Это цитата сообщения
браило Оригинальное сообщениеДюма "Путешествие на Кавказ"
Дюма навсегда запечатлел облик замечательного Тифлиса в книге "Путешествие на Кавказ". Работать над путевыми заметками Дюма начал в декабре 1858 года, находясь в Тифлисе. Вот как он описывал город:
«Когда я ехал в Тифлис, признаюсь, мне представлялось, что я еду в страну полудикую, типа Нухи или Баку, только большего масштаба. Я ошибался. Благодаря французской колонии, состоящей большею частью из парижских швеек и модисток, грузинские дамы могут следовать с опозданием лишь в две недели модам Итальянского Театра и Больших Бульваров.
Александр Дюма во время поездки на Кавказ.
В настоящее время в Тифлисе насчитывается от шестидесяти до семидесяти пяти тысяч жителей; улицы его в шестьдесят футов шириной: тут великолепные здания, площади, караван-сараи, базары и, наконец, театр и церковь, которые, благодаря деятельности князя Гагарина превратились в самые изящные произведения искусства.
…Караван-сарай представляет интересное зрелище. Через его ворота входят и выходят с верблюдами, лошадьми и ослами представители всех наций Востока: турки, армяне, персияне, арабы, индийцы, китайцы, калмыки, туркмены, татары, черкесы, грузины, мингрельцы, сибиряки и бог знает кто еще! У каждого свой тип, свой костюм, свое оружие, свой характер, своя физиономия и, особенно, свой головной убор – предмет, который менее всего затрагивает изменения моды».

Правда, многие читатели считали, что в этих заметках автор «Мушкетеров» не удержался от преувеличений и даже некоторого вымысла. Богатая фантазия писателя была всем хорошо известна, так что неудивительно, что именно ему приписывают сочинение известного афоризма про «развесистую клюкву», хотя это совсем не так.
Но фактологическая сторона книги абсолютно достоверна и точна.

Дюма отмечает, что все торговые представители восточных народов в Тифлисе составляют один класс, одну общину в торговом дворе, за проживание в гостинице они не платят, но хозяева караван-сарая взимают с них по одному проценту от стоимости товаров после их реализации.
К базару сходится сеть торговых улиц, каждая из которых имеет специализацию.
«…Я назвал бы их порознь улицей серебряников, улицей скорняков, улицей оружейников, овощников, медников, портных, сапожников, мастеров по изготовлению папах и туфель, – пишет Дюма.
– Особенность тифлисской туземной торговли, – так я называю торговлю татарскую, армянскую, персидскую, грузинскую, – заключается в том, что сапожник не шьет башмаков, башмачник не делает туфель, туфельщик не шьет папахи, а мастер папушник производит одни только папушки. Кроме того, сапожник, выделывающий грузинские сапоги, не шьет черкесских.
Почти для каждой части одежды каждого народа существует своя промышленность.
Таким образом, если вы хотите заказать шашку, сперва достаньте клинок, заказывайте рукоятку и ножны, покупайте для них кожу или сафьян, наконец, делайте серебряную оправу для рукоятки; и все это отдельно, все это у разных торговцев, для чего надо ходить из магазина в магазин.
Восток решил великую торговую проблему запрещения посредничества; без сомнения это дешевле, но эта экономия существует только в стране, где время не имеет никакой цены. Американец не дожил бы от нетерпения даже до конца первой недели своего пребывания в Тифлисе.
Внешняя сторона всех лавок открыта, купцы работают на виду у прохожих. Мастера, которые бы таили секреты какого-либо искусства, были бы очень несчастны на Востоке.
Нет ничего любопытнее, чем путешествовать по этим улицам: чужеземцу это не надоедает. Я ходил туда почти ежедневно».
♦ ♦ ♦
Французский консул барон Фино пригласил Дюма в грузинский театр:
«…У нас есть итальянская труппа, играют «Ломбардцев», и вы увидите наш зрительный зал».
«Неужели вы сделались провинциалом до такой степени, что говорите наш зал в Тифлисе?..» – сказал Дюма.
Тифлис. Эриванская площадь. Караван-сарай, театр Тамамшева, 1910 год
Он видел театральные залы во Франции, Испании, Италии, Англии, России.
Оставалось только видеть зал и в Тифлисе. Дюма согласился пойти на спектакль, остался не очень довольным исполнением оперы, о театре же написал:
«…Без зазрения совести скажу, что зал тифлисского театра – один из самых прелестных залов, какие я когда-либо видел за мою жизнь. Правда, миленькие женщины еще более украшают прекрасный зал, и с этой стороны, как и в отношении архитектуры и других украшений, тифлисскому залу, благодарение богу, желать уже нечего».

♦ ♦ ♦
Восторженные строки посвятил Дюма тифлисским баням:
«…Почему Париж, этот город чувственных наслаждений, не имеет подобных бань?
Почему ни один делец не выпишет хотя бы двух банщиков из Тифлиса?
Тут, конечно, и польза была бы и барыши.
На протяжении шести недель, проведенных в Тифлисе, я ходил в персидскую баню каждый третий день».
♦ ♦ ♦
Дюма: «Грузинский народ любит отдавать то, что другие любят получать.
– Какого вы мнения о грузинах? – спросил я барона Фино, нашего консула в Тифлисе, проживающего среди них уже три года.
– Это народ без недостатков, со всеми добрыми качествами, – отвечал он.
Каково сие похвальное слово в устах француза, порицающего, как это сплошь и рядом бывает, все чужое и предпочитающего себя всем, как и все мы!
Известный своей храбростью один русский по фамилии Шереметьев говорил мне:
«Надо видеть их в сражении: когда они слышат звуки своей чертовой зурны, которая не годится даже для кукольного театра, они больше не люди, а титаны, готовые взять приступом небо».
– Их надо видеть за столом, – говорил мне достойный немец, с гордостью вспоминавший о том, как он выпивал в полдень в гейдельбергском трактире двенадцать кружек пива; – они проглотят пятнадцать, восемнадцать, двадцать бутылок вина как ни в чем не бывало.
И Фино говорил правду, и русский говорил правду, и немец говорил правду…».
♦ ♦ ♦
Почти вся редакция журнала «Цискари» явилась в один прекрасный день к Дюма и пригласила его на обед. Писатель дал согласие.
Для него накрыли большой стол, за который усадили человек двадцать, специально для гостя позвали нескольких знаменитых в Тифлисе любителей кутежей.
В столовой стоял огромный кувшин с вином, вмещавший, на взгляд Дюма, чуть ли не 100 литров. И его предстояло опорожнить.
Дюма пишет: «Грузинский обед такое угощение, где даже ничем не выделяющиеся любители выпить опустошают пять или шесть бутылок вина, а иногда и по двенадцать или пятнадцать на каждого… Перепить своего соседа составляют в Грузии славу».
«…Сколько опустошил бутылок я сам на фоне гамм музыканта и завываний поэта, этого я не могу сказать, но думается, что цифра была почтенная, ибо по окончании обеда возник вопрос о выдаче мне свидетельства, подтверждающего мои способности – не духовные, а физические.
Предложение было принято: взяли листок бумаги, и каждый выразил на нем свое мнение, скрепив его своей подписью. Хозяин дома первый написал:
«Г-н Александр Дюма посетил нашу скромную редакцию, где на данном в его честь обеде выпил вина больше, чем грузины. 1858, 28 ноября (старого стиля). Иван Кереселидзе. Редактор грузинского журнала «Цискари».
Далее взял перо князь Николай Чавчавадзе: «Я присутствовал и свидетельствую, что г-н Дюма пил больше вина, нежели грузины».
Французский писатель сие признания принял всерьез, не ощутив юмористического оттенка в написанном.
♦ ♦ ♦
Дюма отмечает в книге «Кавказ», что в Грузии
«выделываются вина, не уступающие кизлярскому и могущие соперничать с французским, если бы только жители умели настаивать их как следует и особенно сохранять. Вино держится в козьих или буйволиных бурдюках, которые дают ему вкус, как говорят, очень ценимый знатоками, но который я нахожу отвратительным.
Вино же, не вливаемое в бюрдюки, сохраняется в огромных кувшинах, зарываемых в землю, вроде в подражание арабам, которые держат пшеницу в ямах.
Рассказывают, что под ногами одного русского драгуна провалилась земля, и он упал в кувшин, где и утонул, как Кларенс в бочке мальвазии».
(Кларенс, младший брат английского короля Эдуарда IV был приговорен к смертной казни и король предложил брату самому выбрать род смерти: виселицу, гильотину, расстрел… И Кларенс попросил утопить себя в бочке со сладким итальянским вином – мальвазией).
♦ ♦ ♦
Дюма: «Если смотритель имеет лицо открытое, нос прямой, глаза, брови и волосы черные, зубы белые, если на нем надета остроконечная короткошерстная папаха, – он грузин. Все, что бы он ни сказал, сущая правда. Если он говорит, что нет лошадей, то бесполезно сердиться…
Но если смотритель из русских, то он наверняка лжет; он хочет заставить вас заплатить вдвое; у него есть кони или он их может достать. Это мне нелегко говорить, но так как это истина, то ее и надо обнародовать…».
♦ ♦ ♦
Автор «Трех мушкетеров» восхищается женщинами из Западной Грузии:
«Женщины всей древней Колхиды прекрасны, – мы хотели сказать: прекраснее грузинок, но тут вовремя вспомнили, что Мингрелия, Имеретия и Гурия всегда были частью Грузии…
Мингрельские женщины – особенно блондинки с черными глазами и брюнетки с голубыми – самые прекрасные творения на земном шаре».
♦ ♦ ♦
Дюма отмечает, что грузины расточительны и
«за свою непрактичность они расплачиваются быстрым разорением: все грузины бедны или близки к этому».
«Но какая здесь бедность! – восклицает французский писатель. – Боже милосердный! Какая нищета! Она доходит до того, что, по уверению многих, нравственность самой добродетельной женщины, происходящей от Медеи, не устояла бы ныне при виде золотой монеты».
♦ ♦ ♦
Французский писатель одним из героев своего очерка о путешествии в Грузию сделал грузинский… нос.
Так, Дюма пишет:
«…Кроме перечисленных качеств грузины имеют еще одно, о котором мы еще не говорили, а теперь – вовсе не в обиду им – скажем. Они имеют носы, каких нет ни в какой стране света.
Марлинский написал нечто вроде оды грузинским носам.
Мы приведем ее здесь, так как не надеемся изложить этот предмет лучше его.
«И если вы хотите полюбоваться на носы, во всей силе их растительности, в полном цвете их красоты, возьмите скорей подорожную с чином коллежского ассесора и поезжайте в Грузию.
Но я предсказываю тяжкий удар вашему самолюбию, если вы из Европы, из страны выродившихся людей, задумаете привезти в Грузию нос на славу, на диковину…
На первой площадке вы убедитесь уж, что все римские и немецкие носы, при встрече с грузинскими, закопаются от стыда в землю. И что там за носы! Осанистые, высокие, колесом…».
Историю, связанную с грузинским носом, записал еще в 1815 году в своем дневнике Александр Пушкин. Денис Давыдов является к графу Леонтию Бенигсену и говорит:
«Князь Багратион прислал меня доложить вашему высокопревосходительству, что неприятель у нас на носу…». «На каком носу, Денис Васильевич? – отвечает генерал. – Ежели на Вашем, так он уже близко, если же на носу князя Багратиона, то мы успеем еще отобедать…»
Тифлис в конце 19 века