Сны были тягостные и темные.
Она колдовала.
…Встряхивая разлохмаченной гривой, смахивая с пылающих щек злые слезы, щедрой рукой пригоршнями сыпала в кипящий котел травы и корешки, не разбирая.
Все подряд, все подряд – вот тебе! Будешь знать, как отказываться от ведьминой любви! В чудовище, гадкое, лохматое, омерзительное! Чтобы никто не смог больше полюбить тебя, чтобы вызывал ты лишь ужас и отвращение!!!
И самой, смело, не думая, как в пропасть – три огромных глотка, чтобы забыть, чтобы вырвать из себя эту боль, это отчаяние…
И наплывала, закрывая весь мир, жуткая мохнатая морда с печальными глазами…И глухо, словно издалека, рассыпаясь мелкой дробью: "Аниська…Аниська я…"

Кассандра резко подняла голову, рывком выниривая из сна.
Сердце колотилось на всю избушку; в ушах стоял звон и все еще слышался голос – "Аниська я…"
Вновь тревожно заколотили в окно.
- Кася, проснись! Это я, Аниська! Беда, Кася! Проснись!

«Ну что еще стряслось?! Да что же это такое?...» - в отчаянии бормотала Кася, поспешно натягивая телогрейку и укутываясь в платок по самые брови.
Рывком распахнула дверь.
- Кася!...- рванулся было к ней Аниська и тут же смутился, отвел глаза. Прерывисто вздохнул.
- Уважаемая Кассандра…идемте скорее…все село у правления собралось…Беда!
- Да что случилось-то?! – Кася требовательно схватила Аниськину лапу, но тут же отдернула руку, словно обжегшись.
- Вы сами все увидите…надо спешить! Надо спасать!!!

Они бросились к правлению, не разбирая дороги.
Аниська поминутно оглядывался, заботливо проверяя, не застряла ли ведьма в сугробе.
Кася бежала, не узнавая знакомых улиц – сон не отпускал.
Наконец они, переводя дыхание, выскочили на пятачок перед правлением.
Тут и вправду собралось все село.
Над толпой стоял бабий вой. Что-то странное было в бабьем вое, но что, Кассандра уловить не могла.
На крыльце топтался староста, растерянно оглядываясь по сторонам.
Даже дед Свят потерял свое обычное спокойствие, хотя и по привычке покрикивал успокаивающе на баб.
Перед Кассандрой расступились.
- Что случилось? – спросила она, взбираясь на крыльцо и требовательно заглядывая старосте в глаза.
Ласковый сглотнул и в отчаянии замотал головой, зажимая себе рот обеими руками.
- Да что случилось? Скажет мне кто-нибудь?! – Кася в негодовании притопнула ногой.

- Случилось страшное! Мы всем селом с утра Глаголим этим…как его…стихами! Мы что-то пили, видимо, вчера…Сегодня ж, видно, тронулись умами! – зло выкрикнул почтальон Печкин и досадливо сплюнул далеко в сугроб.
Бабы вновь заголосили, и теперь Кассандра поняла: они голосили в ритме старинной народной песни «А я люблю женатого…». Баскервилька музыкально подгавкивала, не нарушая ритма.
Из толпы послышались выкрики:

- Наша Дуся громко плачет! Что все это, ёлки, значит?!
- Тронулась умишком я, в чешуе, как жар, горя!
- Тихо шифером шурша, крыша едет неспеша!
- Хорошо быть кошкою, хорошо собакою…!
- Между тучами и лесом Гордо реют мои пчелы, Будто молнии подобны…- истерически прорыдал Пасечник и без чувств пал на грудь Фантомасову.

Голова Каси пошла кругом.
Она беспомощно стала шарить глазами по толпе, выискивая мохнатую морду Аниськи.
Но Аниська как сквозь землю провалился.
«Чтобы никто не смог больше полюбить тебя, чтобы вызывал ты лишь ужас и отвращение!!!» - опять наплыли обрывки давешнего сна..
Кася затрясла головой, отгоняя наваждение – кошмарный сон, не менее кошмарная явь…

- Мой дядя самых честных правил! Когда не в шутку занемог, Он самогоном мозг поправил, И лучше выдумать не мог! – вдруг пробасил кузнец, озаренный идеей всеобщего спасения.
Народ оживился.
- Сюзанна, добрая старушка, Сейчас поллитру принесет. Давайте тяпнем! Где же кружка?
И враз поправимся, народ!
Бабы перестали ритмично голосить и шумно засморкались в концы платков.
- Сюзанна, Сюзанна, Сюзанна!!! Ну где ты, мон амур?! – выразил иностранной рифмой всеобщие чаяния староста.

- Гоп-стоп! Мы подошли из-за угла! Гоп-стоп! Я самогон весь отдала! – визгливо прокричала Сюзанна, появляясь из переулка бок о бок с попом Никодимом. Поп виновато перекрестился, возведя очи горе.

Опять поднялся невообразимый гвалт.
- Тихо! А ну всем успокоиться! – рявкнул старец Свят. – Я же ничего не пил вчера, - шепнул он Кассандре. – Не люблю я этого самогону…пью редко, удовольствия ради…и только медовуху бланко...А от неё никаких последствий! Теперь ты понимаешь? Что делать будем? Даже я ума не приложу…

- Парней так много в Попых-а-ах, - вновь хором заголосили опешившие было от простой нерифмованной речи старца бабы. - Зовите Калиостро, …н…а-а-ах!
- Скажи-ка, дядя, сколько даром Мы будем мучиться кошмаром? Покличьте ведуна! – сурово повелел староста.

2.
Домна Декасовна проснулась от необыкновенного аромата чая.
Рядом с кроватью стоял улыбающийся Калиостро с подносом.
Домна сладко потянулась и неожидано для себя нежным голосом пропела:
- Ты меня на рассвете разбудишь…
- Вечор, ты помнишь, вьюга злилась…на мутном небе мгла носилась…А нынче! Погляди в окно! – с готовностью поддакнул возлюбленной ведун. Домна послушно посмотрела, куда послали, и, совсем не понимая, при чем тут окно, уставилась на Калиостро.
А тот разошелся:
- Пора, красавица, проснись! Открой сомкнуты негой взоры! Расширим наши кругозоры! Ты мне мой уровень повысь!...
- Во мне горит огонь желанья…- в испуге отодвигаясь к краю кровати, согласно пролепетала Дона.
Поднос в руках ведуна задрожал.
- Все пройдет… как с белых яблонь дым! – запинаясь, выдавил Калиостро, с ужасом вспоминая прочитанную в детстве фразу про слово не воробей.
Домна в отчаянии заломила руки:
- Зачем вы, девочки, красивых любите?! – риторически возопила она и бросилась в горницу, по пути вдарив с размаху по окаянному подносу.
В дверь заколотили.
- Домна, открой! Ты не знаешь, где Калиостро?! Его ищут повсюду!

Домна Декасовна, явно нервничая, с трудом откинула крючок с двери и впустила в дом запыхавшуюся Кассандру.
- Я ему поверила, сердцу вопреки…С ним мы как два берега у одной реки! – дрожащим от слез голосом произнесла она, укоряющим перстом показывая на этого негодяя.
Негодяй глухо ответствовал, даже не пытаясь скрыть волнение:
- Что ты милая, смотришь искоса, низко голову наклоня?...
Домна зарыдала в голос, закрывая лицо ладонями.
- То как зверь она завоет…то заплачет, как дитя…- извиняющим тоном пояснил Калиостро, явно переживая за любимую.
Кассандра в изнеможении опустилась на лавку:
- И вы…ну что же мне делать-то? Есть хоть кто-то нормальный в этом селе?!
Домна с Калиостро, не сговариваясь, хором воскликнули:
- Не кочегары мы, не плотники! А мы тырнетчики-работники!

Это было последней каплей.
Кася, сдернув платок, горько зарыдала, больше не в силах сдержать отчаяние.