Аутернатива.


Новое окно.

Время, когда лампы
светились
по другому.

Вот и
новое
окно, а
за окном
припорошило землю.
А на стене:
«Мы придем
к победе
коммунистического
труда».
Вот и новое окно.



Последний солдат.

Это не свет, это
солнце на стене.

Солнышко
на дороге,
ни чего не
надо,
нет пути.

На автомобиле
крыша блестит,
а люди идут
через дорогу.
Я смотрю из окна
троллейбуса
в даль, на них,
сквозь них.
Сквозь
наворачивающиеся.
Мимо слёз.
Нелепая одежда
на солнце
у людей.

Я последний
солдат
заканчивающий
войну.
Война не закончена пока, не похоронен последний солдат.
Я и есть
последний солдат.

Я иду такой спокойный,
почти не замечая
ни чего вокруг.
А маленький человечек,
внутри меня, забился
в угол и дрожит,
поджав колени.
Я иду,
почти что при смерти.

Что здесь произошло,
в этой комнате,
Ничего никто ни когда не узнает.
Рукав на моей куртке,
как старый плюшевый
мишка.
Плюшевая игрушка.

Спрятаться бы к стене
от летнего дождя.
Прижаться бы к стене
от летнего
дождика.
Эх, притаиться бы у стены,
спрятаться от
какого-то
летнего
дождика.




Несбыточная даль.

Окна советских старых домов,
устремлены.
Старых советских многоэтажек
устремлены в какую-то
далёкую, несбыточную
даль.
Совершенно не замечая окружающего.
Открытыми глазами окон
устремлёнными в некую
несбыточность.
Окна советских многоэтажек.
Поверх нас.
Куда-то поверх нас,
с такой тоской,
в небо, в советскую
несбыточность.

Вдруг облака
за окном
стали
плоскими и
невидимыми.
Разнообразные
пушистые облака.
Вдруг стали
невидимыми,
как всё вокруг.
Только белый подоконник,
засветился
ненаглядностью,
как небо за окном,
как всё вокруг.




Сто лет назад.

Это фиг знает где.
А здесь
так одиноко.

За окном
проехали
рога троллейбуса.
Проехали
по проводам.

Да скоро вообще
настанет пиздец.
Полный солнечный пиздец.

Отражается в стекле
улица.
Сто лет назад,
За стеклом троллейбуса.
Плывёт
по стеклу
троллейбуса.
Сто лет назад.





Чистые шторы.

Чистые шторы.
Чистая тюль
и книги
то же,
как новые,
на чистом столе.
И пол чистый,
как раньше.
А в голове как
будто
чего-то не хватает.
Как будто что-то
мешает лишнее,
как пустота.
И при этом всё
правильно.
В голове чего-то не хватает,
Какое-то пустое
место.
И при этом
всё правильно
вокруг.




Мимо нас.

Вот, как весело
быть одному
среди
неприкасаемых людей.
Я один.
Вот как весело
быть среди
неприкасаемых людей.

Мы уходим потихоньку
в Советский Союз.
Мимо нас по улицам идёт
советская жизнь.
Никем не замечаемая.
Сквозь нас,
не замечаемая.
Не взирая на наше усердие,
идёт такой,
какой она была.
Идёт прошлая жизнь.
никем не замечаемая
прошлая жизнь.
Совсем другая жизнь.
На асфальте,
рядом с нами,
в двух шагах от нас.
По тем же улицам
идёт настоящая, реальная
законченная жизнь.
Даже не только я сам ухожу по этой улице, с кем-то радостно болтая. Но и большинство из тех, кто сидит со мной в троллейбусе, то же уходят, идут рядом по улице, за окном, и радостно говорят. И даже не мешают друг-другу. Даже некоторые фонари всё ещё не разбиты. Не все ещё фонари сломаны, по улице, на которой …





В солнечном рае.


Солнце на Лужах, как Весной.
Солнце на лужах и болезнь,
как весной.

Белый день
за окном,
на окне
белые шторы.
Осветил белым стены.
Светлая
память.

Апокалипсис.

Я в солнечном рае, я в ослепительном рае.
В солнечном рае больно,
В солнечном рае страшно. Скверно.
В солнечном рае больно.
В солнечном рае скучно.
В солнечном рае грязно.
В солнечном рае нехорошо.
В солнечном рае тесно.
В солнечном рае бессловесно.
В солнечном раю невыносимо
одиноко.
В солнечном. В раю.
Солнечное окно
осветило мой рай.
Место моего солнечного рая.
Наедине с Христом и
светлой памятью.
Нет преступлений в раю.
Всё правильно в раю.
Рядом с Христом,
хорошо в солнечном раю.
Я в солнечном Раю.
Бесчувственно в раю.
Очень всё по местам в раю.
В раю нет слов.
В раю нет лжи.
В раю не существует слов.
Не надо лжи.
В раю есть солнечное
окно.

Солнце во всё окно.
Спокойно, как счастье.
Как хорошо.






Солнце на моих губах.


Тепло от солнца на губах.
Солнце на моих губах.
Тёплое солнце на
моих губах, и
на подбородке солнце.
Сквозь желание
всех убить,
солнце на лицах людей.
А им надо что-то ещё,
кроме моей радости видеть
солнце на их лицах.
А им надо что-то ещё.
кроме моей радости
видеть солнце
на их лицах.
Тепло на моих губах
от солнца.
Солнце на моих губах,
и на подбородке солнце.
Сквозь желание всех
убить, солнце
на лицах людей.
А им надо что-то
ещё, кроме моей радости
видеть солнце на их
лицах.
Сквозь желание всех убить.
Тепло от солнца на моих
губах и на подбородке.
Сквозь желание всех убить
солнце на лицах людей.
А им ещё что-то надо,
кроме моей радости
видеть солнце на лицах,
среди желания всех их
убить.
Тепло от солнца на моих
губах, и на подбородке солнце.
Сквозь желание всех убить
солнце на лицах людей,
а им ещё что-то надо,
кроме моей радости видеть
солнце на лицах.
Их лицах.

Зачем умирать и так хорошо,
тепло хорошо,
и глаза не режет.
Светло. Зачем умирать.
Светло и легко, тепло
хорошо.





Море пахнет арбузами.


День сурка.
Чего-то
в этот день не хватает.
Меня
в этот день не хватает.
Всё,
как всегда
на своём месте.
Только
чего-то
среди всего этого
не хватает.
Может меня.
Всё это
уже происходило
в другом месте.
Я видел этих людей
вчера,
встречал
вчера.
Все они меня
знают.
В другом месте.

Море пахнет
арбузами.

Я выжил,
я живу и силён.

Как будто кто-то живет в этих
высотных домах
на вокзале.
Такое чувство, что
в каждом окне
кто-то живёт.
в высотном
доме на вокзале.
Что-то живое
в каждом
окне на вокзале
высотного дома
на закате,
что-то живое.

У преступления
должно быть начало.
А я не помню
начало.
И в чём оно,
преступление,
то же не знаю.
И чувствую себя
невесомым в солнечном
мире.
И при этом
страшновато
и беспокойно.
Потому, что не знаю,
что случится,
что сделаю.
У преступления
должно
быть начало.
А я не помню
начало.
И в чём оно,
преступление,
не знаю.

Земля круглая, как шар.
Одежда рваная,
как
хлам.
Солнце, тени.
Солнце,
как
босые ноги.
Лето.
Одежда рваная,
как хлам.
Ноги босые,
как солнце.

Пыль и тень.
Нет
преступлений.
Пыль и тень.
Весь то я.

Сырые гниющие дома.
Клинические окна чадят.
Стены лазаретов.
Дальше будет лучше!
Окна смотрят
больными и
грозными
взглядами.
Реанимобиль.
Маршрутное такси
скорой помощи.
Блестящие лица.
Сигнальные
матовые
лампы.

Поднял глаза,
увидел на потолке
солнце от луж
отражается.

Окна смотрят на закат,
в наступающую ночь,
друг за другом, в ряд.
Высоко в наступающую
ночь.
Дома улыбаются балконами.

А вот тут-то вот,
трамвайные рельсы
и сходятся,
уголком,
среди разбитого асфальта.

Двери на несуществующие балконы
повыбиты.

Яблоки наливаются соком.





Общественно полезный труд.
Солнечная поэма.


Все грани столов, лучи света, всё само по себе.
И кассеты, с Янкой и Летовым, тоже сами по себе.

Чужое всё.
Солнце в окне. Так же свет резок.
Так же мёртв стол, снег, вода.

Стол, кухонная плита,
пыльное стекло на солнце.
Бесстыдный день, помойное ведро,
на сковороде – еда.
Блестящая раковина, стулья и пол.

Как я устал от чужого солнца,
чужих складок на простыне,
чужих дел,
чужих слов,
чужих обязательных поступков этого дня.
Всё осталось таким же,
только я полон лжи.
Чужая трава пусть растет без меня.
Чужая загипсованная трава
режет глаза.
Всё растет без лжи.
Загипсованно рябит за окном в глазах
без меня.

Чужое солнце.
Чужие предметы на столе.
Чужой пар
от чужих чашек
перед стеклом.
Чужая вода в предметах,
как добровольная обязанность в комнате.

Потянулись руки за балкон.

Весь день умирал таракан на белом подоконнике,
лапками вверх, рядом со стеклом на кухне.
Пока я мыл посуду, ел, пил,
ходил в солнечном свете.
А под отодвинутой кроватью
обнаружилась моя кровь с порезанной руки.
Засохшая кровь двухлетней давности.

Пыль на полу,
на шторах.
Совестливый свет,
правильный
как стол. Обычный,
как оконное стекло,
как предмет потребления,
как стул, как кровать,
как стаканы.
Крошки на полу
в солнечном пятне,
деревянные ножки стульев,
царапина,
оставшийся след.

Пятна краски на пальцах.

Солнце без вкуса,
без цвета,
без запаха.
в квартире: на помойном ведре, на столе,
на раковине,
на кране,
на кухне;
без занятий,
без работы, без слов.

Ослепительно ярко
в левом окне,
если посмотреть
за квадрат пыльного стекла.
Стоя на солнце,
с занавесочками,
ложечками
чайными металлическими
в баночках
на столе.
Солнце за балконом,
далеко за стеклом;
больно на стульях,
на руках,
на полу.

Все заняты своими делами.
Чумкой болен я.
Я бы ничем не мог заниматься
из того, чем они.

Солнце на стенах комнат.

Чужой я стал всему.
Чужой предметам, ковру, кастрюле, пару,
белой от солнца
стене.
Чужой половику, газовой плите.

Ясный солнечный день,
как годовщина,
как юбилей.
Как исполненная роль.
Так что даже не страшно,
как конец сегодня,
как случайное знакомство.
Как начать и кончить,
как всё было,
как всё,
как сегодня.
Как все случилось
одновременно.

Солнечно и здесь,
одно другому не мешает,
а я сам себе.
Не время думать
о дурном,
уходить со света,
печалиться.
Время быть счастливым
теперь.
Я закрыл глаза и вижу солнце.
Постоянное слежение
за месторасположением
солнца.
Закрыл окно –
на тюле, на занавеске –
шершавое солнечное пятно.
Луч света на стекле.

Люди в солнечном свете,
здесь, за столом,
будут жить после.

Мои мягкие
водянистые,
полупроницаемые для света
пальцы
покоятся на свету.
Всё стоит на своих местах,
два понедельника в один день.
Одно случилось вчера
и происходит сегодня, случается
сейчас.
А в промежутках между этим ничего не случается.
Только солнечный свет
на женском лице.

Солнце светит весь день.
Сегодня солнечный свет
в комнате. Самый
работоспособный день,
что ни делай,
ничего не поделать.
Без занятия руки.
Краем глаза увидел солнце.
На всей земле светло
и на стекле
светло.
Кто болен, кто виноват,
и что такое
«правильно»?

Это не несчастье,
не повод,
не здесь,
не со мной.
Красоты мира нет,
переживать незачем.

Пятно света
на внутренней стороне штор,
стекла,
на противоположной стене.
Можно привыкнуть жить
и с таким
резким солнечным светом
на поверхности пальцев.

Пережить
столько людей,
как я.
«А вы смогли бы?»
Что-то стало всё так
понятно,
так просто, так ясно, как свет,
и не страшно,
что - боязно.

Отчуждение чужеродного.
Подавляемый протест.
Отчуждение весной
не прижившегося к земле.


В солнечном свете
перегинается одежда,
переминаются, вьются
знакомыми узорами
солнечные пятна
на коже,
на ткани
и на лице.
Приятно и хорошо!

Смотри
прямей,
не отворачивай лица.
Нам не из чего выбирать,
кроме стола
и людей.

Мы не переживем
этот стол.
Радость
от мира.
Мы не переживем этот мир.
Радость
от пребывания в мире.

Из семян моркови не вырастет
что-то другое.
Из семян трав, разбросанных
по земле,
растёт трава.

Среди регулируемого движения –
неподотчётный покой.
Сверкая стеклом
и капотом,
за лобовым стеклом –
покой.
Целеустремлённое,
целенаправленное
движение.
Стёкла,
капоты.
Сверкая бампером,
за лобовым стеклом просвечивается
покой.

Появилась машина
за окном, и вдруг
проехала мне по голове,
въехала
прямо
в висок
за стеклом кухни,
за окном.
Жить
и ходить среди стекла окон,
кровати.
Я закрываю глаза
и не могу скрыться
от шума дороги,
от солнца
среди занавесок.

Сквозь обычный
разговор
за столом,
спокойный разговор –
закатившиеся глаза,
заведенные
за стекло,
за окно, за раму.

Солнце на всём:
на чашках,
на белой плоскости
за окном,
на подоконнике,
на наручных часах.

Что-то
внутри меня
хватается за голову
и вертится.
Меня можно колоть
со всех сторон,
опять я
один.
Слепой
от солнца.

Будет
социализм.
Захлопал ветер
ставнями,
зашумел
неизвестно откуда,
ни с того,
ни с сего,
за окном.

Разъехались
стены
во все стороны.
Просторно и легко.
Буду жить
в светобоязни
комнаты, кухни,
занавесок,
штор белых,
белой плоскости травы,
светлой плоскости
листвы,
стекла,
неба
за стеклом,
кухонного стола,
неприятное
ощущение
себя
в светлой комнате,
своих ног
на чистом полу.

Эта поэма,
как общественно полезный труд,
как окно
и улица,
как
закрыть, за собой дверь
в комнате,
захлопнуть
за собой
дверь.

Что-то
просторно за окном,
легко, понятно
и светло здесь.
Солнечно
и совсем рядом.
Легко самому.

Пусть люди дохнут,
как мухи,
остаётся
отсутствие
страха.

Пока люди, в радостном
возбуждении, бегали
по помойным ящикам
дешёвых
даровых продуктов за окном,
сам запачкался
дерьмом.
Плевали они
на постановление съезда КПСС
и пленума ЦК
очередного созыва.
Медленно умирал
за окном,
пока был жив.
Кто-то
прекрасно поступил, сделал
правильный выбор.

Живая трава
в солнечном свете.
Живые листья,
живые деревья,
живые
кусты
отбрасывают тени.
Шевелится в солнечном свете,
скрежещет
жадная трава,
живая, хищная,
непоседливая в солнечном свете.

Не должно
волновать,
что никто
не узнает,
достаточно одного Бога.
Пусть все
проходят
мимо.
Пусть все
плюют
на меня.

Достоевский
не успел дописать
пару книг
и не переживал,
посмотрел в окно,
оставил,
как есть,
и так всё
понятно,
хватит
и одной части «Идиота»
и одной главы «Преступления и наказания».
Ничего интересного
не будет
больше,
одного образа бы
хватило «Бедных людей».

Луч
прожектора – солнца из окна.
Пора
всё оставить.
Не обращай
ни на что внимания,
не расстраивайся
и не сдавайся.

Пальцы
набухли от деятельности
и рванули вдрызг,
натянулись
и лопнули.

Пригрело
солнце
щёку.

Люди толстеют от ого, что
пользуются просто так,
привыкли не ценить.
Всё лучше
в мире.
Всё спокойней,
и я спокоен,
стою, ценя спокойствие.

Солнце.
В углу раковины
просторно.

Солнце
отторгнуло память.

Пошлите меня
куда-нибудь
подальше.
Солнце
освещает комнату до дальнего угла,
нарастает и гаснет
за окном,
паром с трубы.
Свечение,
нарастая, вспыхивая,
заполняет
комнату светом,
окно гаснет
паром, клубами,
свечение – туманом,
сквозь лохматый пар,
струящийся из трубочки,
оно ослепляет глаза,
отбрасывает тени
от ног на стену,
от сапог – на пол.

Красивый мир
на солнце.
Красота спасет мир!

Солнце радует траву.
Солнечно
на холодной стене за окном.

Всё это похоже
на разбитую посуду,
очень похоже
на разбитую
тарелку.

Выбеленная
стена.
Красота спасет мир!

Вот так больно,
вот так
правильно.
Захотелось вспомнить
что-нибудь
смешное.

Светло, просторно
и свободно.
Было
красиво, а стало
понятно.
Были красивые
куклы,
а стали
понятные,
всё
сводится
к одному.
Все слова
обрели
подозрительно понятные
значения.
Тревожность
всех слов и свободное,
немое,
спокойное
наблюдение
бесчувственного солнца.
За простором
солнце
глянуло в окно.
Сталинское
солнце.
Радостные куклы,
бесчувственное солнце.

Со -
лнеч -
но
и поня -
а –
тно,
Сол –
неч -
но
и
печаль -
но.

Маяковский.
Подъемный кран
на фоне солнышка
на книжке
на столе.
Состояние,
когда
нечего бояться,
неустанная
боль без вопроса «Что будет?»

Всё знает,
все видела
стена за окном,
уголком,
краешком
заглядывала в окно.
Как я топтал
гордость на полу.

Человек не смертен,
на полу
посветлело.
Заглянуло солнце
в окно, сказало:
«Надо ждать».

Бог смотрел.
Светло и просторно
делается
от этого.
Легко и правильно.

Ласковое
золотое солнце
покрыло
руки и листы,
пыль на полу,
на стекле.

Я хотел бы
эмигрировать в Северную Корею.
Там пирожки и сейчас
по три
копейки.
И сейчас.
Трава тянется
к солнцу.
Ничего страшного
в этом
нет.

Моя жизнь похожа
на что-то
обломавшееся,
смирительное,
запрещенное.
Моя жизнь похожа
на человека стоящего,
на человека сидящего.

На слепых глазах здорово
отражается солнце.

Я шагаю по Москве.
Без друзей меня
чуть-чуть,
а с друзьями – много.

Я хожу
и солнце светит.