8
Затворник часто говорил с народом, обучая, как придавать себе наиболее неаппетитный вид, а Шестипалый большую часть времени сидел на своей соломенной горке и размышлял о природе полета. Он почти не участвовал в беседах с народом и только иногда рассеянно благословлял подползавших к нему мирян. Бывшие первосвященники, которые совершенно не собирались худеть, глядели на него с ненавистью, но ничего не могли поделать, потому что все новые и новые боги подходили к миру, вытаскивали Шестипалого, разглядывали его и показывали друг другу. Один раз среди них оказался даже сопровождаемый большой свитой обрюзгший седенький старичок, к которому остальные боги относились с крайним почтением. Старичок взял его на руки, и Шестипалый злобно нагадил ему прямо на холодную трясущуюся ладонь, после чего был довольно грубо водворен на место.
А по ночам, когда все засыпали, они с Затворником продолжали отчаянно тренировать свои руки – чем меньше они верили в то, что это к чему-нибудь приведет, тем яростней становились их усилия. Руки у них выросли до такой степени, что заниматься с железками, на которые Затворник разобрал кормушку-поилку (в социуме все постились и выглядели уже почти прозрачными), больше не было никакой возможности, – стоило чуть взмахнуть руками, как ноги отрывались от земли, и приходилось прекращать упражнение. Это было той самой сложностью, о которой Затворник в свое время предупреждал Шестипалого, но ее удалось обойти – Затворник знал, как укреплять мышцы статическими упражнениями, и научил этому Шестипалого. Зеленые ворота уже виднелись за Стеной Мира, и, по подсчетам Затворника, до Великого Суда остался всего десяток затмений. Боги не особенно пугали Шестипалого – он успел привыкнуть к их постоянному вниманию и воспринимал его с брезгливой покорностью. Его душевное состояние пришло в норму, и он, чтобы хоть как-то развлечься, начал выступать с малопонятными темными проповедями, которые буквально потрясали паству. Однажды он вспомнил рассказ Одноглазки о подземной вселенной и в порыве вдохновения описал приготовление супа для ста шестидесяти демонов в зеленых одеждах в таких мельчайших подробностях, что под конец не только сам перепугался до одури, но и сильно напугал Затворника, который в начале его речи только хмыкал. Многие из паствы заучили эту проповедь наизусть, и она получила название «Откровения Синей Ленточки» – таково было сакральное имя Шестипалого. После этого даже бывшие первосвященники бросили есть и целыми часами бегали вокруг полуразобранной кормушки-поилки, стремясь избавиться от жира.
Поскольку и Затворник, и Шестипалый ели каждый за двоих, Затворнику пришлось сочинить специальный догмат о непогрешимости, который быстро пресек разные разговоры шепотом.
Но если Шестипалый после пережитого потрясения быстро вошел в норму, то с Затворником начало твориться что-то неладное. Казалось, депрессия Шестипалого перешла к нему, и с каждым часом он становился все замкнутей.
Однажды он сказал Шестипалому:
– Знаешь, если у нас ничего не выйдет, я поеду вместе со всеми в Цех номер один.
Шестипалый открыл было рот, но Затворник остановил его:
– А поскольку у нас наверняка ничего не выйдет, это можно считать решенным.
Шестипалый вдруг понял: то, что он только что собирался сказать, было совершенно лишним. Он не мог переменить чужого решения, а мог только выразить свою привязанность к Затворнику – что бы он ни сказал, смысл был бы именно таким. Раньше он наверняка не удержался бы от массы ненужной болтовни, но за последнее время что-то в нем изменилось. И в ответ он просто кивнул головой, отошел в сторону и погрузился в размышления. Вскоре он вернулся и сказал:
– Я тоже поеду вместе с тобой.
– Нет, – сказал Затворник, – ты ни в коем случае не должен делать этого. Ты теперь знаешь почти все, что знаю я. И ты обязательно должен остаться жить и найти себе ученика. Может быть, хотя бы он приблизится к умению летать.
– Ты хочешь, чтобы я остался один? – раздраженно спросил Шестипалый. – С этим быдлом?
И он показал на простершуюся на земле при начале беседы пророков паству: одинаковые дрожащие изможденные тела закрывали собой почти все видимое пространство.
– Они не быдло, – сказал Затворник, – они больше походят на детей.
– На умственно отсталых детей, – добавил Шестипалый. – К тому же с массой врожденных пороков.
Затворник с ухмылкой поглядел на его ноги.
– Интересно, а ты помнишь, каким был ты сам до нашей встречи?
Шестипалый задумался и смутился.
– Нет, – наконец сказал он, – не помню. Честное слово, не помню.
– Ладно, – сказал Затворник, – поступай как знаешь.
На этом разговор прекратился.
Дни, оставшиеся до конца, летели быстро. Однажды утром, когда паства только продирала глаза, Затворник и Шестипалый заметили, что зеленые ворота, еще вчера казавшиеся такими далекими, нависают над самой Стеной Мира. Они переглянулись, и Затворник сказал:
– Сегодня мы сделаем нашу последнюю попытку. Последнюю потому, что завтра ее уже некому будет делать. Наши руки так разрослись, что мы не можем даже помахать ими в воздухе – нас сбивает с ног. Поэтому сейчас мы отправимся к Стене Мира, чтобы нам не мешал этот гомон, а оттуда попробуем перенестись на купол кормушки-поилки. Если нам это не удастся, тогда попрощаемся с миром.
– Как это делается? – по привычке спросил Шестипалый.
Затворник с удивлением посмотрел на него.
– Откуда я знаю, как это делается, – сказал он.
Пастве было сказано, что пророки идут общаться с богами. Скоро Затворник и Шестипалый были уже возле Стены Мира, где уселись, прислонясь к ней спиной.
– Помни, – сказал Затворник, – надо представить себе, что ты уже там, и тогда…
Шестипалый закрыл глаза, сосредоточил все свое внимание на руках и стал думать о резиновом шланге, подходившем к крыше кормушки-поилки. Постепенно он вошел в транс, и у него появилось четкое ощущение, что этот шланг находиться совсем рядом с ним – на расстоянии вытянутой руки. Раньше, представив себе, что он уже попал туда, куда хотел перелететь, Шестипалый спешил открыть глаза, и всегда оказывалось, что он сидит там же, где сидел. Но сегодня он решил попробовать нечто новое. «Если медленно сводить руки, – подумал он, – так, чтобы шланг оказался между ними, что тогда?»
Осторожно, стараясь сохранить достигнутую уверенность, что шланг совсем рядом, он стал сближать руки. И когда они, сойдясь в месте, где перед этим была пустота, коснулись шланга, он не выдержал и изо всех сил завопил:
– Есть! – и открыл глаза.
– Тише, дурак, – сказал стоящий перед ним Затворник, чью ногу он сжимал. – Смотри.
Шестипалый вскочил на ноги и обернулся. Ворота Цеха номер один были раскрыты, и их створки медленно проплывали по бокам и сверху.
– Приехали, – сказал Затворник. – Пошли назад.
На обратном пути они не сказали ни слова. Лента транспортера двигалась с той же скоростью, с какой шли Затворник и Шестипалый, только в другую сторону, и поэтому всю дорогу вход в Цех номер один был там, где они находились. А когда они дошли до своих почетных мест возле кормушки-поилки, вход накрыл их и поплыл дальше.
Затворник подозвал к себе кого-то из паствы.
– Слушай, – сказал он. – Только спокойно! Иди и скажи остальным, что наступил Великий Суд. Видишь, как потемнело небо?
– А что теперь делать? – спросил тот с надеждой.
– Всем сесть на землю и сделать вот так, – сказал Затворник и закрыл руками глаза. – И не подглядывать, иначе мы ни за что не ручаемся. И чтоб тихо.
Сперва все-таки поднялся гомон. Но он быстро стих – все уселись на землю и сделали так, как велел Затворник.
– Ну что, – сказал Шестипалый, – давай прощаться с миром?
– Давай, – ответил Затворник, – ты первый.
Шестипалый встал, оглянулся по сторонам, вздохнул и сел на место.
– Все? – спросил Затворник.
Шестипалый кивнул.
– Теперь я, – поднимаясь, сказал Затворник, задрал голову и закричал изо всех сил: – Мир! Прощай!

9
– Ишь, раскудахтался, – сказал громовой голос. – Который? Этот, что квохчет, что ли?
– Не, – ответил другой голос. – Рядом.
Над Стеной Мира возникло два огромных лица. Это были боги.
– Ну и дрянь, – сокрушенно заметило первое лицо. – Чего с ними делать, непонятно. Они же полудохлые все.
Над миром пронеслась огромная рука в белом, заляпанном кровью и прилипшим пухом, рукаве и тронула кормушку-поилку.
– Семен, мать твою, ты куда смотришь? У них же кормушка сломана!
– Цела была, – ответил бас. – Я в начале месяца все проверял. Ну что, будем забивать?
– Нет, не будем. Давай включай конвейер, подгоняй другой контейнер, а здесь – чтоб завтра кормушку починил. Как они не передохли только…
– Ладно.
– А насчет этого, у которого шесть пальцев, – тебе обе лапки рубить?
– Давай обе.
– Я одну себе хотел.
Затворник повернулся к внимательно слушающему, но почти ничего не понимающему Шестипалому.
– Слушай, – прошептал он, – кажется, они хотят…
Но в этот момент огромная белая рука снова метнулась по небу и сгребла Шестипалого.
Шестипалый не разобрал, что хотел сказать Затворник. Ладонь обхватила его, оторвала от земли, потом перед ним мелькнула огромная грудь с торчащей из кармана авторучкой, ворот рубахи и, наконец, пара большущих выпуклых глаз, которые уставились на него в упор.
– Ишь, крылья-то. Как у орла! – сказал небывалых размеров рот, за которым желтели бугристые зубы.
Шестипалый давно привык находиться в руках у богов. Но сейчас от ладоней, которые его держали, исходила какая-то странная, пугающая вибрация. Из разговора он понял только, что речь идет не то о его руках, не то о ногах, а потом откуда-то снизу долетел сумасшедший крик Затворника:
– Шестипалый! Беги! Клюй его прямо в морду!
Первый раз за все время их знакомства в голосе Затворника звучало отчаяние. И Шестипалый испугался, до такой степени испугался, что все его действия приобрели сомнамбулическую безошибочность, – он изо всех сил клюнул вылупленный на него глаз и сразу стал с невероятной скоростью бить по потной морде бога руками с обеих сторон.
Раздался рев такой силы, что Шестипалый воспринял его не как звук, а как давление на всю поверхность своего тела. Ладони бога разжались, а в следующий момент Шестипалый заметил, что находится под потолком и, ни на что не опираясь, висит в воздухе. Сначала он не понял, в чем дело, а потом увидел, что по инерции продолжает махать руками и именно они удерживают его в пустоте. Отсюда было видно, что представляет собой Цех номер один: это был огороженный с двух сторон участок конвейера, возле которого стоял длинный, в красных и коричневых пятнах деревянный стол, усыпанный пухом и перьями, и лежали стопки прозрачных пакетов. Мир, где остался Затворник, выглядел просто большим восьмиугольным конвейером, заполненным множеством неподвижных крохотных тел. Шестипалый не видел Затворника, но был уверен, что тот видит его.
– Эй, – закричал он, кругами летая под самым потолком, – Затворник! Давай сюда! Маши руками как можно быстрей!
Внизу, в контейнере, что-то замелькало и, быстро вырастая в размерах, стало приближаться – и вот Затворник оказался рядом. Он сделал несколько кругов вслед за Шестипалым, а потом закричал:
– Садимся вон туда!
Когда Шестипалый подлетел к квадратному пятну мутного белесого света, пересеченному узким крестом, Затворник уже сидел на подоконнике.
– Стена, – сказал он, когда Шестипалый приземлился рядом, – светящаяся стена.
Затворник был внешне спокоен, но Шестипалый отлично знал его и видел, что тот немного не в себе от происходящего. С Шестипалым происходило то же самое. И вдруг его осенило.
– Слушай, – закричал он, – да ведь это и есть полет! Мы летали!
Затворник некоторое время глядел на него, а потом кивнул головой.
– Пожалуй, – сказал он. – Хоть это и слишком примитивно.
Между тем беспорядочное мелькание фигур внизу несколько успокоилось, и стало видно, что двое в белых халатах удерживают третьего, зажимающего лицо рукой.
– Сука! Он мне глаз выбил! Сука! – орал этот третий.
– Что такое сука? – спросил Шестипалый.
– Это способ обращения к одной из стихий, – ответил Затворник. – Собственного смысла это слово не имеет. Но нам сейчас, похоже, будет худо.
– А к какой стихии он обращается? – спросил Шестипалый.
– Сейчас увидим, – сказал Затворник.
Пока Затворник произносил эти слова, бог вырвался из удерживавших его рук, кинулся к стене, сорвал красный баллон огнетушителя и метнул его в сидящих на подоконнике – он это сделал так быстро, что никто не сумел ему помешать, а Затворник с Шестипалым еле успели взлететь в разные стороны.
Раздался звон и грохот. Огнетушитель, пробив окно, исчез, и в помещение ворвалась волна свежего воздуха – только после этого выяснилось, как там воняло. Стало неправдоподобно светло.
– Летим! – заорал Затворник, потеряв вдруг всю свою невозмутимость. – Живо! Вперед!
И, отлетев подальше от окна, он разогнался, сложил крылья и исчез в луче желтого горячего света, бившего из дыры в крашеном стекле, откуда дул ветер и доносились новые, незнакомые звуки.


Шестипалый, разгоняясь, понесся по кругу. Последний раз внизу мелькнул восьмиугольный контейнер, залитый кровью стол и размахивающие руками боги – сложив крылья, он со свистом пронесся сквозь дыру.
Сначала он на секунду ослеп – так ярок был свет. Потом его глаза привыкли, и он увидел впереди и вверху круг желтого огня такой яркости, что смотреть на него даже краем глаза было невозможно. Еще выше виднелась темная точка – это был Затворник. Он разворачивался, чтобы Шестипалый мог его догнать, и скоро они уже летели рядом.
Шестипалый оглянулся – далеко внизу осталось огромное и уродливое серое здание, на котором было всего несколько закрашенных масляной краской окон. Одно из них было разбито. Все вокруг было таких чистых и ярких цветов, что Шестипалый, чтобы не сойти с ума, стал смотреть вверх. Лететь было удивительно легко – сил на это уходило не больше, чем на ходьбу. Они поднимались выше и выше, и скоро все внизу стало просто разноцветными квадратиками и пятнами.
Шестипалый повернул голову к Затворнику.
– Куда? – прокричал он.
– На юг, – коротко ответил Затворник.
– А что это? – спросил Шестипалый.
– Не знаю, – ответил Затворник, – но это вон там.
И он махнул крылом в сторону огромного сверкающего круга, только по цвету напоминавшего то, что они когда-то называли светилами.