Пусть будет Павлик. Милый неуклюжий мальчик с пухлыми щеками в ужасных очках, но с книжкой. С книжкой за столом, с книжкой под одеялом, с книжкой в ванне. Забитый, кинутый во дворе, вечно обсмеянный грубыми блядеподобными девочками. Мама хотела танцы, папа – борьбу, мужское занятие. Танцы победили. Паша натягивал на толстые ноги шерстяные рейтузы и занимался, занимался, занимался у балетного станка. Из неуклюжего гадкого утенка он превратился в настоящего лебедя. Галантный, красивый Паша, женщины всех возрастов млели от него. Позвольте вашу ручку, разумеется, провожу до дома, не изволите отведать хорошего вина. А как танцевал: каждая чувствовала себя королевой на «домашних стеночных» вечеринках. И ни одна не была с ним по-настоящему.
Его отец и не узнал бы, если бы Павлуша, его мальчик, сам не признался в том, что было «несчастьем, позором и клеймом». Что обернулось больным сердцем седого отца. Временным скитанием Паши по притонам, съемным квартирам и в то же время его счастьем. Никогда, по признанию матери, он не был так счастлив, как в тот момент, когда мог не скрывать своей любви к другому мальчику. Он и разбился, наверное, с улыбкой, влезая с букетом цветов в окно любимого с шаткой пожарной лестницы. Но отец все равно не смог смириться, простить и продолжал говорить, что его сын погиб в Афганистане, как выдумал тогда, выгнав Пашу из дома.