***
Как ты неумолим, жестокий рок!
Кто не любил - не знает искушенья
Остановить прекрасное мгновенье...
В часах судьбы кончается песок -

Но что мне без тебя постылый мир!
Окончен бал. Лишь трепетность озноба...
И забытья сверкающая пропасть
Поглотит звук моих несмелых лир.

Спасибо за осколки витража,
Реальность сказки и чудесность были,
За алтари, которые остыли,
За краткость Вечности, за горечь Рубежа...

И сердце истомленное мое,
Что биться от тебя вдали устало,
Как милости, ничтожнейшую малость –
.....................

Лексей,нервно грызя ноготь большого пальца, замер, уставившись в мерцающий экран штуковины, что держал на коленях - последняя строчка, как всегда, не шла.

Золотая осень тепло обнимала юношу за плечи, слегка ероша непокорные кудри шаловливым ветерком.
За лугом на том берегу реки розовела вечерняя заря, стыдливо выглядывая из-за леса; легкие ленты тумана огибали багряные кусты, подкрадываясь всё ближе; а вокруг, от края и до края, вольготно раскинулась тишина.

- Э...Эгей!.. – несмело окликнули сзади.
- До «эгей» нам еще далеко, но мы работаем над этим, - пробормотал глубоко ушедший в себя Лексей.
Сзади понимающе помолчали.
Затем робко произнесли:
- Бельё.
- Бельё? – повторил Лексей, непонимающе взглянув в сторону речки Попышки, которая плавно огибала пригорок, где так уютно устроился поэт, и убегала в лес.
Река не ответила.
Зато кусты сзади зашевелились, и из них неуклюже выбралось нечто мохнатое.
- Рифма к слову «моё», - пояснило мохнатое, застенчиво моргая огромными круглыми глазами.
Возможно, Лексей бы и испугался – если бы существо не являло собой совершенно жалкое зрелище.
Огромные остроконечные уши уныло болтались вокруг мохнатой морды; густая шерсть свалялась, как у выхухоли после зимней спячки, и местами была побита молью; вдобавок картину отчаяния и явно наплевательского отношения к себе завершал висевший на шее старый армейский ремень.
- Фигасе... - только и нашел, что сказать, ошарашенный Лексей.
- Очень приятно. – Существо слегка поклонилось. – А меня Анисием нарекли. В простонародье – Аниськой. Только где то простонародье... - тоскливый вздох повлек за собой появление двух больших слезинок, скатившихся по мохнатой морде.
Лексей оживился:
- Ты из «Doom»?
- Откуда?! – Аниська плюхнулся на траву рядом с Лексеем, пробормотав «...если Вы позволите». – Нееет...Я из Больших Попыхов. В бегах я... – и, отвернувшись, тайком смахнул новые слезинки.
Лексей присвистнул:
- Поня-я-ятно...Допрыгался Ласковый со своими перестройками. Система глючит не по-деццки.
Они помолчали.
Своенравная мысль Лексея тем временем вернулась на круги своя.
- Слушай! – с жаром обратился он к Аниське. – А ты Офелию, дочку старостову, знаешь ли? Если ты из Больших Попыхов, должен знать! Не знать её невозможно... - и глаза его подозрительно затуманились.
Аниська сконфуженно помотал головой:
- Я только попа Никодима знаю. А еще старушку одну – кричит очень непонятное...А больше всего я знаю участкового Фантомасоваааа...- не в силах больше сдерживать свое горе, монстр разрыдался, упав ушастой головой Лексею в колени.
- Ну...ты чего? Еще чего не хватало...перестань! – парень смущенно похлопал Аниську по спине. – Ты это...Ты рассказывай давай, что случилось! И подумаем, как быть. А реветь прекрати. Слышь, братан?

Братан услышал.
Рыдания мгновенно смолкли, и Аниська округлившимися глазами – хотя куда уже больше-то! – уставился на Лексея.
Оба замерли.
- Ты...мне...брат? – с дрожью в голосе вопросило существо.
Лексей хмыкнул.
- Ну...вообще-то есть мнение, что все люди братья, - туманно выразился он.
Аниська сначала опешил, а потом пришёл в неописуемое волнение:
- То есть...я извиняюсь...а отцов нет? Раз все - братья?!
- Вот что. – Решительно заявил Лексей. – Так мы с тобой каши не сварим. Ты давай, рассказывай мне все, а там разберемся, братья мы или сёстры.

Любопытная луна застыла над горизонтом, стараясь не пропустить ни словечка; уже давно заснул туман, рассыпавшись росинками по травам; и лениво догорал трескучий костерок, разгонявший веселыми искрами недовольную темноту – а Аниська все рассказывал.
И как он сбежал от Никодима, напуганный убийцей-Фантомасовым; и как Фантомасов признал в нем отца; и как, долго скитаясь в окружных лесах и много всего передумав, поддался Аниська отцовским чувствам и решил воссоединиться с дитятком.
И как случился у них извечный конфликт отцов и детей, что и подвигло Аниську строгой, но справедливой отцовской рукой наставить своенравного отпрыска на путь истинный.
- Вот этим вот...вот этим вот! – всхлипывал несчастный Аниська, потрясая армейским ремнем.

Лексей слушал внимательно, от души сочувствуя новоявленному отцу. И даже местами глухо рыдал, отвернувшись – отчего Аниська проникся к юноше еще бОльшим доверием.
- Все ясно, - сказал Лексей, вытирая слезы и постепенно успокаиваясь. – Спешу тебя заверить – Фантомасов исправился! Об этом вся округа трезвонит. Стал тише воды, ниже травы, вежливый, всем помогает...только куриц боится почему-то! – Лексей снова взрыднул.
Аниська вскочил на ноги и пару раз перепрыгнул через костер от избытка чувств:
- Значит, он всё понял! И не сердится на меня!
И, снова плюхнувшись рядом с Лексеем, весь искрясь радостью, спросил:
- Значит, я хороший отец? Скажи, братан?
Лексей чертыхнулся:
- Ты это...Многое говорится...не надо так буквально...- и, не найдя нужных слов, махнул рукой. Брат, так брат.
- Я теперь для тебя, братан!...Все, что хочешь!...- Аниська в порыве братской любви сжал Лексея в объятиях – тот аж охнул.

Луна ненадолго отлучилась за облачко – попудрить носик; а когда снова выглянула - от умиления разулыбалась: возле костерка, обнявшись, сидели два братана; теперь уже Лексей рассказывал Аниське о своей несчастной любви. Мохнатая зверюга сочувственно кивала головой и заботливо смахивала со щек Лексея скупую мужскую слезу.
- ...не знаю теперь, что и делать... - горестно закончил тырнетчик свой печальный рассказ.
Братья помолчали.
- А ты пробовал говорить ей эти...как их...женщины их любят ушами...компроматы?! – вдруг оживился Аниська. – Ты сравнивал её шею с башней из слоновьей кости?
- Комплименты? - Лексей покосился на Аниськины уши и покачал головой. - Она же видеться со мной не желает...
- Жаль...- вздохнул Аниська.
- Мне тоже...- эхом вздохнул несчастный влюбленный.
Помолчали еще.
- Ты мог бы сравнить её волосы со стадами тонкорунных овец, пасущихся в горах Иорданских! - воодушевленный желанием помочь брату, Аниська никак не мог отмахнуться от этой замечательной идеи. – А её ноги – с белокаменными столпами в храме Афродиты! А её сосцы...
- Стоп! – возмущенно прервал его Лексей. - Откуда ты знаешь про... откуда ты этого нахватался?!
- У Никодима на чердаке книжку нашел. И долгими зимними вечерами...
- Ты это брось, братан. – строго сказал Лексей. – Тут я и без тебя справлюсь. А вот что я придумал...тут уже без тебя точно не обойтись. Слушай...

И до самого рассвета они шептались голова к голове, изредка подбрасывая в костер узловатые сучья.