Настроение сейчас - действительно, сивый бред, да?!

Если уж говорить о первом утре моего превращения, то слов будет немного.
Гораздо приятнее становиться другом друга своего врага, чем врагом врага своего друга.
Именно эту странную донельзя мысль я вынес для себя, когда проснулся. Естественно, я не сразу понял, что же конкретно случилось. Поскольку частенько меня «заносило» на такие фразы, смысл из которых не смог бы извлечь даже самый отъявленный философ, поэтому я не придал этой мыслишке особенного значения.
Если честно, то я совсем не помню, как я оделся и вышел тогда из дома. Чёрт его разберёт! Как я мог не заметить сразу, что квартира и местность, прилегающая к ней, не совсем знакомая? Но, как бы то ни было, выйти-то я вышел, и поплёлся по каким-то «давно знакомым» путям, даже не оглядываясь по сторонам. И лишь тогда понял всю аховость своего нынешнего положения.
Я был схвачен чьей-то тяжёлой ручищей за плечо. Уже было приготовился кинуть негодяю привычную отмазку: «Если бы были <деньги>, то я бы сейчас на маршрутке ехал!», но, к удивлению, язык не послушался и лишь уныло заворочался во рту, как прищемленный мышеловкой. А хлопнувший не стал дожидаться и явил себя, обойдя меня сбоку. Это был какой-то бритый бобриком пацан, одетый по последней моде дворовой шпаны и дымящий явно стрельнутым у кого-то дорогим табаком. Пацан был низкоросл и гадок лицом, и, глядя на его наглую харю (кстати, добродушно улыбающуюся), я понял, что и со мной что-то не то. И я впервые посмотрел на себя.
О, оказывается, что это было за зрелище! Те шмотки, напяленные мною дома, оказались (совершенно колдовским способом, а может, и нет!) стандартным гопницким прикидом (кофта-скрывающая-исколотые-вены, в народе именуемая «мастеркой», и изрядно измусоленные спортивные штаны-пузыри). Рост мой тоже здорово уменьшился (усушка или утруска?), и отныне во «мне» было от силы метр шестьдесят. Ничуть не стесняясь бритого пацана, пялившегося на нового «меня», как баран на старые ворота, я пощупал свою голову (или уже просто башку?). Шапка, которую надевал дома (а может, и не надевал, или не шапку!) теперь на ощупь напоминала жёсткую кепку-бейсболку. Нос, как оказалось, у нового моего тела, был мясистым, «картофельным», а за ухом торчала «сига».
Вот чертовщина-то! Я оторопел. Не, ведь тело сменить – это не манатки сбросить да новые нацепить. Это ну никак без Сатаны не обошлось! Ну, или колдуна.
Бритоголовый представитель шантрапы смачно выплюнул окурок, а вместе с ним на только-только начавший избавляться от снега асфальт полетел жёлтый проникотиненый харчок. Писклявым голосом он, наконец, изрёк:
- Жека! Здорово! Опять, что ли, по обкурке, бл*? Прикинь, нах, я тоже, блин, вчера курнул, а тебя – вон – ваще закумарило! Это ж я, бл*, Костян!
Надо было что-то делать. Говорить, что, мол, не местный и вижу в первый раз, не прокатит – шпане разве разъяснишь? Тут же объяснились и выкрутасы с языком – видимо, он так привык материться и поносить всех «умных», что просто не хотел говорить мою вежливую лексику. Но – действительно, у Жеки язык был толстоват, и, возможно, в его жировые складки намертво вросли некоторые, наиболее часто употребляемые, слова. Да и реакция тела на шпану у гопника другая, чем у «нтюлигента». Поэтому долго над ответом Костяну «Жека» в моём лице не стал. Наконец, как прорвало:
- О, блин, кореш! Ты, что ль? Ты чё там пургу гонишь – не табачил я, бл*, бабла на ганжубас нет! Вечером вчера тёлок-малолеток снял, а они, суки, свалили, я и оттрахать-то не успел, до усрачки задрочился в сортире! А-га-га-га!
Конечно же, это была естественная реакция организма Жеки на другана. Я было обрадовался, что не придётся вести диалоги с гопотой и можно просто жить в его теле, но реакция эта, безусловно, являлась обратимой. Толстый язык сумел вспомнить ещё лишь «Дай курить», а дальше пришлось отдуваться за гопника самому.
В первый раз я вытащил из-за уха сигаретину и, чтобы не нарваться на подозрения, принял у Костяна зажигалку, подкурил. А чего бояться? Тело-то не моё!
Пуская дым разбухшими, «негритянскими» губищами Жеки, я обдумывал дальнейший план действий. Почему-то уверенность, что скоро вернусь в свою привычную оболочку, не покидала меня ни на минуту. То, что мой дух вместе с разумом вселился в тело гопаря, уже было простым и понятным. Ну, с кем не бывает! Тем временем Костян, снова лихо сплюнув, спросил:
- Чё, в школу идём, или пошла она на х*й?
- Да ну её на фиг, не пойдём! – выдал я настоящий (остатки физического памяти Жекиного языка, видимо, не сохранили ничего, кроме пары простейших предложений).
- Ну, попёрли, чё-нить намутим!
(Интересно, о чём это он?).
И я, куря при помощи Жекиных лёгких и плюя его же слюной, двинул вслед за Костяном. Тот, видимо, был изрядным болтуном.
- Не, ну, бл*, какая наша классуха с*ка! Вчера меня за куревом засекла, так орала – п*здец! Мы там с Кристюхой смолили, она пивасик бухала, вот бл*! Классуха-то сволочь редкая, её родакам задумала звонить, у*би Аллах её душу!
- А что, если мы сейчас Кристьке на мобилу звякнем, скажем ей совет – на все обвинения классной трепать черепам, что пыхтел ты, а она только рядом стояла, пивко попивала?
Костян нахмурил свой прыщавый лоб, потом заржал, как гнедая.
- Го-го-го! Жека, а это, блин, идея! Я же, бл*, хулиган, отморозок, падла последняя! А она – типа правильная чикса, отличница! Типа, просто пошла пивца попробовать! Ну, а я, шпана эдакая, там табачу, бухаю! Го-го-го! То есть, летыс гоу!
Оказалось, что Кристинка жила в доме напротив. Костян, непрерывно гогоча и зачем-то потирая копытом паховую область, вытащил шикарный мобильник и начал жать на кнопки.
Я потряс Костяна за руку.
- А тебе не кажется, что она в школе? Отличница, комсомолка, красавица!
И внезапно понял, что чем-то себя выдал. Костян ощерился, скорчил морду – она внезапно превратилась во что-то очень знакомое!
На меня смотрела моя бывшая харя...