“Точно так же, как до меня Птоломей описывал мир в своей Космографии, я описываю человеческое тело - эту маленькую вселенную - мир во мне”. Поразительно то, что слова эти сказаны человеком, ночи напролет проводившим в прозекторской, в полутемной сырой духоте, пропитанной запахом тления. Если на Земле было преддверие ада, то находилось оно именно здесь. И, кропотливо расчленяя трупы - нож, пила, долото, молоток (какой там еще инструментарий в арсенале патологоанатома?), исследуя каждый миллиметр человеческой плоти, соприкасаясь с первопричиной боли и страданий, воочию убеждаясь, что все, действительно, прах и тлен, он восхищался совершенством лучшего творения Бога - человеческим телом, этой Тайны всех Тайн.
Вникая в тонкости строения сосудов, мышц и сочленений, он как бы возвращал им жизнь, пытаясь представить их во взаимодействии, согретыми живым кровотоком и разумным движением. Он словно бы заново облекал их кожными покровами, дабы понять, отчего так загадочно трепетна и прекрасна живая человеческая плоть. Рядом с математической точностью у Леонардо были догадки, предчувствия, пророчества, которые казались невероятными и своей смелостью пугали даже молодого профессора Марко-Антонио делла Торре, близкого друга художника и тоже крупнейшего анатома той эпохи. Изучая на трупах беременных женщин последовательные ступени развития зародыша в матке, Леонардо поражен был сходством в строении тел людей, животных, рыб и птиц. “Тому, кто обладает совершенным знанием строения человеческого тела, легко быть всеобъемлющим, ибо члены всех животных сходствуют”. В многообразии телесных строений предугадал он единый закон развития, единый связующий замысел природы. А это стало доступным человеческому разумению, извините, лет триста спустя.


Этюды о врачевателях и фармацевтах

Дойти до сути
Леонардо начал занятия анатомией, чтобы совершенствовать свое искусство живописца, но, как всегда, увлекся, с головой ушел в исследование заинтересовавшего его предмета, тем более такого важного, как человеческое тело, скрывающего в себе, быть может, самые важные тайны мироздания.
Гении перекликаются через века. Триста лет спустя Шиллер (кстати, тоже врач) в письме Гете очень точно выразил эту мотивацию применительно к себе: “От простейших организмов к более сложным шаг за шагом Вы поднимаетесь к сложнейшему - человеку, который по происхождению строится из материалов всего величественного здания природы. И проникая в тайны строения и жизни тела человека, Вы не только возвращаете его природе, но и познаете технику природы”. Вот именно это - “познание техники природы” - было для Леонардо первостепенно важным в занятиях анатомией.
Уже первые анатомические рисунки пером и сангиной показывают, что его интересовала не только пластическая анатомия, как Рафаэля или Микеланджело. Он исследует и зарисовывает внутренние органы, не имеющие, казалось бы, значения для художника, изображающего внешний облик человека. Но мысль его идет дальше, выше. Проблема старения и смерти, а значит, таинство возникновения жизни, всеобщность замысла Творца - ну и так далее. Это вызывало раздражение Марко-Антонио, он считал все это бреднями, не достойными ученого и противными духу точного знания. Вспыхивали яростные споры, посреди которых оппонент Леонардо вдруг умолкал и зачарованно слушал, потрясенный приоткрывающейся бездной знаний - там, за горизонтами, за далью веков. Все это казалось фантастикой, как и большинство проектов Леонардо, осуществить которые стало возможным лишь в наши дни.
Но у “фантаста” был хищный глаз художника, он с жадностью фиксировал увиденное во время вскрытия трупов. Как чуть позже напишет (причем, напишет с восхищением) крупнейший анатом эпохи Возрождения Андреа Вазари, Леонардо “собственноручно, с величайшей тщательностью, дал в перспективных сокращениях и изображениях все костные части, к ним присоединил потом по порядку все нервы и покрыл их мускулами… И под каждой частью он написал неразборчивым почерком буквы, сделанные левой рукой в обратном виде, таким образом, что тот, у кого нет навыка, не сможет их разобрать, ибо прочесть их можно только с помощью зеркала”.

Квадратура круга
Рисунок этот знаменит. Увидев его однажды в детстве, мы запоминаем его раз и навсегда, ибо в нем - совершенство пропорций человеческого тела, ибо он - свидетельство того, что человек, наверное, и впрямь венец природы. Рисунок тот - элемент декорума обложек книг, шмуцтитулов, рекламных клипов. Вы не поверите, но автор заметок сих искал два месяца этот рисунок в его, так сказать, первозданном виде, устроив тотальную ревизию и собственной библиотеке (она порою кажется обременительно большой, хотя могла бы быть и большей - рисунка-то в ней нет!), и в библиотеках друзей-книгочеев - в том числе и у художников-профессионалов (“Как же, как же - вот он, здесь! Минутку. Странно, нет…”). Найти удалось лишь в Центральной научной библиотеке Национальной академии наук. Разумеется, репродукцию - подлинник хранится в Королевской академии (Венеция).
Дружба с выдающимся математиком Лука Пачиоли - автором книги “О божественной пропорции” - способствовала исследованиям Леонардо соотношений частей человеческого тела. Тогда-то и появился этот шедевр - знаменитый рисунок человека, вписанного в круг и квадрат, эталон гармонии и совершенства, с которого, быть может, и следует начинать изучение анатомии. И художникам, и медикам. Согласитесь, без этого рисунка рассказ о Леонардо-анатоме был бы неполным.

Другое небо
Марко-Антонио остался в его памяти фантастически молодым.
Они были так непохожи, но поразительно дополняли друг друга. Рядом с пятидесятилетним атлетического сложения Леонардо двадцатилетний профессор медицины, из-за которого два университета, Падуанский и Павийский, спорили меж собой был хрупок, как подросток, но он считался (и по праву!) одним из первых ученых Европы. Худое, аскетическое лицо подвижника, лихорадочно блестящие от избытка мыслей глаза. Он происходил из древнего рода веронских патрициев делла Торре, у которых любовь к науке была наследственной. Отец Марко-Антонио преподавал медицину в Падуе, братья тоже были учеными. Сам он знал одну, но пламенную страсть - науку. Ради нее отказался от любви, покинул невесту и напрочь отрекся от мира. Он чувствовал божественную тайну в явлениях природы, и он бросал тайне вызов, а будучи не в силах ее разгадать, боролся с нею и страшился ее.
И Леонардо чуял эту тайну, но не боролся с нею, а восторженно устремлялся ей навстречу.
В те времена добывание мертвых тел для анатомирования было делом трудным и опасным. Но ученики Марко-Антонио (а он был окружен учениками) вопреки опасностям добывали свежие трупы, покупали у палачей и больничных гробовщиков, крали с виселиц. Обилие трупов делало работу делла Торре особенно важной и драгоценной для художника. Перо и красный карандаш Леонардо не знали устали. Рисунки его были так точны и так прекрасны, что трудно было решить, где кончается искусство и начинается наука. Ночи напролет он корпел над трупами в Миланском госпитале. Обстановка была жуткая: в воздухе, насыщенном запахами гниения, среди множества изрезанных, изуродованных трупов Леонардо терпеливо работал, добывая знания, пытаясь разгадать план и замысел Бога.
Его интересует кровеносная система: “Я вскрыл более десяти человеческих тел, - пишет он, - убрал все остальные части, удалил все мясо, которое было на этих венах, притом так, что совсем не появилась кровь, разве только кровоточили чуть-чуть капиллярные сосуды”. И дальше: “Умножая рисунки, я даю изображения каждого члена и органа так, как будто ты имел их в руках и, повертывая, рассматривал со всех сторон, внутри и снаружи, сверху и снизу”.
Ему принадлежит изобретение приема изображения ветвления артерий вокруг скелета конечности, которая дана легким контуром и как бы прозрачной. Он блестяще разрешил трудную задачу композиционного объединения в анатомическом рисунке изображения внешнего рельефа, многопланового внутреннего строения и топографии сложных частей тела и органов. Орган он представляет на рисунке прозрачным, намечая лишь его контур, чтобы показать строение тех частей, которые находятся за этим органом и скрыты от глаза зрителя.
- Все, бросить все, и заняться этим, только этим! - как заклинание повторял утрами, перебирая рисунки Леонардо и потрясенно вглядываясь в них, Марко-Антонио.
Он умер 30 лет от роду. Сгорел, одержимый работой. Зимой 1512 года на берегу Гардского озера в местечке Рива ди Тренто он заразился гнилой горячкой от бедняков, которых лечил. До последнего мига все такой же аскетически строгий и стройный, с глазами пророка, в которых таилась великая скорбь – дочь великого знания.
То была невосполнимая утрата. “Леонардо терял в нем последнего из тех, кто был ему если не близок, то менее чужд, чем другие, ибо, по мере того, как на жизнь сходили тени старости – нить за нитью порывались связи его с миром живых, все большая пустыня и молчание окружали его, так что иногда казалось ему, что он спускается в подземный мрак по узкой лестнице, пролагая путь железным заступом сквозь каменные глыбы, “с упрямою суровостью” и с, может быть, безумною надеждою, что там, под землею, есть выход в другое небо”. Д. Мережковский. “Воскресшие боги. Леонардо да Винчи”.
В молчании перебирал он рисунки, вспоминая горячность молодого друга и яростные споры с ним. Еще в самом начале, приступая к занятиям анатомией, Леонардо мечтал, что напишет капитальный труд в 120 книгах, и то будет новый свод знаний о человеке – об этом великом творении Бога, хранящем неисчислимые тайны. А силы тают, и круг одиночества смыкается теснее и тесней.

Принцип разрезанной луковицы
Леонардо проявил себя как новатор не только в создании метода, но и в технике анатомического исследования. Вскрывая трупы, он пользовался ножом, пилой и долотом, мацерировал трупы для изучения костей. Первым применил метод инъекции воском для изучения желудочков мозга.
Он понимал значение послойной препаровки: “Если разрежешь луковицу посредине, сможешь увидеть, сосчитать все круговые слои и оболочки, покрывающие центр луковицы. Так же точно, если захочешь рассечь человеческую голову, сначала разрежь волосы, затем кожу, затем мускулистое мясо и надчерепную оболочку и мозг, засим опять твердую и мягкую оболочку и дивное сплетение, и основание, и кость”.
Для изучения строения глаза он разрезал его после заделки в сваренный яичный белок. Этот прием как бы предшествует современным методам получения срезов органов, заделанных в парафин или пластические массы. Предвосхищением современной анатомической техники явилось использование Леонардо поперечных распилов для изучения анатомии конечностей. 350 лет спустя, после классических работ Н.И.Пирогова, этот метод стал одним из главных методов топографической анатомии.
Одним из первых он применил ряд экспериментальных приемов для изучения функции сердца. Он вводил длинный металлический стержень сквозь переднюю стенку груди в сердце живой свиньи и наблюдал сердцебиение по колебанию стержня. В наши дни этот прием положен в основу кардиографии. Он проводил опыты на обезглавленных лягушках, наблюдая эффект прокалывания и разрушения у них спинного мозга.

Сколько мышц в языке?
Что же оригинального внес Леонардо да Винчи, пользуясь новым методом и новой техникой исследований, в содержание анатомической науки? По свидетельству историка медицины Д.А. Жданова (“Леонардо да Винчи анатом”, М.-Л., 1955), он как бы вдохнул новую жизнь в описательную анатомию костей скелета, сообщив исключительно много данных, основанных на точном наблюдении и замечательных зарисовках. До него (да и после него) изображения скелета были крайне условны и грубы. Леонардо первый правильно и удивительно точно нарисовал формы и пропорции всех частей скелета человека. Впервые, наперекор традиции, он установил, что крестец состоит из пяти, а не из трех позвонков, он первый правильно представил изгибы позвоночного столба, наклон крестца, наклон и изгибы ребер, столь важные для понимания механизма дыхания, наклонение таза; он определил косое по отношению к вертикали положение бедренной кости в бедре живого человека - словом, все те особенности, которые связаны с прямохождением. Этого не смог сделать даже Везалий: он просто соединил кости скелета без учета естественных взаимоотношений их в теле живого человека. Скелеты Везалия, если б они ожили, не смогли бы ни стоять, ни ходить, ни дышать.
Никто до Леонардо не исследовал так точно конструкцию черепа. Он открыл в нем воздухоносные пазухи, описав верхнечелюстную пазуху. Установил, что в стопе имеется 25 костей, а не 26, как считали Ибн-Сина и Гален. Первый правильно нарисовал суставные поверхности костей.
Анатомия мышц до Леонардо была пустым местом. Он первый создал их классификацию по величине, форме, характеру сухожилий и прикреплению на скелете, заложив основы общей миологии. При этом предугадывал значение нервов как проводников стимулов к действию мышц. Он знал, что мускул не может начинаться и прикрепляться на одной и той же кости, что мускул использует свою силу по направлению своей длины. При этом структура и функция для Леонардо неотделимы. Мускул не может быть, по его мнению, понят, пока не определена его функция.
Он правильно зарисовал целый ряд мимических мышц лица и поверхностно расположенные жевательные мышцы. Он насчитал 24 мышцы языка. Лучше чем его современники, разобрался Леонардо в сложной анатомии мышц живота. Первый понял механизм движения головы на фиксированном мышцами спины, как мачта вантами, шейном отделе позвоночника. Описал движения диафрагмы, механизм движений ребер при вдохе под действием наружных межреберных мышц, действие на кишечник поперечной мышцы живота как брюшного пресса. Леонардо да Винчи выступает как своеобразный предтеча “функциональной анатомии” органов движения.
Анатомия сердца, артерий и вен, органов дыхания, пищеварительного тракта - все это он дает вразрез с традицией, выводя уровень знаний на более высокую ступень. Он заново открыл щитовидную железу, дал более точное описание почек и половых органов. И, наконец, мощный толчок благодаря его работам получила сравнительная анатомия человека и животных.

Необходимые уточнения
Человек масштаба Леонардо живет, сопровождаемый шлейфом домыслов и легенд. Не избежали их и мы, пойдя на поводу поверхностно изложенных и противоречивых фактов. А потому в финале необходимо сделать некоторые уточнения.
В детстве он был действительно любимцем и баловнем, но не отца и даже не деда, а бабушки Лучии. Мачехи его не обижали (благо он жил в доме деда) - особенно первые две. А вот третья, родив двух сынов, видела в нем досадную помеху, ибо он мог претендовать на часть наследства, а потому она вела себя как истинная мачеха, настроена была враждебно и враждебности этой не скрывала. А наследство… О, знала бы она, какое наследие он оставит людям, что ей гордиться надо родственными узами с пасынком, что лишь благодаря ему и ее тривиальное имя попадет на скрижали истории.
Был он незаконнорожденным сыном потомственного нотариуса Пьеро и сироты - служанки из харчевни, Катарины. Узнав о связи сына-вертопраха с сиротой, дед сире Антонио да Винчи срочно женил его на девушке немолодой, некрасивой, но из почтенного семейства, с хорошим приданым. А Катарину выдал замуж за поденщика своего, бедного поселянина из Винчи, человека пожилого и угрюмого, но за тридцать флоринов и маленький кусок оливковой рощи согласившегося покрыть чужой грех своей честью. Катарина покорилась, но заболела от горя и после родов едва не умерла. Она покорилась и во второй раз, когда сына у нее забрал все тот же сире Антонио в свой дом. Маленький Нардо жил в разлуке с матерью, но неподалеку, а потому убегал к ней частенько…
Много позже, когда он был на службе Миланского герцога, в одном из дневников художника появилось краткая и, по обыкновению, загадочная надпись: “Катарина прибыла 16 июля 1493 года”. После кончины мужа, чувствуя, что и ей остается жить недолго, Катарина пожелала перед смертью увидеть сына. Леонардо принял ее с благоговейной нежностью. Ему исполнился тогда 31 год.
Об этом последнем свидании его с матерью есть удивительные строки в романе “Воскресшие боги. Леонардо да Винчи” Дмитрия Сергеевича Мережковского. Чтение подобных текстов смягчает нравы и возвышает душу. Рекомендуем. Это хорошая литература.

Nota bene
Судьба научных трудов Леонардо да Винчи была трагической. Он не успел объединить свои анатомические наблюдения в единую систему, не написал задуманный трактат по анатомии в 120 книгах. Лишь триста с лишним лет спустя, когда мы доросли до диалога с гением, его анатомические штудии были открыты заново, изданы, прочтены. И человечество склонило голову перед прозорливостью и титаническим трудом великого художника, ученого и анатома, на многие столетия опередившего свою эпоху.