Он смотрел ей в глаза, молча пил её имя,
он сжигал каждой ночью не год и не два,
и луна на куски распадалась над ними,
сквозь асфальт прорастала
густая трава
словно змеи дома оплетали лианы,
терпко пахло полынью, и цвёл зверобой,
он смотрел ей в глаза -
из глубин океанов
поднималась волна и солёной водой
с берегов всё сметала и билась о скалы
где-то там,
далеко,
за эпохой смертей...
Ночь, расправив крыла, поднималась, взлетала,
и алел горизонт,
становилось светлей...

Дьяк читал заунывно:
"Ом мани шивайя",
с алтаря поминали Купалову Ночь,
он смотрел ей в глаза - умирал, исчезая,
и стучали сердца,
повторяя точь-в-точь,
каждый такт и неровности рваного ритма,
и туман укрывал ряд печальных икон,
когда блики свечей, незнакомой молитвой,
заиграли камнями венчальных корон,
что держали над ними в цепи воплощений
то ли бесы времён, то ли ангелы льда...
Он смотрел ей в глаза.
Он искал там спасенья
от привычного,
будто тоска,
"никогда".

Завершался обряд неподвижным закатом
и судьба замерла у церковных ворот,
настоятель в тот вечер
подался в архаты,
бесконечно уверовав в новый приход
этой ночи,
где время идёт стороною
незаметно, и встретить его -
не дано...

Он смотрел ей в глаза,
и их не было двое.

Потому что теперь они были -
одно.
[400x300]