_{Ведьмино счастье —
Не верить фразам,
Не знать отказа
И середин.
Ведьмино счастье —
Забывший разум,
Упавший наземь
Ещё один…
Ведьмино счастье —
Сорвать засовы,
Разбить оковы,
Поймать прибой!
Ведьмино счастье…
Ты слышишь, снова
Подруги – совы
Зовут с собой?!
Ведьмино счастье —
Кровавым пиром,
Глазницам — дырам
Огнём гореть!
Ведьмино счастье —
Любить вампира
И целым миром
Одной владеть!}

Ты живешь в страшном мире девочка, страшном и удивительном, здесь обычный школьник насмехается над учительницей биологии, цитируя строки из хеттских мифов. И, если древнее древо Иггдрасиль было пропитано медом от кроны до корней, и именно оно звалось натуральным, то зачем это все - пестики, тычинки...

"Разве можно верить тому, что видишь, когда даже дети знают, что вещи строят нам рожи, стоит только от них отвернуться"

Разве можно верить женщине, которая сама как заколдованная вещь, хрупкая шкатулка из японского фарфора, то и дело, оборачивающаяся ящиком Пандоры. Сколько невинно замученных ее тонкими белыми пальцами лежит под можжевеловым кустом, в мнимой могиле, выдуманной ведьмы? Скольких еще ты готов ей простить лишь бы она не отворачивалась от тебя, писала для тебя, совершала свои злодеяния лишь бы ты прочел. Ты существуешь ровно пока кто-то знает о том, что ты есть.

"Почему я пишу о прошлом в третьем лице , о настоящем - в первом лице, а о будущем совсем не пишу. Аотому что прошлое и настоящее это литература, жалкая тайна состоявшегося вымысла, и я пишу о своем персонаже как положено с прохладным отчуждением или жарким приближением"


Саша сонли пишет свой травник, копирует его же в дневник, перевирая свою и чужие судьбы. Путает явь и навь, намеренно, накладывая одно на другое. Несчастный смотритель Дрессер восстает из могилы, чтобы тут же в нее и кануть, только теперь уже от руки Саши, это бледной ирландки с русской кровью. Той, у которой совсем не осталось слов чтобы их говорить, но очень много накопилось тех, которые можно писать. Бегут по желтым страницам галочки и закорючки, превращая самое настоящее несбывшееся, в свое игрушечное прошлое. К трем головам дракона "Время" приросла четвертая, и имя ей Sometimes, она же, кстати и сожрала в последствии Past с Perfect-ом даже Future не пожалела.

"Имя и походка, это все, что остается в памяти, люди годами мучаются, чтобы стать похожими на свои имена"

А кто-то наоборот всю свою жизнь пытается стереть связь между собой и именем, выдумывая самый невероятные пути отхода, даже, если для этого нужно ослепнуть на один глаз, уехать в другой город и подружиться с ведьмой, которая к слову, тоже не особо жалует свое имя. Да, и вообще, не разговаривает.

А если без патетики, если проснуться и сдернуть с себя тяжелую пелену прозы Лены, то... оказывается, что Элтанг это такая отдушина для повзрослевших Фраевцев, почитателей Алисы, чей бедный кролик до сих пор пьет чай, робко прикрывая лапкой, плешки на изрядно потрепанной шкурке.
Убираем всякую философию и прочую метафизику, ведьму мы зовем ведьмой, а Судьба вообще не вмешивается в ход нашего повествования. Незачем пичкать этим, тех, кто еще в 15 лет затолкал в себя столько подобной каши, что как из ушей не полезло, удивительно. Застряло где-то там в голове, и до сих пор переваривается, медленно медленно. Так, что не будем учить ученого, а то рассердится и будет тыкать вам в нос черно-оранжевым томиком, мол, вот - тут уже давно все написано, зачем вы повторяетесь барышня. Зато побольше кельтской, скифской, ирландской мифологий, волшебство тоже повзрослело и стало более эрудированным и начитанным.Вера в Буку под кроватью переросла сама себя и повзрослела в миф о камне Лиа Фаль, который вскрикивает как только на него садится тот, кому суждено править Ирландией. Так наши детские штанишки выросли и превратились в строгие брюки и юбки с разрезами.

Обычно я читаю в параллель две книги - одну с бумаги, а вторую с айпада, когда нет возможности включить свет, но тут у меня случился полнейший облом. Проза Элтанг настолько объемна, что проглатывает тебя целиком, не поперхнувшись. Ее слог и манера письма напомнили мне слегка подтаявшее монпансье, если горсть таких конфеток положить в рот, то там уже не останется места ни для чего больше, а язык прилипнет к небу невыносимой сладостью. К чести писательницы, у нее хоть и вязко, но совсем не приторно. Почему-то на языке все время крутится какое-то смутное сравнение с гладкими речными камушками, отточеными и отполированными до блеска голышами, но... я все не знаю как облечь в слова это смутное ощущение и к чему его приплести, поэтому пусть остается так. Чего уж там теперь. Травник выкопан, все жертвы принесены, немые прозрели и мир и благоденствие наступил в кленах, только пол от крови осталось отмыть...

_{( в последнем абзаце автор кривит душой. Белянин мне шел очень даже в охоточку с его Мечом, балаганной фантастикой и прочими развлечениями, но на что-то более вдумчивое меня и правда не хватило)}