Когда уснул – не помню. Проснулся утром оттого, что все тело ломило.

«Ничего. Им меня не запугать, - думал я, делая гимнастику. – Шуфт наивно полагает, что сможет засадить меня в тюрьму. Ага! Как же! У них на меня ничего нет. К тому же, Эонвиг и Хильда подтвердят, что позавчера я все время был с ними. Главное, не думать о еде. Надо больше двигаться. В последнее время обленился, стал пропускать зарядку, вот как раз будет время наверстать упущенное. Все равно меня долго не продержат. День-два и выпустят».

После я произнес утреннюю молитву Далару и вновь повис на подоконнике. «Хильда должна была придти. Не могла же она не заметить, что меня нет дома?»

Под окнами проходили люди. Женщины с большими сумками, мужчины с хмурыми лицами. Пару раз пробежали школьники. На мое окно никто не смотрел. Ни один не поднял глаза вверх. Я заметил, что прохожие вообще старались как можно быстрее миновать участок. Будто боялись, что их тоже могут засадить в камеру.

Мне хотелось открыть окно, крикнуть им: «Эй! Посмотрите сюда! Я Нойман! Меня обвиняют в том, чего я не совершал! Сходите к Хильде, скажите, что я здесь, в участке!». Но окно было наглухо закрыто, а ручка вынута. Вместо нее осталась лишь крохотное отверстие. Я припал к нему лицом, вдыхая свежий воздух.

- Слезай! – окрикнул меня Эбер.

Я и ухом не повел. Понимаю, что поступок был глупый, но мне хотелось насолить этому садистку. Сделать что-то назло.

Железная решетка с грохотом распахнулась, и в следующее мгновение полицейский сдернул меня на пол. А потом мои ребра хрустнули от удара сапогом.

Боль была дикая. Мне казалось, что этот поддонок проломил мне грудную клетку. Я едва сдерживался, чтобы не дать сдачи. Мне было хорошо известно, куда и как следует ударить, чтобы эта сволочь согнулась пополам. Но нельзя так подставляться. Меня сразу же обвинили бы в нападении на полицейского, и тогда у следователя появился бы реальный повод засадить меня в тюрьму. Суток на десять-пятнадцать.

- А ну, поднимайся, паскуда! – Эбер пинками вытолкал меня в коридор.

И вновь я сидел в кабинете у следователя. На этот раз все мое внимание было приковано к графину с водой. Он был полный, и вода поблескивала на солнце.

- Что скажете, Нойман? – дружелюбно спросил следователь.

- Можно воды?

Я сам не узнал свой голос – настолько он охрип от обезвоживания.

- Воды? – улыбка следователя стала шире. – Отчего же нельзя. Разве мы имеем право мучить задержанных жаждой?

Затаив дыхание, я наблюдал, как следователь берет чистый стакан. Долго его осматривает на свету, затем снимает стеклянную крышечку с графина. Медленно, тонкой струйкой, вливает воду в стакан.

- Воды, значит? Хорошо. Только прежде ответьте мне на вопрос: зачем вы обокрали дом несчастного мальчика?

- Я уже говорил, что не делал этого, - мой взгляд не отрывался от стакана, а следователь не спешил отдать его мне.

- Давеча вы говорили, что были в другом месте. Так мы сходили, побеседовали с Эонвигом. Он сказал, что в тот день видел вас лишь поздним вечером. Что вы на это скажете, а?

Я, наконец, взглянул на следователя.

- Вы же врете. Я был у Эонвига! Он может это подтвердить! И Хильда может! Мы вместе провели тот день!

- Ай-яй-яй, - не переставая улыбаться, следователь покачал головой. – У меня есть письменное заявление от господина Эонвига. Если желаете – можете с ним ознакомиться.

Он протянул мне лист, заполненный мелким почерком.

«Заявление

 От Эонвига Малль,

проживающего по адресу улица Славы, дом 27.

Я, Эонвиг Малль, подтверждаю, что 14 июня 1953 года весь день находился дома один. Ноймана Эммерика я видел после десяти вечера, когда он вернулся на свой участок. При нем имелся большой мешок, который Нойман внес в дом. С самим Нойманом я не общался.

16 июня 1953 года».

И подпись в конце.

- Это фальшивка!

Следователь нахмурился:

- Уж не хотите ли вы сказать, что Эонвиг не писал этого?

- Разумеется, не писал! Мы с моей женой Хильдой сидели у него дома!

- То есть, по-вашему, мы подделываем документы. Так?

Мне подумалось: что, если заявление подлинное? Эонвиг зол на меня и мог отомстить таким способом. К примеру, ему сообщили, что хотят выселить меня из города, и тогда Ветер запросто написал липовое заявление.

Или ему могли угрожать. Мало ли у полиции способов добиться своего?

- А как же Хильда? Она тоже говорит, что не видела меня в тот день?

Следователь отвернулся к окну:

- На вашем месте, я бы не надеялся на показания Хильды Эммерик. Во-первых, она приходится вам женой, а значит, ее показания ненадежны. А во-вторых, этой девочке давно полагается сидеть в тюрьме. Нет, если вы настаиваете, я могу вызвать ее на допрос. Пусть расскажет свою версию. Но не советую. Мы ведь ее дело закрыли, а можем и открыть.

Следователь очень точно рассчитал, что именно мне сказать. Уж лучше я сам разберусь с этим делом, чем подставлю под удар рыжую. Тем более, если она сядет, то уговаривать ее родителей внести залог будет некому.

- Так что, признаетесь в содеянном? Все улики против вас.

- Я. Ничего. Не крал.

Следователь кисло улыбнулся.

- Упорствуете, значит. Жаль. Очень жаль. В таком случае, посидите еще немного. Может, станете сговорчивей. Ах, да. Вы же просили воды.

Я нервно облизнулся, не сводя глаз с заветного стакана. Следователь поднял его со стола, почти протянул ко мне.

- Увы, но вода закончилась.

С этими словами он осушил стакан и поставил его дном вверх.

- Эбер! Увели его!

Садист, с нескрываем удовольствием, заломил мне руки за спину и потащил в камеру. Там он толкнул меня на лавку, так что я больно ударился головой о стенку. В ушах зазвенело, мне стало нехорошо. Я прилег на злосчастную лавку, пытаясь не дать голове расколоться на части. Тошнота подкатывала к горлу, но тошнить было нечем. Казалось, что желудок прилип к спине. Во рту появился металлический привкус. Я провел рукой – она оказалась в крови.

Мне стало страшно. Настолько, что я начал молиться. Года три ничего не просил у Далара, а тут лежал на лавке и умолял помочь. Без его помощи мне было не справиться.

На следующее утро я проснулся от лязга решетки. Встрепенулся, опасаясь, что Эбер вновь пришел поиздеваться надо мной. К счастью, это оказался другой полицейский – Варт – тот самый, что сидел с Шуфтом в кабинете, когда я уговаривал не отправлять Хильду в тюрьму.

- Поднимайтесь. Вас следователь вызывает.

Варт сразу показался мне добрым малым. Он не пытался продемонстрировать власть над арестованным, не торопил, говорил вежливо. Я был искренне благодарен за это человеческое обращение.

- Вы себя как чувствуете? – шепнул Варт.

- Как покойник, - криво усмехнулся я. Хотя в глубине души мне было не до смеха. Силы подходили к концу, и сколько мне еще удастся продержаться, я не знал.

- Присаживайтесь, - любезно предложил следователь. – Ну что, вспомнили, как грабили дом?

Я проигнорировал и предложение и вопрос. Пусть говорит, что хочет – меня ему не сломить. Я найду способ выбраться из тюрьмы, и уж тогда никому мало не покажется.

- Упорствуете, значит. Ну-ну. Пить хочется, да?

Против воли я повернулся в сторону графина с водой.

- Хочется, - насмешливо произнес следователь.

Как и в прошлый раз, он налил стакан воды.

Я смотрел на воду, как утопающий смотрит на спасительный плот. Ноги у меня задрожали, и мне пришлось сесть. Еще день-два и я бы не выжил. Обезвоживание было моим главным врагом.

- Предлагаю следующее: сейчас вы подписываете заявление, что ограбили дом, после чего я отпускаю вас на все четыре стороны. У вас будет вода, еда и все, что душе угодно. Условие одно – немедленно покинуть город и никогда больше сюда не возвращаться. И, разумеется, никому не рассказывать о нашем маленьком секрете, - с улыбкой добавил следователь.

Вот чего они добивались. Думали сломить меня за несколько дней, в надежде, что я соглашусь сделать все, лишь бы меня отпустили. И какую страховку придумали: повесить на меня преступление и в случае чего – мигом отправить в тюрьму.

Ну уж нет. Я твердо решил ничего не подписывать. Пусть делают, что хотят, а манипулировать мной я не позволю. Да и где гарантии, что они действительно отпустят меня? А может наоборот, засадят в тюрьму и дело с концом. К чему им такая гуманность?

- У меня другое предложение, - говорить было больно, но возможность сказать следователю гадость, придавала сил. – Я ничего не подписываю, вы продолжаете держать меня за решеткой, а спустя день-другой в Киршгард приезжает епископ Гервиг и разгоняет всю вашу преступную шайку.

Следователь только усмехнулся. Да, это не Шуфт, которого легко было вывести из себя.

- С чего бы ему приехать? Ты не отправлял телеграмму его преосвященству. Нам это хорошо известно.

Вот так. Значит, не поленились, сходили на почту и выяснили, что меня там не было.

- Я – нет. А вот мои родители, не получив от меня очередного письма, начнут волноваться, переживать. Узнают, что я сижу в камере, и попросят епископа разобраться, в чем дело. Они очень дружны с Гервигом. А еще я требую немедленно провести суд и вызвать Эонвига и Хильду для дачи показаний! Я хочу лично услышать, что меня, якобы не было в тот день с ними. Пусть скажут это мне в лицо!

- Ох, быстрый ты какой. Не впутывай сюда друзей, понял? Они считают, что ты вернулся домой. Так что оставь их в покое. Или ты хочешь, чтобы они составили тебе компанию? Оно и понятно, втроем сидеть веселее. Только ты учти – им будет прекрасно известно, по чьей вине они угодили за решетку.

В этот момент у меня готовы были опуститься руки. Последние два дня я жил надеждой, что Хильда, узнав о том, что я в тюрьме, напишет письмо моим родителям, а те, в свою очередь, попросят Гервига помочь мне. А теперь рыжая наверняка решит, что я специально уехал, чтобы не мешать им с Эонвигом. Поступок был бы вполне в моем духе.

«А ничего! – решил я. – В моем окне есть отверстие, через которое можно протолкнуть записку. Она упадет на улицу, кто-нибудь обязательно ее прочтет и поможет мне. Вместо ткани я использую клок от рубашки, а писать буду… поищу в камере камни – может, какой-нибудь да сгодится. В крайнем случае, напишу кровью».

Идея была сумасбродная, но в тот момент она настолько захватила меня, что мне все было нипочем. Я знал, что смогу выбраться из камеры. А если не получится с запиской, найду другой способ.

- Может, все-таки подпишешь заявление?

Следователь услужливо протянул мне аккуратно заполненный лист и ручку.

Мелькнула мысль: взять бумагу с ручкой и сбежать. А потом подумал: куда бежать? Поймают, отберут.

От голода и жажды мозг окончательно перестал работать.

Я порвал бумагу и швырнул ее в лицо следователю. Тот даже в лице не изменился.

- Ничего, мы еще напишем. А вы подумайте, подумайте. Организм у вас не железный. Ради чего его губить? Потом ведь всю жизнь придется ходить по докторам, гастрит с язвой лечить. Чего вы упрямитесь? Острых ощущений не хватает? Борец за правду, - последнюю фразу следователь произнес с презрением. - Кому она нужна – ваша правда? Приехали в незнакомый город и решили поиграть в спасителя? А вы сперва у жителей поинтересовались: надо ли их спасать? Эх!… Молодо-зелено... Варт, уведите подозреваемого!