Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 2.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 3.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 4.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 5.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 6.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 7.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 8.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 9.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 10.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 11.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 12.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 13.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 14.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 15.14 мая 1902 г. Вторник.
Давно, очень давно не притрагивалась я к дневнику, и в этот промежуток времени произошло много нового.
Была моя конфирмация, ах, как было хорошо, после неё я долго не могла успокоиться, так жалко было, что всё прошло и уже никогда не повторится. Потом я захворала и у меня шла горлом кровь, и долго был жар, теперь, слава Богу, начинаю поправляться.
Но самое главное событие это Ленина помолвка с В. В. Кукаркиным. Слава богу! Они любят друг друга, а это главное.
Экзаменов я по болезни не держу и вот уже с апреля ничего не делаю.
С нетерпением ожидаю нашего переезда в Чеченино*.
Сегодня мне очень и очень грустно. Мы получили от Жени письмо довольно печального содержания: у него была лихорадка и, вообще, улучшения не замечается, просто беда! Но вот это письмо произвело удручающее впечатление, Лена даже плакала, да и я тоже. Я буду молиться, что бы он поправился, может быть, Господь услышит мои молитвы. Всё это время я страшно капризничала, была не в духе и мучила этим всех. Теперь же я бы всё сделала, что бы только все бы наши были здоровы и довольны, ну, Бог даст, всё и устроится.
*Деревня близ Новгорода.
15 мая 1902 г. Среда.
Ах, как мне хочется в Чеченино! Только бы мне позволили гулять там побольше, маме теперь тоже хочется ехать. Не знаю, есть ли уже мост через Чеченку, если ещё нет, то придётся подождать с отъездом, это было бы неприятно.
Сегодня у меня были Н. Михельсон и Л. Пискунова, такие милые, сказали, что мне за сочинение 11, и то спасибо. По крайней мере, Алекс. Алекс. увидит, что я в году писала сочинения вполне самостоятельно. Лёле тоже 11, а Наташе 10, она наделала много ошибок.
И. О. Ремлер сидит сейчас у нас, он привёз мне из-за границы золотые часики, очень хорошенькие. Ах, если бы только от Жени приходили хорошие известия, вот было бы хорошо!
А в Чеченино раньше, как во вторник, среду мы не попадём, а я так надеялась ехать в пятницу или субботу.
14 октября 1905 г. Пятница.
Вчера читала свой старый дневник и это чтение доставило мне большое удовольствие. Как-то приятно вспомнить старые времена, замечаешь, что во многом изменилась с тех пор; что раньше казалось неприятным и тяжёлым, впоследствии, наоборот, обращалось мне всё на пользу. Увидав всё это, я решила опять писать дневник, по мере возможности, каждый день, и вот сегодня же принялась за дело.
Погода сегодня отвратительная: дождь не перестаёт с самого утра, но теперь стало холоднее +4.
Не могу сказать, что бы я была удовлетворена своим уроком у пастыря, я замечаю, что начинаю иногда раздражаться, когда это совсем и не нужно и это очень нехорошо, необходимо себя сдерживать. Пришла с урока домой и была недовольна тем, что пришлось переодеваться, т. к. промокла. Вообще, меня легко всё раздражает и я часто сержусь и бываю не в духе. Мама говорит, что у меня скверный вид, мне это неприятно, потому что, пожалуй, мама не позволит мне брать уроки французского языка, а мне уж очень хочется, да и даже необходимо, если на будущий год быть классной дамой. Вот только погода скверная, а то непременно пойду к m-me Charpier.
После завтрака поболтала с Леной, а потом, когда она ушла, решила заняться английским, но лень меня одолела страшная! Так ровно ничего по английски не сделала, а стала писать дневник, придётся как-нибудь извиниться перед Вавой.
Обедать пошла к Лене, а потом с Нюлькой явились домой и она очень мило у нас играла. В 5 часов пришла Вава и мы с ней довольно много читали, и я чувствую, что мне теперь читать стало гораздо легче.
Говорила я с мамой насчёт французских уроков, но мама сначала ни за что не хотела позволять, а потом сказала, что бы я бросила английские уроки после Рождества и занималась бы тогда только французским. Но я хочу начать французские уроки теперь же, лучше уж сокращу число английских уроков.
У Таланцевых урок прошёл как обыкновенно, опять читала Боре наставление и упрекала его в лености, но, в общем, разошлись мы довольно мирно.
Падал первый снег и произвёл огромную радость между мальчиками и Нюлькой.
15 октября 1905 г. Суббота.
Холодно, всего +2. Это приятно, так как дождя нет. Ходили с Нюлькой гулять, и она была в восторге после недельного затворничества.
У пастора читала с детьми сказку «О рыбаке и рыбке».
После завтрака ходили с Леной к Ремлер, относить узор воротника, но Марьи Мих. не застали, дома была Юлия Фёд. С ней мы поболтали о нынешних тяжёлых временах, об ожидаемой всеобщей забастовке и удалились. Заходили в «Светопись»* за Нюлькиными карточками, но они всё ещё не готовы. У Розанова** купили пирожные и встретили там губернаторских детей с их гувернанткой. Я с последней поздоровалась, а дети отвесили мне по низкому реверансу, а я так смутилась, что даже руку им не подала, а скорей удалилась. Теперь мне ужасно неловко.
После обеда играла с Нюлькой. К Таланцевым не пошла, потому что чувствовала себя нехорошо. Мама ушла к Миловидовым, а я сидела и работала: вышивала скатерть дяде. В 8 часов пошла к Лене и присутствовала при том, как Нюльку укладывают спать. Потом мы с Леной сидели у неё в спальне на постели и разговаривали всё больше про нынешние забастовки. Мне было как-то тяжело на душе, я думала о Саше: писем теперь от него не получаем, а, между тем, Бог знает, что делается в Петербурге. Вообще, ужасно тяжёлое теперь время! Меня мучает то, что я ужасная эгоистка: мне главное только, что бы все эти беспорядки не затрагивали нашей семьи, а что другие страдают, это меня не так огорчает. Господи! Помоги мне сделаться лучше, отзывчивее к чужим страданиям!
Мама принесла очень неутешительные вести от Миловидовых: ему очень и очень плохо.
*Фотомастерская братьев Гагаевых.
**Кондитерская купца Розанова, основанная в 1836 году.
16 октября 1905 г. Воскресенье.
Снег! Нюлька с Леной отправились гулять по первому снежку. Нюлька ходила в шубе и была в восторге. Я сначала была недовольна, что они ушли без меня, потому что я ещё спала, но скоро успокоилась и потом, когда Нюлька пришла к нам, мы с ней очень хорошо играли.
После завтрака мама отправилась к Миловидовым, а я осталась одна. Скоро пришла Соня Ермолова и мы с ней болтали о разных разностях, а больше всего о Московских беспорядках. Пришла мама и сообщила, что Василий Алексеевич Миловидов скончался вчера в 11 ½ вечера. Царство ему небесное. Жаль мне их всех очень!
К обеду пришли Эря и Зина. Мне очень жаль, что у нас с ними отношения какие-то ужасно натянутые. Нам с ними скучно, да и им, должно быть, невесело. По убеждениям мы с ними тоже очень расходимся, а особенно они расходятся с Леной и Васей, с ними у Эри с Зиной нет ничего общего. Это очень грустно, так как я Эрю всё-таки очень люблю, и мне жалко будет совсем с ним разойтись. Ну, да только бы они были счастливы друг с другом.
К 8-и часам мы с мамой отправились на панихиду к Миловидовым. Во время панихиды я стояла во дверях далеко от гроба и никого из них не видела. Когда панихида кончилась, я пошла к гробу и увидела Александру Ивановну и детей, и все они ужасно плакали. Бедные! Бедные! Ведь они все так любили покойного! Я сначала не подходила к Вале, а потом, когда она вышла из залы, я пошла за ней и мы с ней вместе плакали. Жалко мне её ужасно! Когда мы с ней сидели, вдруг раздался крик: «Серёжа приехал». Приехал он из Москвы на пароходе, так как поезда не ходят, ехал три дня и вот застал отца уже в гробу. Он тоже ужасно плакал. А Валя всё тряслась от рыданий и только всё повторяла: «Серёжа приехал, а папы, папы нет!». Да, ужасно это грустно! И материальное то их положение ведь теперь ужасно. А, ещё недавно, как всё у них было хорошо! Дети были весёлые, учились, играли, болтали, а теперь все плачут, у всех такое горе! А того, который их так любил, который входил во все их нужды, шутил с ними, играл – его уже нет!
22 октября 1905 г. Суббота.
Конституция! Свобода слова, собраний, печати – всё это дано манифестом 17-го октября 1905 года. Всеобщая радость и ликование! На улицах толпы народа с красными флагами, повсюду слышится пение Марсельезы. Учения нигде нет до понедельника, магазины закрыты, телеграф, почта, электрическая станция не работают. Так было 18, 19 и 20 октября. Со вчерашнего дня порядок, по-видимому, устанавливается. Но, что-то вообще будет!! Страсти ужасно разгорелись и, пожалуй, не скоро успокоятся. У нас это ещё не очень заметно, но в Москве и в Петербурге продолжают происходить кровавые драмы на улицах. Хоть бы всё успокоилось и люди зажили бы свободно, но мирно. Все эти дни у меня было тяжело на душе, потому что передавали ужасные слухи о Петербурге, будто бы там 25 000 убитых, а от Саши мы не имели никаких вестей: хотели послать телеграмму, да не могли, потому что телеграф не работал. Ужасно тяжело было смотреть на маму, как она беспокоится. Наконец 21-го получили из Петербурга телеграмму с уплаченным ответом, в которой Саша с Лидой* спрашивают о нашем здоровье, оказывается они тоже очень беспокоились. Слава тебе Господи, что они сами здоровы!! Точно камень свалился у нас всех с души.
*Ну, точно, Саша это Александр Аллендорф, отец Киры!!!
23 октября 1905 г. Воскресенье.
Опять снег! 0 градусов. В церковь не ходила, потому что у меня сильный насморк. Утром у нас была Нюлька с Васей. Нюлька, как всегда, нас очень потешала. Вообще, утро прошло очень приятно. Говорили о том, что мы, может быть, переедем на другую квартиру, потому что в нашей комнате очень сыро. Нам очень хочется переехать вместе с Лениной семьёй на Мистровскую* улицу в бывший дом Кузнецова. Не знаю, удастся ли только?
Были у нас Эря с Зиной по дороге на собрание педагогов в Коммерческое училище. Говорили о конституции, о свободе и я с Эрей почти во всём согласна. Конечно, социал-демократическая партия хорошо организована и не она запрещает открывать лавки, и безобразничает на улицах, это всё незрелые мальчишки, даже и не ученики. Эря ещё говорит, что ученики и ученицы никогда не будут предъявлять безрассудных требований и с этим я тоже согласна. Вообще, Эря надеется, что теперь дела в учебных заведениях пойдут лучше и отношения между учащими и учащимися будут более нормальны. Дай то Бог! От всего сердца я этого желаю. Мама очень возражала, но мне кажется, больше потому, что она не любит Зину и Зина её очень раздражает. Я сама не могу сказать, что бы Зина была мне очень симпатична, но, всё-таки я скажу, что мама пристрастна в своих суждениях о ней. Она, всё-таки, недурна, она только воспитана не так, как мы и поэтому мы с ней сойтись не можем, а, наоборот, всё больше и больше расходимся. Жалко мне всё-таки очень, что это так, главное потому, что и с Эрей у нас теперь общего почти, что ничего нет. Обедать они к нам сегодня не придут, а зайдут только вечером. Дай Бог только, что бы вечер прошёл мирно!
*Мистровская улица – сейчас улица Академика Блохиной (бывшая Загорского)
25 октября 1905 г. Вторник.
Ученья нигде нет! По-моему, это ужасно грустно! Молодое поколение теряет дорогое время, которое могло бы быть употреблено на образование. И почему, собственно, не учатся, я совершенно не понимаю.
Сегодня морозно – 3, ветра нет и гулять очень приятно. Утром Нюлька с Леной проводили меня до угла, когда я шла на урок к пастору. Почему-то на уроке чувствовала себя усталой, и поэтому опять была раздражительна. Пришла домой и услыхала, что ученья нет, это меня огорчило. Хорошо бы теперь уехать за границу и поселиться где-нибудь в небольшом немецком городке. Отчасти это, конечно, эгоизм – желание уехать из России, но, правда, уж очень иногда тяжелы бывают здешние условия жизни. Ну, да Бог даст, и здесь всё начнёт успокаиваться и придёт в нормальный порядок.
Сейчас говорили с Мишей Александровым, который опять уезжает домой, потому что институт закрыт на две недели, а, может быть, и до Рождества. Причины этого никому из учеников неизвестны. Если все наши пансионеры таким образом разъедутся и за II четверть не заплатят, то это нам будет очень и очень невыгодно с такой дорогой квартирой, которая оплачивается только пансионерами.
8 ноября 1905 г. Вторник.
Только что вернулась с урока от m-me Charpier. Добилась-таки, наконец, своего: мама позволила брать уроки. M-me Charpier спрашивала меня то, что мы проходили в институте, и я, конечно, ровно ничего не знала. Всё-таки совестно! Потом мы с ней читали литературу и, наконец. Писали диктант, я сделала 5 ошибок, но она сказала, что я могла бы писать без ошибок, так как эти ошибки незначительные, и я могла бы их не делать. Спрашивала, сколько я получила в институте за французский язык и удивилась, что 11, а не 12. Задала мне очень много по литературе и велела изложить это письменно, не знаю, удастся ли мне это хорошо.
10 августа 1906 г. Четверг.
Погода прохладная, сильный ветер. Сидели на террасе Леня, Нюлька и я, но потом озябли и ушли в комнаты. Сидела у себя наверху, разбиралась в вещах, читала дневник за прошлые года. Хорошо у меня здесь в комнатке: посмотришь из окна, простор такой; много церквей виднеется, масса зелени. Очень всё-таки приятно иметь свою комнату! Рада я тому, что могу теперь чем-нибудь заниматься, а то первые дни после папиной смерти ни за что не хотелось приниматься, было иногда очень тоскливо!
Решала сегодня задачи по Гольденбергу*. Хочу их все перерешать и решения записать, а то, может быть, придётся репетировать Г., и тогда при решении будут кстати. Очень много теперь думаю об уроках, дай Бог, что бы удалось что-нибудь достать!
После завтрака пошли с Леной на Покровку и Вася пошёл с нами, что по правде сказать, мне было неприятно, но потом мы скоро расстались. Заходили за моей Мадонной, но рамка последнего подарка папы всё ещё не готова, завтра обещают прислать на дом. Назад поехали на электричке.
Теперь сижу опять в своей комнате, хочу заняться английским, но страшная лень! К обеду пришёл Ив. О. Р., потом Эря, который пригласил нас завтра к себе обедать. Ходили с дядей и с Эрей на кладбище, где было очень хорошо.
Вечером я прочла прошение к Прутченко** относительно пенсии для меня. Там сказано «дочь моя крайне слабого здоровья и поэтому не в состоянии содержать себя собственным трудом». Ужасно меня это обидело и показалось унизительным. Я только и мечтаю о том, что бы содержать себя своим трудом, а, вдруг, про меня так пишут, ужасно это неприятно.
Уже в постелях говорили с мамой о моих уроках, и мама заметила, что мне, собственно говоря, уроки давать совсем не надо, а хорошо бы только иметь один урок «для развлечения», а мне вот это-то и неприятно: я хочу трудиться, что бы приносить пользу, а не для своего собственного развлечения.
*Гольденберг А.И. Сборник задач и примеров для обучения начальной арифметике 1903 г
** Прутченко Сергей Михайлович - предводитель дворянства Нижегородской губернии с 1906 по 1909 г.
11 августа 1906 г. Пятница.
Утром, пока мы ещё одевались, пришла Лена и сообщила, что Васютка не здоров: желудок не в порядке и жар. Это меня взволновало: не дай Бог, если ещё мальчишка расхворается. Послали за Медовщиковым*, который, слава Богу, ничего серьёзного не нашёл.
Была у нас Маша, наша бывшая горничная и мы с ней довольно приятно побеседовали. Маша всё уговаривала Лену на ночь поместить Васютку куда-нибудь подальше от себя, что бы он не мешал ей спать, но Лена ни за что не хочет, вообще, она не любит такие разговоры.
Обедать мы ходили к Эре. Там я с интересом рассматривала третий том Байрона – хорошие там картинки. Картины и книги – вот моя страсть.
После обеда, когда Лена уже ушла, пришёл Н. Д. Р. Мы довольно приятно поболтали, но очень недолго и отправились с дядей домой. Дядя закупил разных закусок, конфект, вин для прощального ужина. Дома дядя много возился с Нюлькой, дал ей конфект, чему он, конечно, была очень рада. К ужину совершенно неожиданно пришёл О. Е. Е.. Сначала я этим была недовольна, но потом было хорошо: уж очень он потешный своей манерой вдаваться в совершенно ненужные подробности и своей цветистой речью.
В 10 распростились с дядей. Ах, да, вот ещё что!: О. Е. Е., между прочим, при воспоминании о каком-то разговоре с папой, заметил, что папа ему говорил: хорошо бы было для моего здоровья съездить за границу. Милый, милый папа, всегда то он думал только о том, что бы нам было хорошо и что бы мы были здоровы.
Температура 37,3. Маме об этом не говорю.
* Медовщиков Николай Константинович – нижегородский врач.
12 августа 1906 г. Суббота.
Утром всё беспокоилась за Лену: постоянно боюсь, что бы она не захворала опять и что бы не было каких-нибудь недоразумений с мамой. Ходили к Р. Ал. мерить чёрные платья. Вернувшись оттуда, мыли головы. Пришла Соня, чему я очень рада, и просидела у нас до обеда.
Завтра приедет тётя и Аня. Аня всё сетует, что у неё нет диплома, ей бы хотелось открыть школу, а без диплома это трудно. Соня предлагала ей открыть школу вместе со мной, так как у меня есть диплом. Что же, я бы с удовольствием!
Теперь все наши в бане, причём, Нюлька была, конечно, в страшном восторге.
Хорошо сейчас! Горизонт и даль ясные: далеко, далеко, как серебряные пятна блестят озёра на луговой стороне, отовсюду несётся благовест!
Когда наши вернулись из бани, мы уютно попили вместе чайку. Ненадолго заходил Эря. Вечер прошёл хорошо.
13 августа 1906 г. Воскресенье.
Утром были в церкви; не могу сказать, что проповедь мне понравилась: она не произвела на меня никакого впечатления.
Приходил Виноградов и привёл своего сына к нам в пансионеры. Мальчик он ещё небольшой, всего 11 лет, во II классе Реального. Его приведут к нам уже на днях, так как родители уезжают в Варнавино*. Ученье в Реальном начнётся только 22-го. Только бы не пришлось маме слишком много возиться с этим мальчиком. Когда Виноградовы ушли, мы отправились с мамой делать визиты, чему я была очень рада. Пошли сначала в Мариинский институт, но начальницу там не застали, посидели у Марьи Адольфовны, поговорили об ужасном покушении на Столыпина, о котором напечатано сегодня в газетах. Ужасная, ужасная вещь!! Бомбой разрушена дача Столыпина, убито 26 человек, ведь это ужас что такое! Ранено около 24-х человек, между прочим, пятнадцатилетняя дочь Столыпина, которой оторвало обе ноги и маленькая дочка, которой ранило живот. Бедные, несчастные дети, каково им теперь! Сам Столыпин не ранен. Я осуждаю убийц! За что столько невинных жертв!
После института поехали к Арановской. Она рассказала ужасную новость. Карповы накануне полного банкротства, а у Арановской все деньги там, и, значит, они пропадут и она останется ни с чем. Жалко и её, да и Карповых тоже. Ольга Петровна этого не переживёт, я в этом уверена. Помоги им Бог как-нибудь!
За обедом у нас были Эря с Зиной. Эря при Зине совсем другой: мрачный, грустный, молчаливый, на Нюльку не обращает внимания. Мне это всё жалко, потому что мы таким образом опять удаляемся друг от друга, а за то время, пока он у нас жил без Зины, мы с ним очень сошлись.
*Посёлок в 165 км к северу от Нижнего Новгорода, пристань на реке Ветлуге.
14 августа 1906 г. Понедельник.
Был у нас сегодня Митрофанов и не нашёл у Васютки ничего особенного, только засорение мелких кишок. Вообще, он говорит, что мальчик здоровенький, только очень нервный. Слава Богу, что здоровый!
Читала сегодня подробности о покушении на Столыпина, ужас что такое!
Чувствую себя что-то неважно: ужасная слабость, может быть от того, что плохо спала ночь, уж очень было шумно на улице. Скакали пожарные, гремели телеги, шумели вагоны.. Температура вчера была 37,2.
Вечером у нас были Ермоловы, Аня Поливанова, Эря и Алекс. Ник. Мне что-то очень хотелось спать.
15 августа 1906 г. Вторник.
Утром приехал пансионер Виноградов и остался уже совсем у нас. Мальчик ничего себе, по первому впечатлению довольно симпатичный.
До обеда мама сидела у меня наверху, что мне было, конечно, приятно, разговаривали с ней о разных разностях. После обеда пришёл Эря, мы пили чай и потешались Нюлькой. Вечером сидели и разговаривали с тётей всё больше о Шепелевых: тётю очень беспокоит судьба Мани, которая очень легкомысленна. Мама сказала, что Эря очень страдает о папиной смерти, он ужасно скучает без папы. Да, это верно! А я, вот, нет, и это меня мучает. Господи, помоги мне быть лучше.
Вспоминали с мамой Женю. Милый мой, дорогой Женя. Господи, хоть бы я могла быть похожей на него. Вот у кого было много любви и сердечности! Только бы быть достойной папы, Вани и Жени, они все были такие хорошие.
Ночью был пожар, и мы с мамой вставали и ходили наверх смотреть на пожар, но, к счастью, он скоро прекратился.
Вечером я сказала Лене, что у меня лихорадка, только просила маме не говорить об этом.
16 августа 1906 г. Среда.
Утром ходили с мамой к пастору, в Коммерческое училище и к Штемпель. Пастор мне ничего не сказал об уроках, из чего я заключаю, что он намерен отдать Л. В школу, а не передать его мне, а то бы уж он упомянул об этом.
В Коммерческом училище нас очень любезно принял Костромин. Мама просила его посылать нам пансионеров, а мне, при случае, достать уроки. Он обещал сделать всё возможное и я надеюсь, что он, правда, всё сделает.
У Штемпель мы встретили Шеффер, у которых вчера скончался отец. Жалко их!
Была у меня Валька М. и мы с ней после долгого времени поболтали по душам. Ей нелегко живётся: мать всё продолжает плакать и отравляет таким образом жизнь своим детям. Валя нуждается в любви, в ласке, а этого-то дома и нет. Мать только постоянно недовольна. Валя старается изо всех сил помочь ей, угодить и всё напрасно. Очень я рада, что мы теперь будем видеться с ней чаще. И ей, и мне это очень приятно: будем вместе читать, разговаривать, как это хорошо! Она подала прошение о зачислении её в городские учительницы, вот было бы хорошо, кабы ей это удалось. Вечер провели очень приятно: у нас были Ермоловы и Аня Поливанова, и мы много смеялись.
17 августа 1906 г. Четверг.
Утром ходили к Ермоловым: просили Соню скроить мне рукава. Маленький Миша собирался идти к З. на молебен, воображаю, как ему хотелось, и, в то же время, как он волновался. Нюлька пришла за нами к Ермоловым, и мы с ней ещё прогулялись; погода прохладная +10, то разъясняется, и тогда, очень приятно, то идёт дождь.
Были мы с мамой на кладбище: как раз светило солнышко и было замечательно хорошо, просто уходить не хотелось.
20 августа 1906 г. Воскресенье.
Утром мама ходила в банк и её там страшно задержали. В это время к нам пришла Над. Алекс. Быкова и со мной и с Леной посидела и поговорила, всё-таки она очень хорошая и я всегда с благодарностью о ней думаю.
Ходили мы с Леной на Покровку за разными покупками; погода прохладная +8, но, по крайней мере, нет дождя. В 4 часа принесли венок из живых цветов, который мама и Эря заказали по поручению дяди. Пришли Эря и Зина, что бы идти на кладбище, относить венок. Эря. Как только пришёл, взял меня за руку и увёл в нашу комнату, говоря. Что ему нужно мне сказать несколько слов. Дело в том, что я в воскресенье сказала Зине, что у меня лихорадка, и, что это я скрываю от мамы. Зина передала это Эре, и вот он начал мне говорить, что скрывать такую вещь совершенно невозможно, что это дело серьёзное, и нужно на него обратить серьёзное внимание. Он был со мной очень нежен, так что я прямо тронута. Он взял с меня обещание, что я непременно всё скажу маме. Ещё он сказал, что, по его мнению, мне необходимо ехать за границу. Когда я заикнулась о деньгах, он сказал, что это пустяки, что и дядя, и Саша, уезжая, просили дать им немедленно знать, если у меня опять, по примеру прошлых лет, начнётся лихорадка, что бы меня на их счёт отправить за границу. Милые мои, дорогие, как я им всем благодарна!
Потом я при маме померила, и было 37,3. Маму мне жалко и только поэтому, ведь, я и скрывала; опять ей забота. Я знаю, что она теперь ужасно беспокоится обо мне и это меня мучает. Мама тоже сказала, что мне необходимо ехать за границу и что она это как-нибудь устроит, но я, собственно, думаю, что из этого ничего не выйдет, мама побоится отпускать меня совсем одну, а компаньона найти очень трудно. Мне ехать, конечно, хочется, хотя я и знаю, что очень соскучусь о маме, Лене и Нюське; хочется увидать всё новое, интересное, отчасти хочется пожить самостоятельно, но я почти что уверена, что этому не бывать. Буду совершенно спокойно смотреть на вещи: пусть будет, что будет. Жалко только то, что теперь мне не позволят давать уроки, а просидеть так, без уроков. Всю зиму, будет для меня очень и очень скучно.
Вечер прошёл приятно, приезжал Паша Тарасов.
22 августа 1906 г. Вторник.
Решила жить так, как будто бы в виду нет никакой заграничной поездки: заниматься делом, то есть английским чтением, рисованием, быть может, даже, историей, физикой и французским языком; потом возьму на себя Алёшу Виноградова и буду с ним заниматься по вечерам. Если у него мало уроков, то буду заставлять его читать мне по-русски, а иногда по-немецки и по-французски.
Погода отвратительная: страшный ветер, дождь и холод.