Я вообще люблю Веллера. Эта вещь - смешнючая до не могу! Читается на одном дыхании, как и все у Мих. Иосифовича. Голосую за эту книгу двумя рукми.

Романы Дмитрия Быкова не просто книги, это скорее – своеобразные головоломки, игры для разума, когда все время пытаешься узнать, кого или что скрыл автор за конкретным образом или событием. Быков пишет, как говорят, на грани фола, отчаянно йорничая и хохмя, а затем мгновенно переходит на вещи даже не просто грустные, а ужасные. Вот такой своеобразный литературный Душ Шарко. Роман «Орфография» - это в полной мере пародия, памфлет, сатира и любовный роман. Кому что по нраву. Действие происходит зимой 1918, когда большевиками была проведена реформа орфографии. Однако писатель идет намного дальше, расширяя конкретное историческое событие и превращая его в сплошной абсурд: полную отмену правописания. Но бред способен породить лишь только еще больший бред. И, к сожалению, такая болезнь оказывается намного опаснее любой инфекции, потому что превращает людей, даже достаточно талантливых и умных в странных существ, способных на что угодно ради того, чтобы выжить. А время неумолимо требует именно не жить, а выживать, выцарапывая и выгрызая свое законное право дышать и видеть, не говоря уже о чем-то большем, наподобие творчества. Писать и творить может в таких условиях разве что безумный, или тот, кто просто таким притворяется. Взять хотя бы того же Блока или Грина, которого Быков в романе называет Грэм. Вообще, читая роман Дмитрия Бикова, очень интересно угадывать за персонажами конкретные истрические лица: наркома Луначарского, Маяковского, Горького, Алексея Толстого. И вдруг среди них возникает уже совсем, казалось бы, нездешний персонаж – некто Клингенимайер, за которым очень легко угадать гофмановського Дроссельмайера. Но не спешите удивленно пожимать плечами: эта фигура здесь совсем не случайная, потому что если есть крысы, должен быть тот, кто способен им противостоять. А когда наступает время неопределенности, невыразительности, неразвитости, серости - крыс, всегда наплывает большое количество. Когда же они собираются в стаи, а тем более перевоплощаются в правящий класс, то наступает большое горе для всех, кто оказывается в стране. Почему-то мне вспомнилось булгаковське « Собачье сердце», кстати, безусловно, определенные параллели у Быкова с этой повестью тоже есть. Помните швондеровсое : « Кажется, вы, профессор, не любите пролетариат»? Да, судя по роману. «Орфография» Дмитрий Биков этот пролетариат терпеть не может. А, собственный говоря, знает ли кто-то что оно такое этот самый пролетарий? Даже известный нарком просвещения, чтобы отыскать где прячется это создание, которому Маркс приказал соединяться, отправляется за советом к другому не менее славному персонажу истории по фамилии Бронштейн. И получает ответ идти туда, где кум теля пасет и где кума лен трет. Вот он и идет… открывать. памятник Шарлю де Костеру, о котором, цитирую « большая часть пролетарской аудитории, собравшейся на закладку памятника заключила, что Костер – нечто вроде псевдонима, взятого пламенным борцом за народное дело. Поскольку в речи Чарнолуского, растянувшейся, по обыкновению, на три четверти часа, постоянно упоминался какой-то пепел класса (очевидно, пролетарского), слушатели пришли к выводу, что буржуазия вместе с поповщиной бросила своего злейшего врага в костер: ты, мол, так прозывался, так ты же теперь и горы». Единственным светлым пятном, здоровой почвой в сплошном болоте и плесени кажется так называемая Елагинская коммуна, куда отселили выдающихся лингвистов вроде бы для разработки новой, революционной грамоты, а в действительности, чтобы не слонялись под ногами и не мешали. Раньше бы написали, что это роман о нелегкой судьбе интеллигенции. Я скажу, что это роман о полном уничтожении интеллигенции. Не суть важно где и когда это происходит, в 1918, 19991 или 2000 году, в Петербурге, Москве, Крыму, или на Марсе.. Читай то роман « Орфография» и все сами поймете. [200x320]