[320x211]
Кап-кап. Гулким отражением листьев по подоконнику.
Шшш. Пальцами по словам мертвецов.
Уютно и неоднозначно. За окном дождь, а в руках книга. Он мокрый и раннеосенний, растекающийся по аллеям, впитывающий остатки лета. Она взрослая и угрюмая, без картинок и со словами, оседающими лишь в пассивном словаре.
Рядом теплое, сбивчивое дыхание. Наверняка снится ветер, от которого дух захватывает. У него даже речь как ветер. Всегда порывистая, непостоянная, неоднозначная. Между летом и осенью. Гуляет по всей комнате, или легким шорохом течет в самое ухо. Вокруг него всегда воздух шевелится, даже когда ни дуновения вокруг. Когда засуха и легкие разрываются от жажды кислорода. Тогда прижимаешься носом к прохладному затылку и снова можешь дышать.
Даже в его фотографиях, когда-то висевших на протянутых через всю комнату лентах, - даже в них жил ветер. Они двигались и менялись. Я мог целыми днями лежать на полу и слушать, как они разговаривают голосами тысячи ветров с разных концов света. Картинки мальчика с серыми глазами и каштановыми волосами были для меня живее всего трехмерного. В них было движение. Он сделал из меня фотографа.
А потом его фотографии исчезли, потому что появился он. Он пришел ко мне и стал сюжетом. Главным сюжетом моей жизни.
Кап-кап по подоконнику.
Кап-кап, как когда-то по ярко-желтому дождевику. Я стоял за стволом дерева, и бокового зрения не существовало благодаря клеенчатому капюшону. Я прятался от природы, потому что в тот осенний день был слишком ярким для нее. Накрапывал дождь, и ветер путался в волосах, и неудержимо пахло землей. Так, что хотелось опуститься на колени и запустить пальцы под успевшие осыпаться и потемнеть листья. Я изо всех сил прижимался к стволу, мечтая слиться с ним, исчезнуть, раствориться в нем, чтобы только не портить эту картину.
Там, по другую сторону ствола, среди деревьев ходил сероглазый мальчик и собирал упавшие на землю каштаны. Он уже тогда, в тот вечер, в свои двенадцать лет выглядел трогательно потерявшимся. Его кто-то звал, а он испуганно оглядывался по сторонам. И только я тогда мог понять, что одиночество в лесу – не то, чего он боялся. Он никогда не хотел быть найденным ими. Ему отчаянно хотелось целую вечность ходить по мокрой земле и собирать каштаны в тот день, когда листья над головой, и листья под ногами, и нельзя стать еще ближе к природе, потому что она поглощает, потому что ты - она. Сероглазый мальчик хотел навсегда остаться в картине. А я хотел навсегда оставить эту картину себе.
Детскими шагами из-за дерева, по листьям, по каштанам, по сырой земле. Глазами по серым глазам, по бледным губам, по мокрой одежде. Руками по каштановым волосам, по осенней щеке. Носом в шею – и сразу ветер в волосах. И сразу движение в жизни.
А потом еще десять лет. Пять лет дружбы и фотографий. Пять лет любви и его. Пять лет картинки и пять лет сюжета.
Сюжета, смысла, за которым все гонятся.
Шшш. Там, в книгах все сюжеты, и они – те, кто искал нас тем осенним днем, дышащим природой, - думают, что весь смысл там же.
А я смотрю на него и улыбаюсь. Потому что иногда мне больно от того, что я вижу, как он двигается, слышу, как он говорит. Чувствую его, дышу им.
Тоскливо от того, что люди совсем не ценят картин.
Я сажусь на пол, навожу на него объектив фотоаппарата и создаю картинки. Он спит, а по комнате гуляет его ветер. Он спит, а все его карманы набиты каштанами, которые еще не успели высохнуть после дождя. Он по-прежнему собирает их и теряется в лесу. А я по-прежнему единственный, кто может его найти. Потому что он всегда хочет, чтобы его нашли природа и я.
Сегодня я достану ленточки из пыльного ящика и развешу по ним фотографии сероглазого мальчика. Вечером я буду лежать на полу, а он будет лежать на мне. И в наших волосах будет гулять ветер картин, у меня в ушах будут эхом раздаваться голоса тысяч ветров со всех концов света. А в моих руках, на моих губах, в моем теле будет сюжет моей жизни.
И вот тогда картинка и сюжет совместятся в трехмерной реальности, и дождливый осенний день обретет смысл, которого им – тем, кто до сих пор пытается найти нас, - никогда не постичь.
Нашими картинами и нашими сюжетами мы создадим фильм – тот фильм, который есть жизнь.