Я сижу в глубоком плюшевом кресле и смотрю тебе в глаза. Глаза цвета остывшего чая. Не “расплавленного золота”, не “глубокого заката”, “не холодного коньяка”, как пишут в любовных романах, а именно остывшего чая. Почему остывшего чая? Потому что только он может испугать своей внезапной холодностью, обжечь, уже не будучи горячим…

Я сижу в глубоком плюшевом кресле и смотрю на твои руки. Тонкие запястья, сильно выпирающие сбитые костяшки… Так, как будто ты дрался, и не раз. А может за меня? Я с робкой надеждой начинаю пристальнее всматриваться в тебя: за меня? Ведь так? Но потом снова успокаиваюсь. Длинные изящные пальцы со стальной хваткой, готовые в момент и приласкать и убить... Твои руки…

Я сижу в глубоком плюшевом кресле и смотрю на твои губы. Они слегка подрагивают, как будто тебе хочется поцеловать меня или улыбнуться… Тонко очерченный контур и немного повернутые вниз уголки – и на лице в мгновение ока возникает что-то наподобие виноватой усмешки - да я виноват, но мы же знаем, что я хороший... Твои губы…

Я (нет, я уже не сижу в этом чертовом кресле)… Я стою возле тебя, глядя в твои глаза, держа твои руки и чувствуя твои губы... Мы не можем встретиться в реальном мире, мы не будем встречаться в реальном мире. Так решил ты, а я впервые согласилась с тем, чего не хотела. Мы никогда не встретимся на вокзале, я никогда не прыгну тебе на шею, радостно вопя что-то типа: “Ты приехал!!!!!”... Я никогда не увижу тебя, но… Именно сейчас я стою возле тебя, и твои губы неслышно касаются моих. Всего одно движение, легкое, как взмах крыла бабочки, всего один момент в жизни, который я постараюсь навечно сохранить в памяти... Одна секунда, один удар сердца, превратившийся в вечность...

Тук…

Я отступаю назад, не решаясь смотреть тебе в глаза.

Глаза цвета остывшего чая…


P.S. А все-таки, какого цвета у тебя глаза?