то в глубине твоего разума, в этом бальном зале воспоминаний, где вновь танцует смерть, словно грифельный рисунок, расписанный акварелью. Время остановилось в твоем разуме и в этом доме, чтобы повторить все сначала и больше не ржаветь. Настоящее ничего не значит, оно не существует, это мозаика из тех, кем мы были, кем мы могли стать, и кем мы оказались в итоге. С другой стороны окна. Незаслуженное.

(картинку нарисовала моя младшенькая сестра =) )