Благодаря вовремя подвернувшейся вознице, до дома Хильды я добрался быстро. Но на этом везение закончилось. Дворецкий буквально загородил грудью дверь, не давая пройти.

- Я должен поговорить с Рейнгольдом! – твердил я. – Хильду посадят в тюрьму. Вы понимаете?!

- Хозяев нет дома, - высокомерно говорил дворецкий.

- Неужели вам плевать на Хильду? Ее посадят! Это же не шутки! Я должен поговорить с Рейнгольдом, убедить его помочь дочери.

- Хозяев нет дома.

Я мог до вечера спорить с этим болваном, но так и не убедить его. Поэтому мне пришлось силой оттолкнуть слугу, чтобы прорваться в дом. Я искренне надеюсь, что он не ушибся.

- Рейнгольд! Рейнгольд! – я бежал по безлюдным коридорам, заглядывая в каждую комнату, встречающуюся на пути. Мне в след доносились угрозы дворецкого о том, что он немедленно вызовет полицию, если я не покину дом.

«Хильда влезла в дом священника, ты вломился в особняк ее родителей. Славная парочка из вас получится», - язвил мой внутренний следователь.

- Кто-нибудь объяснит мне, что… Вы?! – мать Хильды взвизгнула и подобрала полы длинного платья, очевидно, намереваясь бежать. Потом опомнилась, вскинула подбородок.

- Что ВАМ здесь надо? – ее голос буквально источал презрение.

- Я пришел поговорить о Хильде. Вы должны ей помочь.

- Вызвать полицию? – дворецкий, сипя и хрипя, подбежал к нам. Он держался за сердце, но готов был любой ценой защищать хозяев. Хотя, быть может, он лишь искусно имитировал преданность.

- Не стоит. Господин Эммерик уже уходит.

- Нет, не ухожу! Вы должны меня выслушать. Вы понимаете, что Хильду посадят в тюрьму? Как какую-то воровку! Вашу дочь! В тюрьму!

Севия поморщилась:

- Она виновата и должна понести наказание.

- Но ведь это ваша дочь! Я клянусь, что она не пыталась ничего украсть. У нее и в мыслях такого не было.

- Вам-то откуда знать? – прищурилась Севия. Она ткнула мне в грудь своим острым ноготком.– Уж не вы ли подтолкнули ее к этому?

Хищница, да и только.

- Отчасти вы правы, - я потупил взор, одновременно пытаясь предугадать реакцию Севии на то, что сейчас прозвучит. – Вчера Хильда была у меня в гостях. Разговор зашел о доме, который предоставила мне церковь. Ваша дочь обмолвилась, что несколько лет назад видела, как его преподобие Шуфт занимался в этом доме сомнительными вещами, напоминающими колдовство. Я, разумеется, не поверил, Хильда вспыхнула, мы поругались. Поймите, она просто пыталась доказать мне свою правоту. Ничего более. У нее и в мыслях не было что-то красть или кому-то вредить.

- Да, это в ее духе, очернять добропорядочных горожан, - Севия скривила губы. – Если вы все сказали, то выход прямо по коридору.

- Вы ей поможете?

- И пальцем не пошевелю.

Она демонстративно скрестила руки на груди.

Мне стало жаль Хильду. Я не понимаю, как можно бросить своего ребенка в беде. Пусть этот ребенок оступился, пусть он неправ, но какая нормальная мать позволит дочери попасть в тюрьму? Конечно, Хильда не подарок, но нельзя же с ней вот так. Ведь должна же быть в этой женщине хоть толика любви!

- Я не уйду отсюда до тех пор, пока вы не согласитесь помочь Хильде! – для пущего эффекта я сел прямо посреди коридора, так же скрестив руки.

- Нет, слушайте, это уже хамство! – Севия попробовала толкнуть меня, но у нее ничего не вышло. Сидел я намертво. – Сначала вы приходите в наш дом и оскорбляете мою семью. Теперь вы устраиваете цирк. Я вам этого не позволю. Слышите?! Здесь вам не Дагомар! А ну, убирайтесь!

Она пнула меня по ноге. Довольно ощутимо. Но я и с места не сдвинулся.

- Вы должны помочь своей дочери! – я понимал, что если сдамся, то у меня не останется шансов спасти рыжую.

- Ничего я не должна! Убирайтесь! Убирайтесь, я сказала! – она замолотила по мне кулаками. Пришлось схватить ее за запястья.

- Вы нужны Хильде, - твердо произнес я.

- А она мне – нет! – взвизгнула дамочка, вырывая руки из захвата. – Дервиг! Дервиг! Немедленно звони в полицию! Слышишь? Ах ты, Рамон! Дервиг!

Она побежала, но я догнал ее и заставил остановиться:

- Если вам наплевать на Хильду, то хотя бы подумайте о себе. Вы только представьте, как это отразится на вашей репутации: дочка известных ювелиров оказалась воровкой. Как вам такой расклад, а? Какой урон это нанесет вашему бизнесу! Сколько друзей отвернуться от вас! – я видел, как мои слова доходят до цели. Лицо Севии искажала гримаса ужаса. – Все будут шептаться о вас. Никому не захочется знаться с семьей, чья дочь сидит в тюрьме. Вы обязаны спасти Хильду! Если не ради нее, то ради себя!

Я отпустил побледневшую Севию.

- Вы страшный человек, - трагически прошептала она. – Я… я поговорю с мужем.

- Очень надеюсь на это.

Я покинул дом Штайнов, уверенный в том, что теперь Севия сделает все, лишь бы замять эту историю.

Я шел обратно к полицейскому участку, ощущая, как возвращается головокружение и накатывает тошнота. Время от времени, садился на скамейки, бордюры, просто на траву, пытаясь собраться с силами. Меня знобило, горло начинало саднить. «Надо дойти до Эонвига и успокоить его. Только до участка и потом сразу домой - отлеживаться». Перед глазами все плыло. Я стискивал зубы и заставлял себя шагать вперед. Сначала все рассказать, а потом уже болеть.

В какой-то момент мир потемнел, ноги подкосились, и я успел понять, что падаю.

А когда в следующий раз открыл глаза, то вместо синего неба обнаружил белый потолок.

Оглядевшись, понял, что лежу в своей кровати. Первой мыслью было: «Кто-то из прохожих заметил меня на улице и отнес домой».

В следующий момент до сознания долетели приглушенные голоса, раздающиеся с первого этажа. Голос Хильды я узнал сразу и улыбнулся. Отпустили.

Посмотрел на часы, пытаясь определить, сколько же я спал. Ходики показывали десять вечера. Значит, от силы часов шесть. В целом, не смертельно.

Сел на кровать. Стены надвинулись на меня, но устояли. Голова гудела, горло  першило. Ничего. Пару дней посижу дома и нормально. Поправлюсь.

Пошатываясь, я спустился вниз и не поверил своим глазам. Мои мама и папа сидели за столом, ужинали. Хильда в этот момент разливала по кружкам горячий чай. Прямо таки идеальная семейная картина.

Заметив меня, мама вскочила, подбежала ко мне, принялась целовать, заплакала. Я и сам хотел бы в этот момент заплакать, потому что только тогда понял, как сильно соскучился по родителям. Отец тоже подошел, похлопал меня по плечу, а потом обнял крепко-крепко. Мама все шикала: «Осторожней, он еще слабый, ну куда ты его так», - но улыбалась. Мама. Мне показалось, что в ее каштановых волосах добавилось седых волос.

- Садись, дорогой. Гебхард, усади же ты его, - суетилась она.

- Когда вы успели приехать?

- Вчера, милый. Ты, наверное, голоден. Давай я тебе положу курочки.

- Погодите, как вчера? Какое сегодня число?

- Второе, - печально ответил отец. – Ты двое суток пролежал без сознания. Хильда рассказывала, что вызывали доктора. Что ж ты так себя не бережешь?

Папа укоризненно покачал головой.

- Двое суток? Нет, но… - я начал загибать пальцы.

- Только вчера под вечер температура начала спадать, - мама приложила тыльную сторону ладони к моему лбу. – Все равно горячий, - цокнула она. - Скажи спасибо невесте. Можно сказать, жизнь тебе спасла.

Я глянул на рыжую. Она сидела на стуле, делая вид, что целиком поглощена чаем.

- Спасибо, - машинально произнес я.

- Какой Рамон тебя понес с такой температурой на улицу? – ласково сердилась мама. – Переехал жить – ни таблеток, ни лекарств.

- Ну ладно, - пробасил отец, кладя руку на мамино плечо, - он только в себя пришел, а ты его отчитываешь.

- Я ж любя. Ты кушай, кушай. Бледный такой, исхудал совсем.

- Мам, ну чего ты?

- Я пойду. Можно? – скромно пискнула Хильда.

Вот уж не ожидал увидеть рыжую такой вежливой и молчаливой.

- Что ты? Оставайся, - хором загомонили родители. Я с удовольствием отметил, что Хильда им понравилась.

- Поздно уже. Стемнело. Мне, правда, пора.

Рыжая смущалась. Прямо-таки натурально смущалась! Поначалу я не мог понять: в чем дело? Потом догадался. Сопоставил ее родителей и моих. Хильде было тоскливо оттого, что бывают нормальные семьи, в которых родители скучают по детям и искренне их любят, а дети отвечают им взаимностью.

– Спасибо большое за ужин. Все было очень вкусно. Тебе, Нойман, желаю поскорее поправиться. Всем до свидания, - торопливо проговорила Хильда.

- Погоди, дай я тебя провожу.

- Не надо, - перепугалась девчонка. – Тебе нельзя.

- Я нормально себя чувствую. Хотя бы до калитки. Хорошо?

- И в кого он у вас такой упрямый? – добродушно улыбнулась рыжая. – Пойдем, раз так. Всего вам хорошего.

- До свидания, милая. Завтра приходи.

Я направился за Хильдой. Мне надо было с ней поговорить, но не при родителях.

Мы вышли во двор.

- Чем в итоге все кончилось? – шепотом спросил я.

- Пришел мой папа, внес залог, дело закрыли. Мама долго возмущалась, в красках описывая, как ты перепугал ее до смерти, требуя, чтобы родители вытащили меня из тюрьмы. Сказала, что ты сражался как лев.

- Прям так и сказала? – не поверил я.

- Не то, чтобы именно так. Немного другими словами, но смысл был примерно такой.

Я заметил, что когда Хильда искренне улыбается, у нее появляются совершенно изумительные ямочки на щеках. И глаза буквально светятся.

- Спасибо, что помог мне избежать тюрьмы, - скромно произнесла рыжая, потупив взгляд. Какие у нее длинные ресницы…

- Это тебе спасибо, что не бросила помирать. И прости, что не поверил. Беру свои слова назад – ты вовсе не лгунья.

Девчонка лукаво посмотрела на меня.

- А я никогда не думала, что так в жизни бывает.

- Как?

- Когда у парня высокая температура, он едва на ногах стоит, и при этом, плюнув на все, несется спасать девушку. Раньше я о таком только в книжках читала. Так приятно знать, что и в нашем мире встречаются такие благородные и отважные люди.

Мысленно я порадовался, что на улице уже стемнело и Хильда не видит, в какую краску она меня вогнала.

- Ладно, иди в дом, не мерзни. Тебе надо поправляться.

- Ты завтра придешь? – я накрыл своей рукой ее маленькую ладошку. Мне не хотелось ее отпускать.

- А надо?

- Надо.

- Значит, приду.

Я вдохнул вечерний воздух. Вот так бы всегда стоять, не в силах попрощаться.

- Может, останешься? Поздно уже. Кровать найдем.

- Я не домой. Выздоравливай.

Она улыбнулась напоследок… и направилась в дом Эонвига. На середине дороги обернулась, помахала мне рукой. Я заставил себя улыбнуться и помахать в ответ, еле сдерживая досаду. С чего я решил, что Хильда влюбится в меня? И даже если бы это произошло – как бы я стал смотреть в глаза Эонвигу?

Вернулся в дом. Мама сетовала, что я похудел и совсем себя не берегу. Расспрашивала о городе, соседях, церкви, в которой мне предстоит работать. А я даже не знал, что ей ответить. Просто сидел за столом и понимал, что сам себя загнал в фантасмагорию, в которой переплелись чувство долга перед прихожанами и неприятие Шуфта как священника. Безответная симпатия к Хильде и слово, данное Эонвигу. «Оживший» дом, пытающийся исторгнуть из себя нового жильца и безлюдные участки, от которых не добиться истины. Под ногами нет опоры. Я словно балансирую на шаткой доске, стоящей на шаре. Пытаюсь удержаться, хотя заранее понятно, что рано или поздно придется падать.

Перед тем, как бросить все и уехать из родного города, один приятель долго и основательно со мной беседовал. Он говорил, что у каждого города свой характер, и не всегда приезжему удается примириться с этим. Ты оказываешься в незнакомой обстановке, где все чужое, где горожане, которые, казалось бы, такие же люди, как мы с тобой, ведут себя непонятно, странно, отторгающее. То, что тебе казалось нормой, вдруг порицается. То, что ты не принимал, здесь возводиться в культ. И вот когда ты понимаешь, что тебе придется либо уехать, либо полностью сломать всю систему ценностей и изменить самому себе – вот тогда и наступает настоящая проблема.

Тогда, будучи еще в Дагомаре, грезя о новом месте жительства, о новых впечатлениях, я не понимал, что до меня пытаются донести. Да и не смог бы понять. Это надо пережить. Пережил. И оказался перед выбором: меняться самому или возвращаться обратно.

Сидел за столом, смотрел на родителей: таких привычных и таких несоответствующих этому месту. Потом сослался на усталость и ушел на второй этаж. И до утра, лежа в кровати, ворочался с бока на бок, и не находил выхода.