Написала рассказ, вот. Надеюсь понравится.
___________________________
Последнее дыхание
_________________

В девятнадцать часов двадцать три минуты, когда вечерние тени медленно выползают на остывающий тротуар, а небосвод полыхает прощальным багровым заревом, Юрген Гигер умирал на полу своей комнаты. Он лежал, скрючившись, подобно эмбриону в утробе матери, и слабо шевеля бледными скользкими пальцами, ждал.
Узкое пыльное окно не было зашторено, и его содрогающаяся фигура находилась прямо в прямоугольнике уходящего света. Он видел кусочек неба над своей головой, и оно казалось ему кроваво-красным. Небо пульсировало и переливалось багровыми искрами, а боль в голове, казалось, должна была расколоть череп.
Потрескавшиеся окровавленные губы слабо шевелились, словно пытаясь, что-то сказать, а пальцы продолжали перебирать по грязному полу, проводя в пыли тонкие прерывистые дорожки.
Таков его час смерти. Один, в грязи и собственном поту, он лежит под алым небом и уже почти не дышит от боли...
- Где же мои друзья? – хрипло произнес он, со слабой, но между тем ехидной улыбкой – Где женщина, которая меня любит? Где священник, который помолится за мою грешную душу? И где же, наконец, ты, Смерть?
Ответом служила неизменная тишина его темной, грязной комнатушки. И в этой грязной, захламленной лачуге, в которую солнце порой ленилось заглядывать, были только крысы и мокрицы, которые где-то ползали в стенах, шуршали своими лапками и ждали: когда же Юрген Гигер, наконец, умрет.
Время перестало существовать. Перед глазами продолжали вспыхивать красные фейерверки, а головная боль достигла своего апогея. Это и есть смерть? Когда все сигналы мира живых постепенно, по очереди отключаются? И у тебя остается только окно, который как последний прожектор на сцене твоей жизни... Пройдет секунда, и оно тоже погаснет.
У Гигера больше не было сознания. Лишь в последний миг он увидел на пороге знакомую фигуру, и улыбнулся сквозь кровавую пленку спокойно и опьянено.
- ты все-таки пришла...

«...Есть женщины, которые, как отравленное вино. Они сначала опьяняют тебя, одурманивают, окутывают своим сладко-горьким вкусом, а потом убивают. И самое главное, что ты улыбаешься, когда они отнимают твое последнее дыхание. Такие женщины всегда притягивают к себе взгляд. Ты не можешь оторваться, твой взор снова и снова возвращается к ней, как будто хочет испить ее до дна. А когда глядишь в глаза таким женщинам, то видишь вместо своего отражения переливающуюся смерть...

...Она появилась, как будто из ниоткуда. Словно вынырнула из темноты за моей спиной, совершенно бесшумно и мягко. Я чувствовал спиной ее немыслимую грацию, ее неслышное присутствие... чувствовал, как она стояла за креслом, и ее рука плавно скользнула сначала по его спинке, а потом перетекла на мое плечо.
Все что освещало мою темную комнату, был лишь серый свет, струящийся сквозь грязное узкое окошко напротив кресла. В его крошечном потоке, прямо передо мной тихо серебрилась в воздухе пыль. Я сидел недвижно, наслаждаясь присутствием моей гостьи, а она так и продолжала стоять за моей спиной, мягко поглаживая меня по плечу.
- Кто ты такая? – спросил я.
Мой голос звучал хрипло и надсадно.
Она слегка усмехнулась. Ее белая рука с точеными ноготками прекратила двигаться вдоль моего плеча, и скользнула на мою грудь.
- Мое имя Вильгельмина, - с некоей кротостью в голосе произнесла.
С этими словами рука, словно змея вкрадчиво обвилась вокруг моей шеи.
- Я буду звать тебя – Мина...

...Я не очень красивый. И у меня нет благородного сердца, доброго имени и большого состояния. Все что есть – это старая темная лачуга на краю города и имя.
И я, правда, не знаю, откуда она взялась. Мина пришла из какой-то темной потаенной пустоты, полная своего ослепительного великолепия. Она вошла в мою жизнь неслышной крадущейся кошачьей походкой, ничего не спрашивая и не объясняя. Когда я наблюдаю ее поступь, то мне кажется, будто по моей тесной лачуге бродит пантера. Черная, с гладкой шерстью, грациозная и опасная.
В моей жизни действительно нет ничего и никого, но Мина... это то, единственное, чем я, кажется, действительно обладаю. Она дает мне это понять своим ежедневным присутствием, своими цепкими руками, которые подобно веткам лианы, обвиваются вокруг моей шеи, и словно утягивают в какую-то глубокую, бездонную щель. Еще дальше от мира, в котором я живу. Еще глубже в тени.
Иногда я смотрю в зеркало, и вижу странную картину. Я сижу в своем глубоком кресле с высокой спинкой: бледный, даже желтоватый, с потрескавшимися нервными губами. Неухоженные черные пряди волос обрамляют мое худое лицо, и лихорадочные, воспаленные глаза напряженно взирают на меня сквозь стекла очков. Черная прямоугольная оправа слегка покосилась, а под глазами с каждым днем все отчетливее проступают глубокие фиолетовые полукружья.
А рядом со мной на подлокотник присела Мина. Невероятно ухоженная с тонкой, словно прозрачной белой кожей и немыслимо женственным точеным ртом. Левый уголок её губ всегда слегка приподнят в какой-то загадочной усмешке полной необъяснимой возвышенности и легкой высокомерности. Кошачьи глаза полыхают зеленью и с пленительным магнетизмом и с некоей непостижимой, вековой мудростью взирают на меня в зеркале. Её выточенный стан, как всегда скован длинным, узким черным платьем с высоким воротом. Правая рука, привычно скользит по моему плечу...
Мне кажется, что что-то не так в этой картине. Мне кажется, что все это неправильно: я и Мина. Она слишком хороша для меня. Она нечеловечески хороша. И всегда, все то время, что она рядом со мной, я задаюсь вопросом: что такая великолепная, божественная женщина делает рядом с этим рахитиком, больным заморышем Юргеном? Что ей от меня надо?
Мина мягко улыбается, а ее глаза будто бы читают мой извечный вопрос в нашем отражении. И с подавляющей мудростью она словно отвечает мне своим ядовито-зеленым взором... «Я буду с тобой, Юрген».
- Мина, ты моя? – спрашиваю я.
Ее губы дрогнули в изящной, немного коварной улыбке.
- До последнего дыхания...

...Она действительно как будто вынырнула из древней, вечной тьмы. Той самой тьмы, в которой зародилась вся жизнь и в которой она сгинет. В Мине воплощено некое потаенное сакральное таинство жизни (или ее конец?). Весь ее облик, вся ее непостижимая загадка ненавязчиво сообщают, что она принадлежит какой-то другой стороне мира, скрытой и темной.
Впервые я увидел ее поздней ночью у моста. Я шел по улице, а она стояла на другой стороне между каменных львов. Помню странное, давящее ощущение, что мне надо повернуть голову. Надо взглянуть чему-то в лицо. И я посмотрел. Мина просто стояла и глядела на меня в упор со своей таинственной усмешкой. В свете ночных огней, в хаотичном мелькании проезжающих между нами машин, я почувствовал, что просто никогда не забуду эту женщину, полную непостижимой божественной глубины. Подол ее простого черного платья развевался на ветру. Рыжие волосы с красноватым отливом были заколоты сзади, и лишь несколько вьющихся длинных прядей блестящими кольцами лежали на ее левом плече.
Сквозь длинную косую челку меня резанула режущая ослепительная зелень ее глаз. Она была подобна остро заточенному лезвию, которое ласково щекочет твою шею, изучает... Бесконечно изучает...
Я не знал, что предпринять. Непонятная медлительность охватила меня. Хотелось впиться в ее лицо взглядом, и никогда от него не отрываться. Непонятный, зловещий дурман исходил от незнакомки, и уже отравил воздух.
Не знаю, сколько продолжалось бы наше безмолвное знакомство. Ветер развевал наши волосы и с безжалостностью хлестал по лицам... А мы с ней застыли вне времени. Но вот таинственная незнакомка, словно удостоверившись в чем-то, слегка кивнула головой: то ли в знак приветствия, то ли подтверждая какие-то свои мысли...
Ее глаза по-кошачьи мигнули мне, и в следующий миг ее уже просто не было.
А через два дня она пришла ко мне сама. Я не звал ее и не ждал, хотя мои мысли за этот небольшой промежуток времени возвращались к ней, как по заколдованному кругу...

...- Итак, я буду звать тебя Миной.
- Хорошо, - спокойно сказала она.
Её рука сжала мою влажную холодную ладонь, лежащую на подлокотнике. В этот миг, мне вдруг показалось, что так будет всегда. Всегда за моей спиной будет стоять преданная Мина, она всегда будет со мной...

... Поначалу ее присутствие вызывало у меня недоумение. Действительно, что ей надо? Я влачу свое одинокое неслышное существование в своих темных стенах. У меня нет ровным счетом ничего, что она могла бы использовать. Даже меня нельзя использовать, потому что я абсолютно бесполезен.
Я чувствовал странное клокочущее смущение. Мне было стыдно за грязь в комнате, за затхлый запах, за свой невзрачный вид...
Но Мина, как будто не замечала всего этого. Её внимание постоянно было приковано ко мне. Она проводила дни напролет рядом со мной, и казалось, что она абсолютно поглощена мною. На деле же это я был растворен в ней.
Растворен, очарован... Я глядел на нее с непонятной примесью ужаса и всепожирающего обожания. А она лишь, как всегда, загадочно улыбалась, обволакивая меня собою...
Она со мной с раннего утра до поздней ночи. Лишь, когда я уже засыпаю, Мина, как всегда ласково касается моего лица своей ладонью, и мир тонет в темных разводах. Я погружаюсь в дрему, зная, что она сидит рядом со мной, и зачем-то смотрит на мой беспокойный сон. И я всегда чувствую, что через некоторое время она просто растворится с ночными тенями, расползется по углам черными полосами.
Я не знаю, куда она уходит. И не считаю, что вправе спрашивать об этом. В конце концов, утром она снова вернется. Она всегда возвращается ко мне...

- Я иногда думаю, что будет... если я проснусь и не увижу тебя рядом?
Тихий смех.
- значит, ты не проснешься.
- Это обнадеживает. С другой стороны в твоих словах всегда есть нечто большее, чем просто правда.
- что может быть значительнее правды? – зеленые глаза опять загадочно мигнули.
- Недосказанная правда. Ты постоянно не договариваешь. Ты постоянно мне лжешь.
- Ложь – это тоже в некотором роде вера. Смотря с какой стороны ты на это взглянешь.
- А с какой надо?
- С какой хочешь, - почти шепот.
- Ложь – это чужая правда.
- Да. Можно взглянуть и отсюда.
- Ложь не бывает без правды.
Еще одна констатация факта.
- Несомненно. Они как Солнце и Луна.
- Хотел бы я знать – легкий вздох – С какой стороны смотришь на правду ты?
- на чью правду?
- На свою.
- У меня нет правды.
Она смеется.
- Выходит, у тебя и лжи нет, Мина?
- И лжи нет, Юрген.
- Что же у тебя есть?
- Ты.
- Но я человек. А человек... это тоже своего рода правда, не знаю только чья.
Мина молчала, по–прежнему прибывая за моей спиной, и держа меня в кольце своих цепких, скользящих вокруг моей шеи и груди рук. Мне было все равно, что она ответит.
- Хорошо, - промолвила она через некоторое время – Значит, у меня теперь есть правда и обман в твоем лице.
Мне стало смешно в этот миг.
- Ты лгунья... Мина... Все-таки ты лгунья.
Очередной тихий смешок.
- Не думай об этом. Ни сейчас... никогда.

Забавно, но все то время, все те несколько недель, что она была рядом со мной, мы ни разу не были с ней близки. Время, наше с ней время, протекало или в бесконечных разговорах на отвлеченные темы или в общем молчании. Днем, я как обычно корпел над переводами, а она просто была рядом. Ее близость была невероятно ощутимой, даже если она была в другом конце комнаты и просто смотрела на меня из-под слегка опущенных век.
Вечера я проводил в своем кресле, а она неизменно усаживалась рядом: на подлокотник, иногда ко мне на колени, иногда просто на пол, изящно подобрав под себя ноги и разметав длинный подол своего платья вокруг. Я не просил ее ни о чем, а она и не собиралась выходить дальше привычных, скользящих объятий.
Иной раз, глядя на ее темно-бордовые, манящие губы, я ловил себя на мысли, что хотел бы в них яростно и дерзко впиться с всепоглощающей страстью или яростью... Мне так хотелось грубо схватить ее за подбородок и притянуть к себе... Или же я хотел подарить ей свою ласку, выразить ей всю свою признательность и благодарность за то, что она разбавляет мое хмурое одиночество, за то, что она зачем-то выбрала меня. Но я не умел быть нежным и не знал, как можно подарить ей свою любовь.
А она росла в моей душе с каждым новым днем. Я никогда не ожидал, что в мое угрюмое, тесное одиночество войдет кто-то. Кто-то, как Мина. Не ждал, что жизнь пошлет мне такой восхитительный дар. Я даже не хотел обладать Миной, нет... Всего лишь... знать, что она будет рядом со мной, пусть со своими непонятными для меня целями, но просто будет.

- Я стал сентиментальным.
- я знаю, - отвечала она.
Мы как всегда у окна, недвижные, вместе находимся в багровом оке полыхающего заката. Мина, как обычно за моей спиной - в полутьме, я - в огненном зареве.
- Что еще ты обо мне знаешь?
- все, - ее руки ласково касаются моей шеи – Я знаю твои мысли, Юрген. Знаю твои страхи. Знаю твое сердце, – ее рука при этих словах сжимает ткань рубашки прямо над ним – Ты можешь закрываться от меня, можешь молчать. Я все равно вижу твои помыслы и чувства. Они буквально лежат на моей ладони и распускаются подобно цветам под моим всевидящим взором.
- И тебе не скучно тратить на меня время?
- нисколько.
- Но я не знаю о тебе ничего. Кто ты, откуда пришла, зачем тебе нужен одинокий, больной переводчик...
- Если бы я могла тебе что-то рассказать, я бы не молчала.
- Расскажи мне что угодно. О своем детстве, родителях, кулинарных предпочтениях...
- Зачем?
- Я хочу быть к тебе ближе.
- Я и так рядом с тобой.
- Объясни мне: зачем ты выбрала меня? Поверь, ты причиняешь мне много боли тем, что, не смотря на все твои обещания, на все твои объятия – ты далека от меня. Ты привязала меня к себе, я беззащитен перед тобой... Не видишь? Ты все видишь. Так ударь же меня, сделай мне еще больнее. Может, так я смогу понять тебя.
Я бормотал еще что-то бессвязное, чувствуя, как силы меня покидают. Мина ничего не говорила, обнимая меня, как глупое несмышленое дитя.
Горечь клокотала в моем горле. Я видел рядом с собой эти коварные пленительные губы, которые что-то успокаивающе шептали, чувствовал, как ее руки гладят меня по голове и лицу... И понимал, что она меня не любит. Нет. Почему я? С какой целью? Я же просто человек...

И вот однажды настал день без нее. Я проснулся и понял, что Мины нет. Ее нет в этой комнате, нет в этом доме, нет в этом мире. Она пришла из ниоткуда, туда же и ушла. Мина растворилась в вековой тьме, и ничего не напоминало о том, что она когда-то была здесь.
Я лежал на своей кровати, с ошеломлением понимая, что это случилось...
- ты все-таки ушла... - посеревшим голосом произнес я в пустоту своей комнаты, чувствуя, как медленно начинает отцветать моя жизнь.
Как будто что-то раскололось в моей голове. Впервые я понял с каким-то ожесточением и оголенной ясностью: я одинок. Я всегда был и есть одинок. Раньше, я это знал, но не осознавал так остро, как в тот первый день без Мины... И от этого знания кровь остывала в венах, замерзал кусочками льда пульс, и в глазах стремительно начинало темнеть.
Я вспоминал все, что было, и во мне загоралось горькое осознание: я ведь знал! Знал, что когда-нибудь она уйдет и не оставит после себя ничего, кроме рассеивающейся пустоты. И не будет ни объяснений, ни извинений, ни ее лживых обещаний.

Мое слабое здоровье окончательно разладилось после ее ухода. Как будто с Миной ушла вся жизненная сила, которая худо-бедно питала меня все тридцать лет моей жизни.
Первая неделя без нее прошла в чудовищной ломке. Я как наркоман жаждал ее глаз, ее порхающих рук и струящегося вкрадчивого голоса. Она вставала передо мной каждую секунду, как в тот самый первый день на мосту: слегка наклонив голову, прекрасная, бледная, зловещая, в длинном черном платье с волочащимся позади подолом.
Кусая в кровь губы в немом отчаянии, я искал ее, бредя по улицам города шатающейся от слабости походкой. Мир весь расплывался, очки соскальзывали с носа, а вокруг была лишь серая клубящаяся пыль.
И я возвращался назад: в затхлый мрак своей каморки, но не находил ее там.
- Где же ты сейчас? – постоянно повторял я, и думал со своей недавно обретенной сентиментальностью обо всем том, что не сказал ей.
Впрочем, зачем?
- ты и так все знаешь, не так ли?

А дальше я постепенно свыкся с мыслью, что Мины больше нет, хотя ее дух как будто вращался во мне, заставляя меня разговаривать с пустотой, и вновь и вновь возвращаться к воспоминаниям.
Время как всегда текло своим размеренным чередом. Привычно тикали часы, задавая ритм моему одиночеству, и я переводил бесконечные тексты. С каждым днем моя слабость росла, а за ней последовали непонятные головные боли. И, проснувшись однажды, я понял, что не могу больше подняться с постели.
И я был рад, что скоро все закончится. Закончится, потому что ко мне никто не придет. Закончится, потому что обо мне никто не знает. И я хотел только поблагодарить того, кто послал мне когда-то Мину. За то, что под конец, солнце жизни на какой-то момент светило мне.

...Я уже ничего не соображаю. И все равно с ослиным упрямством соскальзываю со своей кровати, и ползу по полу к столу, чтобы записать в дневник что-то, что смутно вертится в моей голове. Наверное, я жду, что Мина все-таки вернется и прочитает...

...
...У Гигера больше не было сознания. Лишь в последний миг он увидел на пороге знакомую фигуру, и улыбнулся сквозь кровавую пленку спокойно и опьянено.
- ты все-таки пришла...

Я открыл глаза и понял, что еще не конец. И сейчас я лежу в своей кровати, а агония на полу, очевидно, не была последней. Но не это главное. Даже скорый липкий час моей смерти уже не важен... Мина вернулась.
Она сидела на краю моей постели, наклонившись надо мной, и изучая меня с какой-то меланхоличной улыбкой.
- мой бедный, бедный Юрген...
- где ты была? – с трудом произнес я.
- Я должна была покинуть тебя на время. Прости меня. Прости меня, Юрген.
- Я не в обиде. Только будь со мной до конца.
- Да. Я буду.
Снова тиканье часов. Почему-то отчетливее, чем обычно.
- ты ждешь смерти...
Я прикрыл глаза, чувствуя блаженное спокойствие внутри.
- А она уже рядом с тобой, - просто продолжала Мина – Сидит на твоей постели... И говорит с тобой. Сейчас.
Пусть она продолжает.
- ты хотел правды, Юрген, - она подвинулась ко мне ближе, и мы соприкоснулись лбами - так вот правда в том, что меня нет. Я не существую. Я лишь тень, которая отнимает у людей их последнее дыхание.
Ее голос то тихо шептал, то наращивал силу... А я слушал с умиротворенным безразличием.
- Я прихожу к вам без зова, без объяснений. Я врываюсь в вашу жизнь, и выпиваю ее до дна. А когда в груди теплится лишь последняя искра, я открываю все карты и отбираю ее. Мне нужно лишь твое последнее дыхание, Юрген. Ради него я пришла к тебе. Ради него я высушила твою жизнь. И теперь, когда пришла пора его забрать, я это сделаю.
Мина, я люблю тебя. Ты же знаешь...
- да, знаю. Ты влюбился в тень Смерти, мой милый Юрген.
Мне плевать, Мина... Прочти мои мысли еще раз. Прошу тебя.
- Почему же я? – прохрипел мой голос.
- Я тебя просто выбрала.
- Чем я приглянулся?
Она тихо засмеялась, и ее дыхание нежно коснулось моего лица.
- пусть это будет моей последней тайной.
- Мне, правда, все равно. И я рад, что приму смерть от тебя. Знаешь... я как-то подумал, что жизнь можно доверить только смерти. А смерть принять от рук любимого человека. Кто еще сможет это сделать с любовью?
Мина тонко улыбнулась и прошептала:
- Прощай, Юрген. Теперь действительно прощай.
Наши губы мягко соприкоснулись, и я почувствовал, как что-то, что еще тлело во мне, стремительно взвилось куда-то вверх, и ослепительно сверкнуло между нами. Вспомнился наш первый разговор...

- Мина, ты моя?
- до последнего дыхания...

...Есть женщины, которые, как отравленное вино. Они сначала опьяняют тебя, одурманивают, окутывают своим сладко-горьким вкусом, а потом убивают. И самое главное, что ты улыбаешься, когда они отнимают твое последнее дыхание...»

03.03.07