12 июня 1953 года

            Последние дни мое жилище напоминало сумасшедший дом. По-другому и не скажешь. Что удивительно, сам по себе дом вел себя так, словно и нет никакого проклятья (впрочем, меня это затишье настораживает, такое чувство, что грядет буря). С ума сошли родители. И все из-за этой свадьбы.

Мама, узнав, что у Хильды нет белого платья, повела рыжую по магазинам. Сначала они обошли все местные лавки, но ничего не выбрали. Тут же отправились на вокзал и купили билеты до столицы. Вернулись поздно вечером с ворохом коробок. Как итог - теперь я могу открыть собственный магазин: весь первый этаж заставлен нарядами, шляпками, обувью, кухонной утварью и постельным бельем. Мне даже представить страшно, сколько денег потратила мама.

Я потом отвел рыжую в сторонку.

- Ты, - говорю, - что творишь? Почему позволила моей матери накупить столько всего?

Девчонка понуро уставилась в пол, а я дальше ее отчитываю:

- Мама-то все это покупает, думая, что помогает молодой семье. Она же не знает, что свадьба фальшивая. Совесть-то надо иметь?! Купили бы платье и все на этом.

- Да я сама себе уже триста раз отругала. Я все деньги верну. Честное слово. Вот устроюсь на работу и все-все-все отдам. Просто в тот момент на меня что-то нашло. Я все детство мечтала вот так ходить по магазинам со своей мамой…

Рыжая шмыгнула носом для убедительности, и моя тирада рассыпалась на части. Ох, лиса!

Я махнул на Хильду рукой, решив, что, в конце концов, и сам верну родителям потраченную сумму. Не обеднею. Пусть со временем, не сразу, но верну.

Папа, тот, похоже, поставил для себя цель, во что бы то ни стало отремонтировать дом к свадьбе. Я его и отговаривал, и убеждал, что сам все сделаю, но бесполезно. Мне только и оставалось, что присоединиться к отцу и хотя бы попытаться облегчить его задачу. Так что, пока женская половина тратила деньги, мужская перестилала крышу, клеила обои, чинила перила.

Мне было ужасно стыдно перед родителями. Чем больше они делали, тем сильнее меня душила вина за обман. Мы с Хильдой разыгрывали для них спектакль. А что будет, когда рыжая уедет к Ветру навсегда? Как я объясню родителям, что мой брак распался?

С Эонвигом я так и не общался. Видел, как он что-то делает у себя в саду, куда-то уходит. Однажды застал момент, когда рано утром Хильда выходила из его дома – заспанная и потрепанная. По даланистским заветам, мне следовало первым пойти на перемирие, но не мог. Понимал, что на месте Эонвига, возможно, повел бы себя точно так же.

Во мне боролись два начала. Одно умоляло отказаться от всего, пока еще не поздно. Уехать домой, пойти на службу к епископу, жить, пусть и самостоятельно, но неподалеку от родителей, с тем, чтобы как можно чаще навещать их. Вернуться к друзьям, найти любимую, не чужую. Свою. И самое главное – больше никого не обманывать.

Другое начало твердило, что я этим разрушу жизнь Хильды и из-за меня ей придется выйти замуж за того прыщавого парня, о котором она рассказывала. И бездомная старушка, которой я помог, она так и останется без крыши над головой. Какой тогда был смысл в моей помощи, если я не доведу дело до конца? Зачем тогда вообще было начинать, если я сломался на половине пути и решил повернуть назад?

Какой бы из сторон я не прислушался – так и так оказался бы неправ. Это больше всего сводило меня с ума.

В итоге остался. А куда деваться? Раз уж влез в это болото – надо и себя вытаскивать и тех, кто в нем застрял с самого рождения. Хотя бы тех, кто хочет выбраться.

Вот в таком мысленном бреду я пребывал. И, пожалуй, единственным стоящим поступком был мой визит к соседке Дороте Малль. Мне давно следовало попросить у нее прощения, но то эта нескончаемая история со свадьбой (я попытался вспомнить – сколько раз мы отменяли церемонию и не смог), то болезнь. К тому же, мне хотелось хоть ненадолго вырваться из свадебной чехарды. Поэтому я объявил, что мне надо отлучиться по очень важному делу и направился к Дороте.

В этот раз мне повезло – соседка оказалась дома. Я заранее предчувствовал, что разговор выйдет не из легких. Слишком хамским был мой поступок.

Дороте возилась в огороде, поливая грядки. Завидев меня, она демонстративно повернулась спиной.

- Здравствуйте! – мне пришлось перекрикивать шум льющейся воды. – Я хотел бы попросить у вас прощения.

Соседка не обернулась, хотя я прекрасно видел, как ее руки напряженно вцепились в шланг.

- Я могу войти?

- Нет! – испуганно взвизгнула Дороте и обернулась, держа шланг перед собой, как защиту. Вода заливала садовые дорожки.

- Я ненадолго. Мне искренне жаль, что в тот раз я вел себя по-свински. У меня и в мыслях не было вас обижать или в чем-то обвинять. Я даже не знаю, что на меня нашло. Простите меня, пожалуйста.

Дороте сердито поджала губы, но все же выключила воду. Впрочем, пройти на участок она так и не разрешила, поэтому я продолжал стоять на улице, общаясь через забор.

- Мне действительно очень стыдно за свой поступок. Просто все так навалилось. Никак не дают стать диаконом, дом чудит: запахи, скрипы. Еще и Шуфт всячески старается выпроводить меня из города.

- Да? – соседка заинтересовалась. – Чем же вы так не угодили священнику?

- Если бы знать! Сперва он отменил намеченную свадьбу, сославшись на внезапную болезнь невесты. Предложил жениться на Хильде. Потом все заявлял, что Хильда отказывается выходить за меня замуж и предлагал вернуться домой. Буквально силой затащил меня на вокзал и купил билет. И ведь я чуть было не уехал. Помешала сильная простуда. Теперь вроде как все утряслось, завтра у меня свадьба, но чувствую, что беды мои на этом не закончатся.

Я выговорился, высказал все то, что копилось внутри, и стало легче.

- Мне казалось, что у вас прекрасные отношения с Шуфтом, - озадаченно произнесла Дороте.

Она приблизилась к воротам и еле слышно спросила:

- Так вам не нравится наш священник?

- Знаете, я не люблю критиковать, но должен признать, что не считаю Шуфта достойным служителем церкви. Я неоднократно посещал его проповеди и видел, что на них происходит. Вместо того чтобы воспитывать в прихожанах любовь, доброту, отзывчивость, порядочность, Шуфт стремится запугать их, вселить страх, неуверенность, ожесточение ко всем инакомыслящим. На мой взгляд, это ведет к расколу общества. Так нельзя.

- Я с вами совершенно согласна! – подхватила Дороте. – А что творится на его ежемесячных сборищах? Вы простите, я не очень разбираюсь в ваших церковных терминологиях. Это же ужас что происходит! Я туда как-то заглянула по глупости – мне чуть плохо не стало. Вы там бывали?

- Нет, еще не довелось. А что там?

Меня поразили встревоженные глаза соседки.

- Народ сидит, как зачумленный. Смотрят в одну точку и качаются из стороны в сторону. Гипнотизирует он их что ли? Я как это увидела – сразу сбежала. Не хватало еще такой же стать. С тех пор вообще в церковь ни ногой. Ну его к Рамону.

- Я обязательно это проверю и в случае чего обязательно обо всем доложу епископу Дагомара.

Слова Дороте встревожили меня не на шутку. В истории даланизма уже был случай, когда один ретивый священник, обладающий блестящими ораторскими способностями, собрал армию прихожан и устроил настоящую гражданскую войну. Я, конечно, знал, что Шуфт не силен в речах, но что, если рассказанное Хильдой правда? Вдруг он и впрямь раздобыл иривийскую землю и пытался колдовать? Знать бы еще, на что способны эти магические заклинания. Можно ли при помощи них гипнотизировать толпу?

- Вы только не говорите, что это я рассказала, - испугалась соседка.

Я заверил Дороте, что никто не узнает о нашей беседе.

Мне хотелось поговорить с ней о Эонвиге. Узнать, почему она отреклась от сына, и что все-таки случилось несколько лет назад в моем доме. Но понимал, что если Дороте вновь начнет юлить, то я могу не сдержаться и снова все испорчу. Поэтому перевел разговор на безобидную тему о саженцах, высказал предположение, что нынешнее лето обещает быть жарким, выслушал скромные поздравления о грядущей свадьбе и попрощался. А потом еще долго, до глубокой ночи, терзал мозг размышлениями о Шуфте. Внутренний следователь издали махал мне ручкой и предлагал свою помощь. Вот только обращаться к нему не хотелось. Надо все выяснить спокойно, без агрессии и насилия.

Спал я плохо. Снились капустные кочаны, которые прыгали с грядки на грядку. Во сне я твердо знал, что кочаны эти на самом деле не овощи, а вполне конкретные люди: Хильда, Эонвиг, Шуфт, Дороте, Гервиг. Они смеялись надо мной, прыгали и выскальзывали из рук, а я бегал между ними и пытался расставить по местам.

Посреди ночи проснулся и больше не мог спать. Не зная, как еще убить время – отправился в кабинет записывать все это в дневник.

Сейчас раннее утро и домашние еще спят. До начала свадебной церемонии осталось несколько часов. В окно видно, как первые солнечные лучи разбеляют ночную синеву, придавая ей розовые полутона.

Еще немного и дом начнет просыпаться. Мама станет хлопотать на кухне, послышится шипение сковороды и запах оладушек или гренок. Папа поднимется наверх, чтобы проверить – проснулся ли я.

Все пытаюсь прочувствовать происходящее. Ведь это же не игра: захотели – поженились, время пришло – расстались. Мне придется жить с Хильдой. Видеть ее каждый день. Просыпаться и засыпать в ее обществе. Стараюсь представить нашу семейную жизнь и не получается.

А может и не надо так драматизировать? Относиться ко всему проще. Рыжая явно не беспокоится. Иной раз мне кажется, что она живет одним днем. А потом вспоминаю ее акции протеста, борьбу против несправедливости и понимаю, что ничего не понимаю.

***

К церкви мы пришли вдвоем с отцом. Мама и Хильда задерживались – готовили наряды, прихорашивались. Других гостей не было. Эонвиг придти отказался, звать Дороте я постеснялся, а родители Хильды даже слышать ничего не хотели о дочери.

Мы стояли с папой возле церковных ворот. Внутрь Шуфт не пускал, говорил, что еще не все готово к началу церемонии.

Меня трясло. Все время ждал, что сейчас свадьба сорвется. Чувствовал, что она не может пройти гладко. Либо прибежит Ветер и заявит, что передумал и отказывается выдавать Хильду за меня замуж. Либо рыжая испугается и сбежит. Или у Шуфта найдутся причины отменить церемонию.

- Волнуешься? – папа похлопал меня по плечу. – Я когда женился на твоей маме, тоже переживал. А потом увидел ее – в белом платье, такую красивую, и аж дыхание сперло. Смотрел, взгляд не мог отвести.

Отец продолжал говорить о маме, о том, сколько лет они живут душа в душу, и что у меня будет точно так же.

Я улыбнулся папе. Он всегда знал, как меня успокоить. Жаль только, что в этот раз у него не получилось. Не мой случай. В отличие от родителей, я не строю иллюзий на счет этого брака.

Что удивительно: из всех парней, с кем я дружил, никто всерьез не относился к созданию семьи. Я единственный хотел, чтобы жена была одна и на всю жизнь. И вот такой парадокс.

Время шло. Уже и Шуфт вышел, сообщив, что можно начинать церемонию, а Хильда по-прежнему не появлялась. Папа пытался успокаивать, говорил, что женщины есть женщины, но даже он начинал волноваться.

Наверняка рыжая передумала. Осознала всю степень ответственности и испугалась. Если разобраться – ей гораздо проще сбежать с Ветром в Иривию, чем несколько лет жить со мной.

- Хильда точно придет? – озвучил мои мысли Шуфт. При моем отце он старался быть добродушным, но я чувствовал его недовольство.

- Придет, - уверенно возразил папа. – У них любовь. Вы бы видели, как Хильда заботилась о моем сыне, когда тот лежал с температурой. Такая не может не придти.

- Да, да, конечно, - многозначительно хмыкнул священник.

- Может мне сходить за ними? – от волнения я хрустел костяшками пальцев.

- Успокойся. Вы же любите друг друга. Придет твоя невеста, - пообещал отец.

Шуфт усмехнулся.

С того момента, как мы прибыли в церковь, прошло минут сорок, а казалось, будто стоим весь день. Ноги гудели от усталости, солнце палило не на шутку. Хотелось бросить все и уйти, но я понимал, что никогда так не поступлю.

Шуфт ушел в церковь, через десять минут снова вышел.

- Может быть, невеста передумала? – с надеждой спросил он.

- Все будет хорошо, - твердо произнес отец. – Сейчас придут.

Мне бы его уверенность.

- Послушайте, я все понимаю, но мне-то что прикажите делать? – возмутился священник. – До вечера ждать вашу Хильду? Еще пятнадцать минут и я ухожу.

- Пожалуйста, успокойтесь, - примирительно произнес папа.

- Я-то спокоен. Но пока мы здесь стоим, больные, которых я должен навестить, лежат в палатах и не понимают, почему я до сих пор не с ними, - все больше распалялся Шуфт. - Сироты голодают, ожидая, когда я принесу им свежий хлеб! Люди не могут придти в церковь и помолиться, потому что закрыта церковь. Специально для вас закрыта. Хильда, может, из города сбежала, а вы стоите, мое время отнимаете.

Отец ничего не ответил. Только в сторону отошел, недоуменно поглядывая на священника. Он явно не ожидал такой бурной реакции.

- Пап, может я все-таки сбегаю, посмотрю? Вдруг у них что-то случилось?

- Наверное, ты прав.

- Нойман, у вас пятнадцать минут! – крикнул мне вдогонку Шуфт. - Если через это время невеста не явится – я ухожу!