сумасшествие. оно съело вашу бессонницу и запило тем самым молоком. да-да. пахнущим кофе. каламбур получается? что ж, вполне возможно. сумасшествие – совокупность нас. не меня. а нас. и когда становится много, когда оно закипает и поглощает края, я наконец-то просыпаюсь. а вы?

вы распластаны на белой земле. там, за пределами геометрической прогрессии высотных этажей - за гранью последнего месяца зимы. там, внизу, почти весна. вы кричите. вы сорвали голос. вы.

что-то о буквах, книгах и кипятке, а я вижу ваши глаза. я вижу. эта высота только приближает ваше сумасшествие. вы кричите. хрипите пургой в февральские стеклопакеты о том, что узоры на окнах блекнут и катастрофически быстро умирает зима, а вы даже не успели обнять на прощание осень.

что-то об ангелах – отпечатках детей на снегу и о чем-то еще. вы. среди бешеных скоростей магистралей и автомобильных гудков, в кислых выхлопах окоченелых труб. кричите о сумасшествии и вспоминаете нас.

а здесь.

 я паром дышу на соседские стекла и в омуте тумана бросаю вниз. туда, на белую землю, на остров ваших нежных воспоминаний, туда, где вы пытаетесь сотворить себе крылья, я сметаю с огромной высоты хороводы осенних листьев. я храню ваше детство в картонной коробке и теперь отдаю его вам.

вы не знали?

я кричу вам, что зима не может умереть и рисую на окнах вензеля. я кричу вам, что ваши ангелы превратились в птиц, и я кормлю их с руки по утрам. я кричу вам, что книги не могут истлеть, пока живы наши с вами письма. я кричу вам, что здесь, на уровне вороньего крыла, возможен вечный октябрь. вы же любите осень. я кричу вам, чтобы вы поднимались и от самого низа продолжали выводить встречные узоры разноцветных букв.