Ждала золотого рассвета;
молодильными яблоками рассыпалась по травке-муравке, перекатывалась с места на место, в поисках своей дороги;
живой водой сквозь трещину в скале протекала – искала выход, нашла, и тяжелыми каплями на лицо Ивану-Царевичу, слезы изображая, жизнью второй героя одаривала;
рыбкой золотой на берег вместе с волнами выходила, «Чего тебе надобно старче?» спрашивала, желания исполняла, словно и вправду умела;
серым волком бежала, за Сивкой-Буркой, не унесли ли его гуси-лебеди? А коли так, то до ближайшей речки: «Молочная река, кисельные берега, спрячь меня!» А ты попей моего киселику на молоке. «Вот еще, у моего батюшки и сливочки-то не едятся». Нехорошо, а тут и Баба-Яга уж догоняет, гусей-лебедей понукает, мол не упустите добычу…
Колобком по дороге катилась, песенку простую распевала всем, мол и от зайца я ушел, и от волка, и от медведя. Да только от лисы не уйти, ох, хитра кума, любого обманет, на то она и лиса;
Царевной-Лягушкой по болотом скок-скок, царевича своего ждала, стрелу ловила, да только не летали над болотом тем стрелы золотые, и попадались в руки ей одни деревянные да сломанные, и в истерике выбрасывала она их подальше, мол, не мое, не я поймала, а пришедшим Иванам притворялась простой лягушкою,
сказочница хуева.