Идея главы и основное воплощение Монами.
Я только частично прошлась.
Если Монами пожелает вступить в могучую гильдию наших соавторов, мы будем рады.
А пока принимайте вступительный как бы взнос:)

---

Маленькой, криволапой, да еще в придачу с ранимой душой большого сенбернара, родилась Баскервилька в Малых Попыхах у дворовой Собаки Лексея.
Баскервильку невзлюбили за ее несуразный внешний вид и поэтому решили чудо природы не мучить, а просто отдать её дядьке Герасиму. Уж он знал, что с такими уродцами делать нужно.
Будучи совсем маленьким, несмышленым вроде щенком, Баскервилька инстинктивно почувствовала быстро приближающийся конец своей совсем недавно начавшейся собачьей жизни.
Пока Лексея терзали мысли о тырнете, Офелии и том, как забрать щенка у дворовой Собаки, Баскервилька уже решила для себя, что надо спасать свою ранимую душу, и поздно ночью, когда Лексей был полностью погружен в тырнет, решилась – «ухожу, спасаюсь; если и пропаду, но уж по своей воле.»

Дороги было две на пути Баскервильки – в Бобруйск и Большие Попыхи.
Бобруйск был далеко, да и не всех туда принимали; а в Больших Попыхах, как шептались бабки, завелись злобные выхухоли, и совсем не было тырнета.
Выбор был труден и мучителен.
Баскервилька хоть и жила в будке дворовой Собаки, но ночью, когда Лексей уходил с головой в тырнет, она слышала его невнятное бормотание и душа ранимого сенбернара подсказывала – не все потеряно.
И выбор был сделан в пользу Больших Попыхов.
Не долго думая, Баскервилька решила приблудиться на задний двор старосты - Вениамина Админовича Ласкового, да и причин для этого было несколько: жизнь бурлила в доме, Баскервилька любила наблюдать за шекспировскими сценами Офелии, в финале которых больше всего нравилось отчаянно подвывать, да родной и близкий запах Лексея витал во дворе старосты. И, опять же, к власти поближе – а это всегда гарантированная косточка.

И вообще Баскервилька любила быть в гуще событий. Она даже подумывала – а не приблудиться ли во двор к Дусе-Мусе, местной оборзевательнице всего происходящего на селе.
Вот и теперь: пошуршивая обертками от конфет, Баскервилька размышляла на тему «to be our not to be?» - ранимая душа большого сенбернара не давала покоя Баскервильке, она видела – погибает народ, надобно спасать... А то гляди - вон один Аниську испужался – «монстр, мутант»; молодой да старый не могут поделить красавицу Офелию; ограбление, опять же, устроили; а вся причина в чем – народ тверёзый.
Кто виноват, было ясно: убегла Сюзанна, а пивом сыт, то есть пьян, не будешь...
Оставалось выяснить – что делать?
Знала Баскервилька, что в Малые Попыхи нельзя ей, Герасим свою работу хорошо знает; но так же знала, что больше и некому идти за Сюзанной: старец Свят пряников объелся с пивом, а теперь животом маялся; Фантомасов дальше избы Каси ни в жисть не двинется; а староста Ласковый, если со своей перестройкой еще и в Малые пойдет – пропадут все..., так что делать нечего – свою собачью душу придется ложить на жертвенный алтарь.

Довольная луна светила своей полной красой; ветер ворчливо раскидывал возле сельмага пустые банки из-под пива; а Баскервилька, собрав все силы, шлепала на окраину Больших Попыхов.
Кинув прощальный взгляд на огонек в доме Каси, Баскервилька вдруг запнулась и шлепнулась носом в осеннюю грязь: «Ну вот, жертва на алтарь принесена, долг не выполнен, ставшие мне близкими люди не спасены – все, конец...» - жалобно заскулила собачка.
А не тут-то было, еще не пришло время – надо вставать и идти.
Маленькие, кривенькие лапки Баскервильки оперлись о что-то – «Что?... Это же тапок Сюзанны!»
Баскервилька всегда знала – за ее жалкой внешностью скрывается что-то большое...
Взяв след,сжав в зубах тапок Сюзанны,подняв хвост поветру отважная Баскервилька держала курс на Малые Попыхи.
Второй раз бедная собачка проделывает путь по этой ночной дороге - тяжело, грусто на душе, понимает, что может и не вернуться, но кривенькие лапки бегут вперед, а пасть крепко сжимает тапок, и нюхом чует Баскервилька - неладное, ой неладное впереди...
А безжалостный рассвет все приближался…

Пробираясь огородами, осторожничая и поминутно застывая на месте, принюхиваясь, отважная собака, наконец, уперлась носом в ворота, возле которых запах Сюзанны был особенно силен.
«Осторожно, злой Герасим!» - гласила надпись на воротах, выполненная шрифтом courier size=6 color=red.
Хорошо, что Баскервилька не умела читать.
Да и зачем приличной собаке уметь читать, сами посудите?! На этих заборах порой такое пишут...
Пробежав вдоль забора, Баскервилька нашла оторванную доску и с привычной легкостью проникла во двор. Теперь осталось самое главное – выманить из дома пугливую тетку и все ей объяснить на пальцах.
Мужественный пес, положив тапок рядом и зорко оглядываясь по сторонам, принялся настойчиво царапать лапами дверь. Через несколько минут дверь приоткрылась, и заспанная Сюзанна высунула нос наружу:
- И кого это нелегкая с рання принесла...- начала было она, но вдруг, увидев Баскервильку, охнула и тревожным шепотом спросила:- Баскервиль... случилось что?!

Баскервилька с готовностью закивала, подталкивая тапок тетке. А потом, схватив зубами за подол, настойчиво стала тянуть в сторону Больших Попыхов.
- Так ты за мной?! Господи прости...нет! Не вернусь! Никогда не вернусь!!!
Собачка жалобно заскулила, глядя умоляющими глазами; потом вдруг похлопала лапой шею в районе кадыка, закачалась и свалилась набок, высунув язык. «Наши мрут без самогона!» - гласила эта нехитрая пантомима.
Сюзанна все прекрасно поняла, но замахала руками, поминутно вскрикивая «Нет! Нет, и не уговаривай!»
- Сюзи! С кем ты там? – промычал громовой бас, и на пороге появился угрюмый мужик суровой наружности, спросонок почесывающий себя тут и там.

«Вот и пришел мой смертный час...» - в тоске подумала Баскервилька и спешно принялась молиться всем собачьим богам. А потом мудро решила упасть в обморок, как поступают все приличные барышни – чтобы дальнейшие события присходили без неё.
Сюзанна схватила обмягшую собачку в охапку и стала пятиться к воротам.
- Ты это куда лыжи навострила? – недовольными жестами принялся спрашивать грозный Герасим.
- Домой! – с отчаянной смелостью воскликнула Сюзанна. – С Вами, сударь, мы друг друга не поняли! Не сошлись характерами! И нечего так смотреть! Это моя собачка! Моя!
И бросилась бежать по утренней улице, прижимая к себе всё еще обморочную Баскервильку.

Сбитый с толку Герасим, подняв забытый на ступеньке полустоптанный тапок, внимательно его рассматривал, морща лоб – что-то это ему мучительно напоминало...